– Да что спасибо-то, – отмахивался Мишка. – Не за что тут спасибо. Это ж все для сдачи нужно – и кухня, и ремонт. Оно все в момент окупается. Вот еще бы мебель сюда новую купить в «Икее», так вообще раза в два можно было б цену поднять, руки только все не доходили. И книжки ваши Лена строго-настрого просила не выбрасывать.
Книжки! Действительно, вот же они, все наши книжки, настоящая библиотека, которая должна быть у каждого. Как я скучала по ним в Америке, как радовалась, особенно в первые годы, когда любыми правдами-неправдами удавалось купить или выпросить у кого-нибудь для Женьки русскую книжку, правильную, из детства. В последние годы с этим, конечно, стало гораздо лучше, пооткрывалось много русских книжных, да только Женьке они уже... Впрочем, грех жаловаться, русский язык у него отлично сохранился, он и читает, и писать умеет, и даже курс какой-то взял по славистике, как хвастался мне недавно.
Я зарылась в книжный шкаф, как в сундук с сокровищами, трогала корешки, перечитывала названия. Ой, и это. И это. Мишка кашлянул у меня за спиной.
– Лиз, я пойду уже. А то пока доеду. Смотри, вот я тебе на стол ключи положил, а вот тут документы твои. Ты с паспортом не тяни, с этим лучше сразу разобраться.
Я оторвалась от книг, закивала, пообещала немедленно со всем разобраться, еще раз за все поблагодарила и проводила Мишку до двери.
Закрыв за ним, сбросила в прихожей туфли и прошлась еще раз по всей квартире. Да, многое изменилось, конечно. И на всем есть какой-то налет... Не то чтоб нежилости, как бывает в совсем уж заброшенных домах, а какой-то бесхозности, что ли. Ненужности и неприкаянности. Вроде даже и чисто, а все равно как-то не так. Но с этим-то я поборюсь.
Следующие несколько дней прошли в составлении списков необходимых закупок, освоения близлежащих торговых точек, доставки промышленного количества моющих средств и уборки, уборки, уборки. Окна, полы, шкафчики на кухне, потолки влажной тряпкой, пока не закружится голова. А, ну и еще был визит в паспортный стол.
Об этом стоит вспомнить отдельно. Вместе с ключами Мишка отдал мне кучу разной нужности документов, первым среди которых был, конечно же, мой советский паспорт. За время моего отсутствия страна не только поменяла название, но и провела всеобщую паспортную реформу. Так что мой главный документ советского, то есть российского гражданина, был безнадежно просрочен и имел теперь разве что историческое значение. Мишка настоятельно советовал мне пойти в паспортный стол и добиться там обмена на более современную версию.
– Они, конечно, поорут на тебя, но обменять должны, куда денутся, – напутствовал он меня. – В крайнем случае, дашь им денег.
– Как это?
– Да так. Даже лучше с этого прямо начать. Дашь паспортистке, она тебе все и сделает.
– А сколько?
– Долларов пятьдесят. Я думаю, нормально будет.
Все это казалось мне крайне сомнительным, да и вообще лишним, но Мишка упорно настаивал, что без паспорта в Москве жить нельзя даже две недели. Поскольку я пока не знала, как долго мне придется это делать, я решила послушать его советов.
Паспортный стол меня, прямо скажем, не вдохновил. Не знаю, чего я от него ожидала, но то, что мне там открылось, превосходило любые ожидания. Для начала, там была очередь. Огромная и злая. Прямо как в лучшие годы моей юности.
Стоять мне совсем не хотелось, поэтому я, немного пораскинув мозгами, списала на бумажку расписание работы стола и перечень документов, необходимых для получения паспорта. К счастью, половину из них выдавали тут же в столе. Не задаваясь вопросом, зачем органам власти нужно выдавать бумажки самим себе, я собрала остальное, и на другой день пришла сильно заблаговременно, оказавшись в очереди первой.
В тесненькой комнатке за канцелярским столом восседала тетенька неопределенного возраста и вида. Увидев мой раритетный паспорт, она долго проводила со мной воспитательную работу. Я не могла постичь всего смысла ее проникновенной речи, да и не сильно старалась, потому что была занята внутренней борьбой на тему: давать деньги или нет. И если давать, то когда? И как именно? И что со мной будет, если Мишка все же не прав? Это ведь будет взятка лицу при исполнении служебных обязанностей, а у меня даже паспорта нет. В конце концов, когда в тетенькиной речи стали явно прослеживаться тенденции выгнать меня из кабинета раз и навсегда, с тем чтобы таким, как я, вообще паспортов никогда не давать, я решилась. Выудила из сумки заготовленные пятьдесят долларов одной бумажкой и распластала их перед тетенькой на столе.
– Что это? – сурово спросила она, не делая никакой попытки их взять.
Так я и знала!
– Это... Ну, я... Мне казалось... – залепетала было я, не зная, куда деваться.
– Вы меня прямо обижаете! Да за такие деньги я вам только половину обложки могу сделать! – тетенька была явно возмущена до глубины души.
Выдохнув и буквально не веря своим ушам, я вытащила вторую такую же бумажку и положила на первую.
– Другое дело, – проворчала тетка, ловко утягивая бумажки куда-то к себе на колени. – Давайте фотографию и что там у вас еще... Через три дня после обеда зайдете ко мне за паспортом. Да в очереди не стойте, просто заходите, и все.
Через обещанный срок я была полностью восстановлена в своих гражданских правах, о чем свидетельствовал новенький бордовенький документ с российским гербом, моей фотографией и надписью черным по белому: «Новинская Елизавета Дмитриевна, Россия, Москва, дата рождения, дата выдачи, ж». Графы о замужестве и наличии детей сияли девственной чистотой. Я была вновь пригодна к употреблению.
Довольно странно было смотреть на свою девичью фамилию в официальном документе. Строго говоря, она не совсем девичья, в браке я официально фамилию не меняла, но потом, в Америке, я как-то сама собой утратила свою автономность, став для всех «миссис Будберг». Собственно, началось все с того, что еще при отъезде мой загранпаспорт был то ли случайно, то ли по каким-то высшим соображениям выписан на фамилию мужа. Мы все выезжали по его приглашению, и я в целях экономии времени и уменьшения бумажной суеты не стала настаивать на исправлении ошибки. В Америке это постепенно перебралось в другие документы, сперва в малозначимые, потом в более существенные, вроде кредиток и водительских прав, потом на эту фамилию я оформила себе грин-карту и все страховые бумаги... В общем, когда дело дошло до получения гражданства, вопроса, какая у меня фамилия, как-то не возникало. И, естественно, все загранпаспорта при обмене оформлялись на нее же, чтобы не нарушать единообразия в документах.
А тут – все, как положено. Новинская, будьте любезны. И никаких гвоздей. Что, впрочем, тоже очень своевременно и символично. Девичья фамилия. Родительский дом. Новая жизнь. Все, что в промежутке, – зачеркнуть. А можно и так – единственная своя фамилия, свой законный дом... И жизнь – она тоже одна. Какая уж есть.
Дом сиял чистотой, на кухне булькала в кастрюльке молодая картошка с рынка, экранчик компьютера подмигивал свежепроведенным интернетом. Благолепие. Тишина и покой. Как на кладбище.
И я зачем-то решила позвонить Кольке. То есть я, конечно, имела в загашнике разумное объяснение этому своему деянию, да даже и не одно. Ну, надо же было ему наконец сказать, что я долетела, что у меня все в порядке, что вот живу там-то, и телефон свой оставить – мало ли что. И вообще – мы цивилизованные люди, вполне себе можем общаться даже и после развода. Или как ее – Legal separation. Да. Разумное объяснение, конечно, имелось, и, как и полагается, при всей разумности оно не имело ни малейшего отношения к тому, чего мне хотелось на самом деле. Ведь было, было в его голосе, когда он звонил мне в аэропорту, что-то такое человеческое... Ведь мне не показалось...
Я быстро набрала знакомый номер после длинного международного кода. Бросила взгляд на часы – как раз нормально, в Бостоне восемь утра, уже проснулся, но еще не убежал на работу. Гудок. Еще гудок. Интересно, где он там, провалился, что ли? Щелчок соединения...
– Хел-лоу?
Мерзкий мяукающий женский голос с явным восточным акцентом! От негодования я просто остолбенела, потеряв не только дар речи, а вообще все на свете.
– Хел-лоу? – повторил голос. – Кен ай хелп ю, пли-из?
Я швырнула трубку на рычаг. Руки тряслись, поэтому попасть удалось не с первого раза. Дрянь! Нет, ну какая все-таки дрянь! Это китайский зайчик! В моем доме! Только я за порог, и вот – пожалуйста! Суки! И никакого стыда – она там уже и трубку поднимает! А я еще звоню, как дура, хочу там что-то человеческое найти... Соскучилась, блин! На, получи себе прививку от ностальгии.
Я заметалась по комнате. Под руку мне попалась тряпка, оставшаяся от уборки. Я схватила ее и стала, как идиотка, по двадцать пятому разу вытирать несуществующую пыль на книжном шкафу. Гад, гад, гад! А я-то хороша...
Мне было дико обидно. И страшно тоже, потому что я, пожалуй, только в тот момент как-то окончательно поняла, что наша с Ником общая жизнь действительно кончилась. Утлый кораблик моих иллюзий нормальной жизни в отпуске, который я изо всех сил мастерила все это время, налетев на проявления жизни реальной, немедленно кильнулся и затонул. А я оказалась безнадежно захлебывающейся в море житейских ужасов. Может быть, понимание этого пришло ко мне и не впервые, такое достаточно трудно вычленить в нагромождении общих чувств и эмоций. Наверное, нечто подобное уже было в самом начале, когда я только все обнаружила, но потом, в рутине будней, оно как-то затерлось, а переезд в другое полушарие и вовсе заслонил ясность ощущений, так что действительность снова обрушилась на меня с пугающей остротой...
