взять на руки свою малышку, да и то, всего на несколько мгновений. Последними её словами были слова любви к дочери.
Овдовевший король был безутешен. Единственным, что держало его на этом свете, не давая уйти вслед за любимой женой, стал отцовский долг. Всю нежную привязанность, что осталась нерастраченной после потери жены, направил он с тех пор на дочь. Только где ему было справиться с младенцем! К тому же, девочка была беспокойной сверх меры, крикливой, как стая чаек и капризной, как вешняя погода.
Девять кормилиц сменили друг друга в покоях принцессы за девять дней, но ни одной не удалось накормить малышку, та наотрез отказывалась брать грудь и кричала без передышки, словно раненый зверёк. Девять нянек день и ночь сменяли друг друга, без устали укачивая девочку на руках, но тщетно, никому из них не удавалось её утихомирить. Король был в отчаянии! Больше всего на свете он боялся лишиться ещё и дочери.
Видя его горе, бывшая служанка королевы не сумела остаться в стороне. Она-то давно поняла, что за дитя произвела на свет её покойная госпожа и знала, что лучше для всех вышло бы, присоединись принцесса к матери. Но сердце не камень. Так что, когда выпал её черёд нянчить малютку-принцессу, женщина решила попытать счастья и отправилась с той прямиком в хлев.
Она лишь собиралась надоить немного свежего молока, да предложить малышке. Подумала, если девочка и впрямь унаследовала черты тех, кто обитал в старом боярышнике, такая пища может прийтись ей по вкусу. Если же нет, значит все её подозрения лишь глупые фантазии суеверной бабы. Последнее означало бы, что королевское дитя просто бедная невинная душа, обречённая на раннюю гибель, что, конечно, было очень печально, но случалось нередко. А вот в противном случае… Что может случиться тогда, служанка старалась не думать.
Впрочем, очень скоро ей пришлось убедиться, что худшие страхи могут оказаться сущими пустяками на фоне действительности!
Войдя в коровник, женщина положила малышку на мягкое сено, отвернулась на миг, взять подойник, глядь, а дитя уж выпросталось из пелёнок и ящеркой юркнуло в ближайшее стойло. Испугалась тут служанка не на шутку! А ну как затопчет принцессу глупая скотина? Бросилась скорей за ней, да так и обмерла.
За плетёной перегородкой, не смея пошевелиться, стояла пёстрая коровка, а к вымени её жадно припала маленькая принцесса. Как только дотянулась? Хотела было нянька отнять её от коровьих сосцов, да куда там! Девчонка намертво присосалась! Тогда женщина решила чуток обождать. В самом деле, много ли ребёнку нужно? Напьётся досыта, да и бросит вымя. Но не тут-то было! У служанки уж и ноги устали, а малявка всё тянет и тянет молоко из несчастной коровы, сосёт да причмокивает. И куда только лезло! Уже и бурёнка засучила ногами, замычала жалобно от боли, а принцесса всё не отпускает, будто клещ повисла на вымени, тянет молоко уж пополам с кровью.
Что было делать бедной служанке? Она от испуга совсем растерялась. Но вспомнила-таки бабкины рассказы, выскочила во двор, метнулась туда, сюда, увидала у конюшни приготовленные для лошадей подковы, схватила одну и скорей обратно. Только приблизилась она к принцессе с холодным железом, та тут же выплюнула вымя, вскинулась, зашипела, как рассерженная кошка. Тут бы служанке и припечатать отродье, да только выронила она подкову из дрожащих рук. Хотела поднять, но не успела. С жутким воем прыгнула на неё маленькая принцесса, а у самой пальцы, что когти! Служанка и охнуть не успела, как та разодрала на ней платье до пояса, приникла к груди младенческим ртом, полным мелких, острых как иглы зубов. Тут несчастная и решила, что ей конец пришёл. Только и сумела тогда до смерти перепуганная женщина, что осенить себя символом веры, да и упала на пол почти без чувств. И ведь так удачно упала, в аккурат ладонью угодила на обронённое железо! Ну и, не будь дура, сцапала поскорей подкову, да и ткнула, не глядя, железом в мучительницу. Та враз и отстала!
Заплакала принцесса обиженно, закричала, да и бочком, бочком, воротилась в свои пелёнки. Улеглась там – ни дать, ни взять маленький ангелок, только на плече, там, где коснулось кожи холодное железо, пятно осталось, будто от ожога.
Не помня себя от ужаса, кинулась служанка прочь, и из коровника, и с королевского двора. Бежала, пока не скрылись из виду башни замка, а потом ещё дальше, пока совсем не подкосились от усталости ноги. Так и нашли её сёстры-монахини – в окровавленной рваной одежде, обессиленную, трясущуюся да совершенно седую. С той поры она у них и прижилась. Ни разу больше не ступила за монастырские стены. И никому до меня не рассказывала, что случилось с ней в тот далёкий день.
А? Что говоришь, милый? Да уж, какие только страсти на свете не приключаются! А потому, каждый, кто задумает связаться с Добрым Народом, должен сперва сто раз подумать. С этим племенем до беды дошутиться недолго! Да не только на свою голову можно напасти навлечь, достанется, как пить дать, и другим, тем, кто окажется рядом.
В общем, монастырь я покидала в самых мрачных думах. Худшие мои подозрения касательно падчерицы не только подтвердились, всё оказалось куда как серьёзнее, нежели я поначалу предполагала. Как же я жалела тогда, что лишилась своих магических книг! Уж в них наверняка бы нашлось и подробное описание существа, с коим мне приходилось иметь дело, и верное средство управиться с нею. Однако печалься не печалься, а лишившись коровы, не вернёшь и её молока. Приходилось выкручиваться с тем, что есть. Так что, вернувшись в замок, первым делом я заперлась в своих покоях и достала со дна сундука своё самое ценное сокровище – волшебное Зеркало.
Да, конечно мне удалось его сохранить! Я разве не говорила? Вот ведь дырявая на старости лет голова… Совсем никудышней память становится! Нет, я его ещё ночью накануне встречи с королями-противниками закопала в тайном месте у реки. Как все волнения чуть поулеглись, я за ним тотчас вернулась. Оно мне и помогло служанку-монахиню найти.
В общем, заперлась я с Зеркалом наедине. Произнесла положенные слова, накормила его положенной долей крови, да и стала спрашивать совета – какой беды от падчерицы ждать? Как мне с нею теперь быть? Скажу вам честно, ответы мне не понравились. По всему выходило, что нынче тварь свою сущность прячет, так как пока слаба, растёт ещё. Всего лишь раз она сорвалась, семь лет назад,
