– Пугаешь? – Голос Мефодия сел.
– Тебя пугать поздно. Хочешь внука качать? Сиди тихо, без моего ведома только в сортир. Да, вот еще. – Сыщик закурил. – Возможно, я приглашу в город больших начальников, сам в аэропорту встречать буду. Чтобы твои бойцы-кретины ходили в те дни на цирлах и дышали тихонечко. Понял? Я тебе сам звонить буду. Привет Насте и Варваре Никитичне. – Гуров положил трубку.
Друзья смотрели на сыщика с уважением и страхом. Пленного они перевязали, одели, дали ему стакан коньяку – лицо у него порозовело.
– А мне? – спросил Капитан. – Время давно прошло.
– Сильвер, дай Алексею Ивановичу, предупреди, что на ночь получит последнюю дозу в жизни. Стас, помоги раненого отвезти к нам, разговаривать будем.
Раненого усадили в кабинете в кресло, под простреленную ногу подставили тумбочку с подушкой, чтобы нога оказалась выше таза. Гуров принял душ, переоделся в нормальный костюм, белую рубашку с галстуком, втихую, чтобы никто не видел, выпил коньяку, сел за стол, молча смотрел в окно. Перед ним лежали документы задержанного, сыщик не глядя отодвинул их в сторону. Наконец он вздохнул и тихо заговорил:
– Я полковник Главка МВД России Гуров Лев Иванович. Как вас зовут?
– Документы у вас, – ответил задержанный.
Сыщик поморщился, как от зубной боли.
– Вы понимаете свое положение? Вы задержаны с оружием в руках, стреляли. По закону я обязан вас передать начальнику местного УВД.
– Передавайте. – В голосе раненого послышались радостные нотки.
– Все-таки вы дурак, в вашем возрасте это неизлечимо. Местная власть коррумпирована, генерал – стареющий, усталый человек. Вас в ближайшие сутки отобьют бандиты, начнут допрашивать. Подробности рассказывать? – Сыщик смотрел брезгливо.
– Чекан Никифор Петрович, пятидесятого года рождения.
– Допустим. – Гуров кивнул. – Звание, должность?
– Старший лейтенант, оперуполномоченный особого подразделения, – ответил Чекан.
– Ликвидаторы. И что с вашей конторой делать? – Гуров чувствовал себя отвратительно. После нервного перенапряжения наступала депрессия, коньяк уже не действовал, пить больше было нельзя, а допрос необходимо провести немедленно. Тонизирующие таблетки остались в мокрой одежде.
Он поднялся, приоткрыл дверь, крикнул:
– Станислав!
– Я здесь, дружище. – Стас взлетел по лестнице.
– Дай мне таблеточку, затем съезди к цирковым, забери мою одежду, забыли мы. Выверни все карманы, шмотки выстирай, повесь сушить.
Он взял у друга таблетку, сунул под язык, вернулся в кабинет, продолжал:
– Сколько отличных ребят служит у вас, а мразь не переводится.
– А у вас? – скривился Чекан.
– Имеем, что греха таить, – ответил Гуров. – Но мы от рождения заражены меньше. Фамилия и звание непосредственного начальника?
– К сути моего дела отношения не имеет, а данные секретные, – ответил Чекан.
– Что имеет отношение, то не имеет решения. – Гуров достал из кармана портмоне, вынул из него фотографию полковника Кондрашева, передал задержанному.
Чекан на долю секунды сомкнул глаза, тут же глянул «честными» глазами, сказал:
– Первый раз вижу.
– Вы лжете. А полковнику все равно конец, свои ликвидируют. – Сыщик подвинул к себе телефонный аппарат, набрал код Москвы, номер начальника контрразведки.
Генерал Кулагин был давнишним приятелем Гурова, они познакомились, еще будучи старлеями. Чекист в те времена был простой честный опер. Он признавал профессиональное мастерство Гурова, величал всегда по имени-отчеству, относился с уважением, чем мог, помогал. Но нигде, тем более в спецслужбе, человеку генеральского звания лишь за честную службу не присваивают. Кулагин постепенно менялся, изменились и отношения старых приятелей.
В Москве трубку сняла секретарша:
– Здравствуйте, слушаю вас.
– Генерала Кулагина, пожалуйста, – попросил Гуров.
– Генерал сейчас занят, оставьте свой номер, вам перезвонят, – произнес вышколенный женский голос.
– Передайте генералу, звонит полковник Гуров, я говорю не из Москвы, пусть он возьмет трубку, – сказал сыщик, наблюдая за Чеканом.
– Минуточку, – ответила секретарша.
После значительной паузы недовольной мужской голос произнес:
– Здравствуй, Лев Иванович. У тебя пожар?
– Нет, Паша. Пожар у тебя. Запиши мой номер. Есть в России город Котунь, завтра в сопровождении вернейших людей прилетай первым рейсом.
– Ты с ума сошел! Как я объясню руководству? – возмутился Кулагин.
– Объясни просто: хотите шастать в лампасах?
– Лев Иванович, как это тебе удается? – простонал Кулагин.
– Прилетай, я тебе объясню. Позвони Орлову, скажи, мы живые. Да, тебе известен старлей Чекан Никифор Петрович?
– Мне знать каждого старлея? Ты забываешь, Лев Иванович…
– У меня память, как у слона, – перебил сыщик. – А полковник Кондрашев Валентин Петрович?
– Конечно. Он мне непосредственно не подчиняется, но Кондрашев блестящий офицер, и не вздумай…
– Немедленно выстави за блестящим офицером «наружку», чтобы не сбежал. Скажи своим ребятам, что полковника в любой момент может сбить машина. Звони и прилетай. – Гуров положил трубку.
Чекан нагло улыбнулся, сказал:
– Мы Главку не подчиняемся.
– А Президенту вы подчиняетесь? – спросил сыщик. – Я начинаю жалеть, что ранил и захватил тебя. Ты сейчас не ухмылялся бы, а визжал, как поросенок, и мечтал только о смерти. В принципе карты можно и пересдать, колода-то у меня в руках.
– Господин полковник! – Чекан словно подавился и побледнел.
– За кого ты меня принимаешь? – возмутился сыщик. – Меня воспитывали настоящие люди… Ладно. Послал тебя Кондрашев. На кого он выходит в Администрации Президента, ты, естественно, не знаешь. Я надеялся, ты жирный карась, а ты, похоже, мелкая плотва. Вот сидишь и мечтаешь: ах, кабы мы поменялись местами! Уж ты бы погулял.
– Господин полковник!
– Заткнись! Врешь все, паскудник! – Сыщик плюнул в корзину для бумаг и промахнулся. – Будем ждать завтрашнего дня.
Гуров вызвал Станислава, они вдвоем транспортировали Чекана в темную, без окон комнату, дали ведро, бутылку воды.
– Ты бы прилег, Лев Иванович, – сказал Станислав, отводя глаза.
– Хочешь сказать, что мне не тридцать, а сорок с хвостиком? – усмехнулся Гуров. – Я знаю, даже, представь, чувствую. И куда годы летят?
– Одежонку привез, простирнул. Примешь еще таблеточку? – Стас протянул ему портсигар.
– Меня следует разобрать на винтики, почистить и смазать, затем снова собрать, и чтобы лишних частей не осталось, – говорил Гуров, расхаживая по гостиной. – Однажды в детстве я швейную машинку разобрал, а как собрал, у меня какой-то штырь остался, я все его приладить не мог. «Зингер», классная машинка была, еще долго в углу пылилась, меня отец чуть ли не год после этого Кулибиным называл.
Зазвонил телефон, Гуров схватился за голову, сказал:
– Меня нет, я болен, лежу в реанимации.
– Слушаю, – ответил Стас. – Он вышел, что ему передать? – Стас слушал, поглядывая на Гурова. – Сильвер, вы молодец, давайте я к вам подъеду. Да что вам Лев Иванович? Он что, Железный дровосек? Так и того время от времени смазывали. И я, черт подери, тоже полковник. – Он бросил трубку и в сердцах повторил: – Лев Иванович! Лев Иванович! Так вот, Лева, раз ты такой уникальный и знаменитый, поехали.
– Не поеду. – Гуров опустился в кресло, закрыл глаза. – Объявляю голодную забастовку.
– К Сильверу прибежал беспризорник. Живет в подвале бойца из группировки Кастро, – безразличным тоном произнес Станислав.
Гуров валял дурака – он сразу решил ехать, услышав слова друга. Легко поднялся, с порога спросил:
– Мне долго тебя ждать?
Машина вылетела со двора, обдав грязью стоявшего у дерева соглядатая.
– Мне не нравится воровской надзор, – буркнул Станислав. – Мое мнение, ты излишне открыт во взаимоотношениях с Мефодием. Вор в законе – человек, слову которого верить нельзя. Мы для него только менты, то есть не люди. Мефодий способен продать нас в любой момент.
– Волга впадает в Каспийское море, – пробормотал Гуров, зевая.
– Ты переоцениваешь любовь Мефодия к Николаю. Старик не понимает сам своих чувств, никогда не думал об этом. Ребенок спит с новой игрушкой, надоест – расплющит утюгом, через минуту забудет, – гнул свою линию Стас.
– Мы решаем вопросы, исходя из ситуации, не имея выбора. – Гуров встряхнулся, потер ладонями лицо. – Мефодий относится к Николаю так, как относится. Повлиять на ситуацию мы не в силах, нечего строить теории. Я не верю Мефодию, но не могу понять причину, по которой он станет продавать Николая, Варвару, нас с тобой. Он износился, не хочет, да и не может подняться в воровской иерархии выше. Я почему предложил ему венчаться с Варварой? По их законам, вор не должен иметь семью. Котунь не очень большой, но город, смотрящий в нем один, и наверняка имеются претенденты. Молодые, зубастые авторитеты. Какой там расклад, неизвестно. Если Мефодий женится – значит, его отпустили на пенсию. Молодые воры рвутся не столько в криминальную власть, сколько в бизнес. Им выгодно, чтобы Акула отошел в сторону, начал легализироваться, отмывать деньги.
