– Кстати, куда мы сегодня направляемся? – спросил Александр.
– Приглашаю тебя к Лорику, – ответил Джи с легкой улыбкой.
На лице Александра отразился восторг. Он выхватил из своей сумки бутылку портвейна и швырнул ее вниз на перрон.
– Зиг хайль! – громко прокричал он. – Это мой дар богу Дионису! – и экзальтированно выбросил вперед правую руку.
Бутылка разбилась о гранитный пол прямо перед элегантной парочкой, обдав их дорогие меха алой волной портвейна. В моей груди похолодело, восторг исчез ~ не хотелось оказаться в милиции. Джи, не оборачиваясь, слегка ускорил шаг. Среди поднявшейся суматохи и гневных криков никто на нас не обратил внимания.
– Господи, сколько же сегодня гостей! – воскликнула Лорик, открыв дверь на мой звонок, и я увидел, что в ее квартире уже собралась большая и шумная компания.
– Вам, дорогой Мэтр, я очень рада, – улыбнулась она Джи, – мне как раз хотелось вас увидеть… А ты, небось, опять слинял с поисков работы и побежал к своему любимому Мастеру спасаться? – недовольно обратилась она ко мне.
Я достал из кармана рубль:
– Сегодня на Белорусском вокзале я честным образом его заработал.
– Ну, брат, это не заработок – я в твои годы раскручивалась на несколько порядков быстрее. Но раз ты не выполнил задания, то я не буду больше продвигать тебя по христианской линии, посылать в церковь проходить очищение.
– Слушаю и повинуюсь, – обрадовался я, так как всеми путями избегал прохождения Работы в Белом – алхимической стадии Альбедо.
Мы с трудом уместились за стареньким шатающимся столиком, который Лорик поставила посреди комнаты, и, достав водку – морской чай, – стали беседовать о путях, ведущих к Господу Внезапно Юрашка загадочно поманил меня в коридор.
– Посмотри на мою добычу, – помахивая саблей, заявил он, – я тщательно проверил все сумки и карманы. Здесь паспорта и кошельки всех мелких эзотериков.
Я отобрал у него трофеи поголовного обыска и вернул обрадованным хозяевам.
Тем временем Лорик рассказывала о судьбе русских эмигрантов:
– Часть московских художников уехала из России, ибо здесь их не ценили официальные круги, не давали выставляться и не платили деньги. А за рубежом их выставляли, говоря, что они гении, высокие люди, не понятые в России, но признанные на Диком Западе. Правда, у каждого художника была в Москве мастерская, масса поклонников и учеников, в общем – жили они неплохо. Попав в цивилизованную Европу, они сразу обратились к владельцам галерей и выставочных залов и прочим почитателям, потребовав бабок и признания. Но им ответили: "Дорогие ребятки, у нас художники пишут картины после работы, а деньги делают на другом. Идите и продайте картины сами, если сумеете". И с тех пор московские художники сидят в луже. Один спился, другой сширялся, третий попал в Гарлем, а кого просто подожгли, но кому-то и повезло. А в основном это неудачники, которые, напившись, затягивают одну и ту же песню:
"А я в Россию домой хочу, я так давно не видел маму".
Доктора химических наук теперь моют окна американских небоскребов и рады, что еще хорошо устроились. Только теперь они поняли, что Россия – самое благоприятное место для духовного роста на Земле. А на Западе ценятся только денежки. Пока нет у тебя деньжат, ну, скажем, сотни тысяч долларов, ты не войдешь в интересные круги, а будешь заседать в Гарлеме среди черных – либо чуть-чуть повыше. А на твою хорошую душу обратят внимание, если из кармана пиджака будут вываливаться пачки долларов. И остались наивные мамасики у разбитого корыта, и каждое утро приходят к морю и зовут золотую рыбку… Говорила я им: "Напрасно вы бежите на Запад, надо в России совершать культурную революцию".
Я сходил в магазин и купил несколько бутылок "Лидии", приятного молдавского вина, чтобы поддержать огонь в глазах присутствующих.
– Не могла бы ты, Лорик, рассказать поучительную историю из твоей юности, как образец талантливого сталкинга? – попросил Джи.
– В молодости меня за революционный дух прозвали Гаврошем, – начала она. – В восемнадцать лет я случайно познакомилась с французским представителем крупной телевизионной фирмы. Француз был без пяти минут миллионером, ему шел шестидесятый год. Он без ума влюбился в меня и захотел взять в жены, чтобы увезти во Францию и устроить красивую жизнь. Я наплела ему, что родителей у меня нет, ибо они расстреляны в тридцать седьмом году, что росла я в детдоме, поэтому бумаг, удостоверяющих личность, у меня не имеется, и власти вряд ли их выдадут. Но француз распадался от любви и хотел добиться своего. Когда он обратился к нашим властям по поводу женитьбы, то менты вызвали меня и говорят:
"Тебе что, наших мужиков мало, и ты теперь на французских бросаешься? Сиди в России и не рыпайся, а то мы тебя посадим".
Мне пришлось скрыться на три месяца во французском посольстве, где я воспитывала двух девочек-близнят у супругов-дипломатов.
Французу я сказала, что быть его женой боюсь, так как в Европе человек считается совершеннолетним с двадцати одного года, и что он еще вдобавок может продать меня своему начальнику. У француза были две дочери постарше меня, и я предложила ему удочерить меня в качестве третьей. Дурак француз согласился и стал носиться с этой идеей по Москве, консультироваться у юристов. Вскоре его вызвали во Францию – там он собирался уладить дела по удочерению невесты.
А я тем временем познакомилась с молодым обаятельным дипломатом из Греции. Во французское посольство менты войти не могли, а тех, что стоят у входа, подкупили, и я могла спокойно с французами выезжать в город на прогулки. Однажды гречонок предложил мне уехать в Пицунду на дипломатической машине. Я, недолго думая, согласилась. Провела с ним на море медовый месяц и осталась отдыхать дальше, проводив дипломата в Грецию.
А вы, нынешние эзотерики, – сказала она, внимательно обведя нас глазами, – даже в магазин боитесь сгонять за водкой.
Истории Лорика вводили меня в шок: я восхищался ее стал-кингом, но этот уровень был для меня недоступен.
Джи вышел прогуляться на улицу, а я увязался за ним.
– Ну, братушка, как ты поживаешь? – поинтересовался он.
– Нелегко мне обучаться у Лорика, – признался я. – Из души иногда поднимается такая тяжесть, что и жить неохота.
– Это испарения твоих собственных авгиевых конюшен, – заметил Джи. – Дело в том, что в тебе есть атмосферически плотные места, мешающие идти к Просветлению, и именно над этими тугоплавкими частями и надо работать. Я надеюсь, что по мере возрастания твоя рабочая группа постепенно завоюет эти хаотические пространства, увеличив за их счет свою мощь. Проблема в том, каким образом включить в эту работу весь твой состав. Хотя у тебя, как и у каждого человека, есть свой индивидуальный Путь.
В фильме "Горец" ясно показано, как каждая победа над демоническим существом продлевает жизнь. Побежденный отдает свою силу победителю, делая его неуязвимым.
В этом состоит секрет получения дополнительных энергетических возможностей на Пути. Ибо хилые интеллигентные "я" не в состоянии долго продержаться на Корабле Дураков – они начинают выдыхаться, терять смысл и умирать. Такие адепты быстро сбегают на сушу копаться в свалке интеллектуальных отбросов, тщательно оберегая свое сэлф-пити от агностического разрушения…
Мы шли неторопливо, снег поскрипывал под ногами.
– В Ордене человек учится владеть своей грубой и тонкой энергией, – продолжал Джи. – Эта ситуация прекрасно показана на картине одиннадцатого Аркана силы: изящная дама на тонком поводке прогуливает доисторического ящера, в котором сосредоточена вся ее пробивная мощь. Дама несет в себе герметическую тонкость восприятия тайных космических знаний. В этой символической картине отображено Алхимическое Делание – отделение в своей душе тонкого духовного начала от грубой звериной силы, которая, тем не менее, тоже присутствует. Необходимо всю свою темную силу поставить под полный контроль высшего "Я". Но секрет в том, что тонкая дама неотделима от своего ящера, который является ее энергетическим запасом. Он позволяет изысканной даме добиться поставленной цели и выполнить свою миссию. Если тонкую даму изолировать от ее энергетического источника, то она тут же погибнет в пылу битвы – ее растопчут на поле брани солдаты инферны.
На уровне подсознания люди часто обмениваются своими демоническими существами. Зная об этом, каждый день следует очищать душу от отрицательных влияний. Это лучше делать с молитвой в уединенном месте силы, прибегая к помощи кропотливой дневниковой работы.
Когда мы вернулись к Лорику, я с порога услышал ее голос:
– В московском андеграунде четыре апостола: Адмирал, Джи, Мамлеев и Лорик.
– А что вы можете сказать об Али, одном из моих учителей?
