Когда мы вышли на улицу, Джи сказал:
– Метод социальных провалов – дзенский способ Просветления. Он мгновенно смещает восприятие, обнажая искрящуюся монаду в ее первозданном сиянии. В фильме прекрасно показано, что надо не только строить домик на земле, но и помнить о стремлении к Абсолюту.
Для некоторых учеников вертикаль может открыться только через полное разрушение построенных горизонтальных надежд. В древних посвятительных мистериях это достигалось через прохождение учеником коридора смерти, в котором земные ценности теряли всякое значение. Ученик должен понять тщету горизонтальной жизни, и только после этого он способен направить все свои усилия на поиски Божественной сущности. Но, чтобы произошло переключение, он должен находиться в поле влияния своего Мастера.
В наше время проход в Зазеркалье легче осуществить единой группой, ибо на нее может быть подана энергия Луча из Космоса.
Через два часа мы подходили к небольшому бревенчатому домику, симпатично стоявшему на лесной лужайке среди голубых сугробов и заснеженных деревьев.
Жигалов был высоким молодым человеком в клетчатой фланелевой рубахе с закатанными рукавами и джинсах, заправленных в обрезанные валенки. Он, напоминая мне отважного сельдерея, деловито растапливал печь сосновыми щепками. Его жена похожа была на увядающую мимозу, в которую Создатель не успел вдохнуть жизнь. Она выглядела надменной и холодноватой; из-под ее опущенных ресниц струилась явная неприязнь к моему появлению.
– Это мой новый денщик, – сообщил Джи, в ответ на вопросительные взгляды, брошенные в мою сторону.
– Ну, присаживайтесь попить чайку. В такой холод приятно посидеть у горячей печи. А чем занимается ваш денщик? – спросил хозяин дома, внимательно рассматривая мое неприступное лицо.
– Я направляюсь к Абсолюту, – многозначительно заявил я.
– И ты уверен, что достигнешь Его? – усмехнулся он.
– А мне неважно, достигну или нет, главное – что я иду в Его сторону.
– А ты уверен, что идешь? – надменно спросила жена, похожая на мимозу.
– Идет Мастер, а я лишь следую за ним.
– И ты ему еще доверяешь? – коварно спросила она.
– Намного больше, чем вам, – парировал я.
– Моя жена освоила новое ремесло, – примирительно сказал Жигалов, – она ткет мистические гобелены на темы своих видений.
– Очень интересно, – сказал Джи, – не покажете ли вы нам эти работы?
Жигалов поднялся и жестом пригласил нас в соседнюю комнату.
Огромный гобелен был натянут на старинный станок. Переливающийся красками орел парил в небесной вышине, указывая магу Путь к абсолютной свободе. Я был настолько покорен силой этого образа, что застыл от изумления.
– Изготовление гобеленов в средние века считалось королевским искусством, – пояснил Жигалов. – В России ему обучали девушек из царской семьи. С мистической точки зрения, постоянное пересечение двух нитей, вертикали и горизонтали, несет в себе глубокий сакральный смысл.
– Твое поведение весьма вызывающе, – сказал Джи, когда мы на минуту остались одни. – Ты недооцениваешь скрытую утонченность этого дома, – в его тоне звучало недовольство, – не дозируешь свое присутствие, насильно навязываешь себя хозяевам. С людьми надо работать тонко и филигранно. Придется тебя учить настраиваться на основные алхимические фигуры лабиринта, иначе тебя примут за дурачка. Нельзя просто ловить кайф на Луче. Надо пропускать его через себя для филигранной работы с учениками, а не использовать для собственного кайфа и надменной гордыни. Если ты найдешь сердечный контакт с этой необычной парой, то они многое смогут тебе передать.
Но эти слова еще больше усилили во мне чувство отчуждения, и, пока Джи расспрашивал Жигаловых о тонкостях их ремесла, я молча пил чай.
– Ну что ж, поскольку тебе слабо взять этот барьер, – с сожалением сказал мне Джи, – я закрываю тебе вход в эту ситуацию.
Он тепло распрощался с Жигаловами, и мы ушли.
По узкой тропинке, вьющейся среди сосен, мы отправились на электричку.
– Жаль, – произнес Джи, – что ты не смог проникнуть в завуалированное под простоту мистическое пространство этого алхимического перегонного куба.
– Холодное отношение ко мне хозяйки дома сразу подорвало мой интерес.
– Это разгулялась твоя Манька Величкина, – подметил Джи.
– Поучился немного у Лорика – и сразу зазнался. И к тому же ты совсем забыл о тибетской практике оживления мертвецов. Если бы ты согрел огнем своего сердца охладившуюся душу хозяйки, то получил бы от нее в тысячу раз больше.
– Что-то не лежит моя душа к этому дому, – ответил я.
– В этом-то и заключается твоя ошибка. Кстати, в их пространстве долгое время возрастал известный тебе Али.
Адмирал, Мамлеев, Лорик и Али – это четыре апостола московского мистического андеграунда, – добавил Джи. – Тебе желательно перенять у них хоть малую часть их опыта. Адмирал – таинственная фигура, его душа живет в ином пространстве.
У Адмирала существует несколько противоречивых лиц.
Первое лицо – стиль пьяного, полное социальное падение и инфернальность. Он настолько вживается в роль, что даже может спать в грязной канаве. К его неординарной внешности постоянно цепляется всякая пьянь и милиция.
Второе его лицо – это полный уход в Зазеркалье, абсолютное одиночество, непонятность, тончайшая высота души. Тебе нечем воспринять его тонкую структуру. В нем воспитана тонкая эротическая культура на уровне высших чакр, что людям еще вообще не снилось. Есть всего несколько адептов, которые его по-своему любят и поддерживают, – среди них питерская Кэт и Белый Тигр. Адмирал всегда может уйти в свое Зазеркалье. Для людей он непонятен, и делать на земле ему уже нечего.
Тем временем, шипя и издавая гудящий звук, к платформе подъехала электричка. Мы торопливо вошли, и она, постукивая колесами, повезла нас по направлению к Москве.
– Мне очень хочется встретиться с Адмиралом, – воскликнул я.
– Только со своей грубой напористостью ты далеко не продвинешься по Пути, – заметил Джи. – Тебе надо вначале трансформировать свою грубую часть.
– Я постараюсь, – сказал неопределенно я, не понимая, что он имеет в виду.
Как только я появился у Лорика, она подозрительно спросила:
– Когда ты последний раз причащался в церкви?
– Год назад, – сконфузился я.
– Завтра срочно отправляйся в Божий храм, а то на тебе толстым слоем осела мирская плесень и лицо слегка покривело.
– Но Джи мне никогда не говорил об этом, – смутился я.
– Он высокий Мастер и к тому же является эзотерическим Папулей, заботящимся обо всех мамасиках мира. Ему не хватает времени все тебе объяснять. А вот похождения по московскому алхимическому андеграунду расплавили остатки твоих мозгов, и теперь ты похож на идиота с пустыми глазами и отвисшей челюстью. Постоянные разговоры об инферне и посещение группы, идущей Путем разбойника, привели многих мамасиков к распаду, и мне бы не хотелось, чтобы ты пополнил их ряды. Я не собираюсь делать из тебя еще одного беса. Ибо в этом случае причастие будет насмешкой над священником. Если браться за дело как следует, то не стоит тебе шляться по дурацким кино и посещать таких же идиотов, как и ты сам.
Для меня это было самым большим наказанием, но возражать я не посмел.
– Ну, а какие у тебя успехи в поиске работы? – грозно спросила Лорик.
– Сегодня день был неудачным, с работой не повезло, – сообщил я, – но зато Джи познакомил меня с четой Жигаловых.
– Жигалов снаружи похож на герань, растущую на грядке, – заметила Лорик. – А внутри он напоминает древовидный папоротник, которому не нужен ни Бог, ни космическое сознание. Он удачно устроился в своем уголке и глядит оттуда глазами красивого цветка.
А ты, вместо того чтобы продолжать шляться по чужим квартирам, обязан был найти работу. Иначе отправишься к молдаванам, выплескивать непереваренное знание, которого ты здесь поднабрался. Будешь удобрять отрыжкой свой юг.
На следующее утро я отправился каяться в несметных грехах и причащаться в Новодевичий монастырь. Но священник, выслушав мою исповедь, не допустил меня к причастию, а наложил на меня строгую епитимью – отбить тысячу земных поклонов перед иконой Святого Николая – и с покаянной молитвой отправил домой.
Подойдя к метро, я позвонил Джи и сообщил:
– Я не смогу прийти к вам, ибо по приказу Лорика должен готовиться к причастию: очищаться и читать до утра молитвы.
– Вот Лорик, молодец! Наконец-то ты вернешься в лоно христианской церкви, а то ни о чем не можешь думать, кроме медитации и Просветления.
Вечером на кухне у Лорика, под насмешливые крики Юрашки, я отбивал челом земные поклоны, читая покаянную молитву перед иконой Николая-Угодника. А все мои мысли были направлены на обдумывание плана побега от Лорика. Через два часа на лбу от чрезмерного усердия образовалась бордовая шишка, и мне показалось, что Святой Николай теперь-то уж точно допустит к причастию.
