У тропинки, которая вела с большака в лес, все остановились.
— Мы будем стоять здесь, на большаке, а ты иди в лес. Да смотри, громче кричи, чтоб мы слышали. Ну иди, иди, — подгоняла Зубатка Аринку.
— Не толкайся, сама пойду! — дёрнув плечом, огрызнулась Аринка. И, съёжившись как старушка, пошла несмело по тропинке. Данилка обречённо поплёлся за ней.
— А ты куда, сыч? — цыкнула на него Клавка и дёрнула за рукав. — Уговор был ей одной идти.
— Не ходи, Данилка, я одна. Стой здесь.
У самого леса Аринка остановилась, обернулась назад. Силуэты девчонок темнели на дороге. «Убежать бы, — с тоской в который раз подумала она. — А чего бояться, вот возьму и войду. Зажмурюсь и войду», — нагоняла на себя храбрость Аринка и наконец, собравшись с духом, с тревожно бьющимся сердцем рванулась в глубь леса. За её спиной сомкнулись деревья. Чёрные ели тянули к ней свои ветви, как руки. Было тихо, пахло прелью. Осмелев, Аринка, прошла ещё немного. Чего бояться? Это же её лес, днём такой родной, до каждого кустика знакомый, а вот в темноте он вдруг стал чужим и строгим. Деревья словно придвинулись друг к другу, и стал он гуще, непроходимее. Плотной, тяжёлой стеной деревья окружили её. Аринка прислушалась. Но, кроме стука собственного сердца, она ничего не услышала. С какой-то отчаянной дерзостью она шагнула ещё вперёд, круто повернулась лицом к большаку и, приложив вороночкой руки ко рту, громко крикнула:
— Черти, черти, схватите меня!
Крикнула так три раза. Не дыша, притаённо насторожилась. Всё было тихо, она хотела уже обернуться и бежать. Бежать как можно быстрее, нервы были на пределе. Но вдруг... что это? К ней метнулись и вокруг неё забегали, заметусились какие-то лохматые тени. Засвистели, захрюкали по-поросячьи, замяукали по-кошачьи, захлопали в ладоши. Жутким воплем, писком и визгом огласился уже задремавший лес.
По кочкам и пням, не помня себя, в паническом страхе Аринка вылетела из леса. Так быстро она ещё никогда не бегала: её резвые пятки доставали затылок. Но, зацепившись за корягу, упала. Встать уже не было сил. Плотно прижавшись к земле, желая вдавиться в неё как можно глубже, она уткнула лицо в мокрую холодную траву. Аринка слышала, как частыми ударами бьётся её сердце, но не в груди, а где-то там, под землёю.
Вдруг чьи-то ноги промелькнули почти у самого её носа. Потом раздались голоса. Самые обыкновенные, человеческие голоса.
— Эй, Кузя! Где ты?
— Тут я. А где Аринья?
— Черти с квасом съели твою Аринью. Из-за неё я коленку в кровь содрал.
— Дурак! Говорил тебе, забегай наперерез, хватать её надо было.
— Говорить легко. Чего ж ты не забежал. Она бегает как заяц, догонишь её. Её и собакам не догнать.
— Не догнать, не догнать! Раззявы! С вами только лягушек гонять.
Аринка узнала голоса Кузи, брата Клавки, и его дружков, Егорки, Альки. Так вот зачем Клавка бегала домой, какие ключи носила. Чтобы подговорить своего брата. Чтобы он со своими дружками напугал её, Аринку.
«Ну подожди!» У Аринки от ярости захватило дыхание. Все страхи прошли мигом. Она поднялась, осмотрелась: на дороге никого не было, Клавка вместе с девчонками убежали. А мальчишки в вывернутых полушубках преспокойно уходили из леса. Аринка быстро побежала. Увидев её живой и здоровой, Данилка бросился к ней навстречу. Подхватив его за руку, она понеслась как одержимая прямо на Клавку. Обиды, побои, унижения — всё припомнит она ей. Вид Аринки был страшен. Забурлила, заклокотала в ней материнская кровь. Она дрожала от ярости и злобы, глаза метали искры. Неустрашимая Клавка, всегда нахальная, вдруг стала пятиться. Аринка, как ястреб, налетела на неё.
— Говори, где твои черти?! Ну где они? Мальчишек подговорила?! Их вместо чертей на меня напустила? Значит, и ты не веришь, что есть черти? — Аринка потрясала кулаками перед её носом. — Подлая ты! Подлая!..
— Мальчишек? — в один голос спросили Ниса и Машка Мышка.
— Что ты врёшь! Какие мальчишки? Я никого не подговаривала, — неуверенно запиралась Клавка. — Придумала тоже, мальчишек...
— А вон они идут. Посмотрите, — показала Аринка на мальчишек, возвращавшихся не большаком, а полевой дорогой. — Что я говорила, в дурах осталась. Я же говорила, девочки, что она в дурах останется! Вот и осталась. Ты сама как чёрт, вся пропахла чертями со своей бабкой.
Клавка была раздраконена подчистую. Ей нечем было защищаться. Она стояла растерянная и жалкая. Куда девалось её всегдашнее нахальство?
На другой день вся деревня только и говорила о том, как Клавка на чертей водила Аринку. Смеху было, Клавка глаз не могла показать на улицу. А Аринка была счастлива, словно необыкновенную тяжесть сбросила с себя.
Яша похвалил Аринку, но всё время допытывался:
— Признайся, Аринка, ведь натерпелась страху? А?
— Не очень, — усмехалась Аринка, — почти ничуточки. Я знаешь как бы их всех... — Но тут Аринка закусила губу. Она вовремя остановилась. Тятя, как видно, прав, что с врагом легче бороться, чем с самим собою. Теперь Аринка, как видно, была готова и на такую борьбу — сама с собой.
Пионеров было уже двенадцать человек. Они оставались после уроков и писали плакаты. Ползая по полу на четвереньках, старательно выводили буквы, а буквы, как назло, получались не стройные, шарахались друг от друга, точно хотели удрать с полотна. Но ребята были горды творением своих рук. С трепетным волнением все ждали Первомая. И вот он приближался. До его наступления осталась одна ночь.
Аринка долго не могла заснуть. Всё время ворочалась и прислушивалась к нудному всхлипыванию дождя. «Всё пропало, никакого парада не будет», — с тоской и досадой думала она.
Но к утру всё изменилось, откуда ни возьмись, налетел ветер. По-хозяйски пробежал по земле, лохматым псом нырнул в подворотни, пошуровал в кустах, поиграл с деревьями, расчесал им веточки и, решив, что на земле делать ему больше нечего, ретиво метнулся в небо. Воинственно врезался в самую гущу облаков и принялся крушить их направо и налево, только рваные клочья летели в разные стороны.
Когда Аринка проснулась и первым делом высунулась в окно, чтобы узнать, какая погода, ветер лихо сметал с неба последние клочки облаков. Небо было чистое, умытое, словно и оно приготовилось встречать праздник. Деревья ещё вчера стояли голыми, а за ночь окутались зелёной дымкой, проклюнулись слабые клейкие листочки.
Аринка зажмурилась от ослепительного света. Она радостно закружилась по комнате, захлопала в ладоши, затормошила Варю.
— Давай скорей одеваться, а то я опоздаю. — И бросилась к столу, на котором висела белая кофточка и чёрная сатиновая юбка в складку.
Что за мамка молодец, хоть и сердилась на своих «непутёвых» дочек, но осталась верна своему материнскому долгу, скрепя сердце, но сшила Аринке пионерский костюм, не быть же ей хуже других.
— Ты что, не умытая и не причёсанная пойдёшь? — остановила её Варя.
— Поешь вначале, успеешь, не егози, — ворчала мамка.
Аринка утихомирилась и сделала всё, что от неё требовали. В сущности, они были правы. Чего горячку пороть? Поспешишь — людей насмешишь.
После завтрака с замиранием сердца начала облачаться. Варя помогала. Заплела косички, придирчиво оглядела со всех сторон, осталась довольна, ей даже показалось, что Аринка похорошела. Подвела её к матери.
— Погляди, мама, чем наша Аринка плохая, ты всё говоришь — страшила. И вовсе она не страшила!
Елизавета Петровна дотошно оглядела Аринку со всех сторон и, оставшись довольной и костюмом и ею, про себя подумала: «Может, и впрямь выправится». Вошедший в эту минуту с вёдрами воды Симон состроил смешливое лицо:
— Фу-ты, ну-ты, этак, дочка, тебя как бы вороны не унесли. Их много там на берёзе сидит, вроде тебя дожидаются. Точно.
— Да ну тебя, тятя, и вечно ты, — отмахнулась Аринка.
Но вот смотрины кончились и Аринка вырвалась наконец, что есть духу помчалась в школу. Слава богу, не опоздала. Правда, Яша с Нилом были уже там, следом за Аринкой прибежала и Таня. Не теряя ни минуты, начали опять репетировать. Кажется, ничего — шло хорошо, только бы не сбиться в походе.
— Ну, Арина, дочь крестьянская, если ты подведёшь меня, на хорошую жизнь не рассчитывай, — сказал Яша полушутя, полусерьёзно.
— Сам подведёшь! Чего это я подведу, и не подведу вовсе! — лихо ответила Аринка.
Когда собрались все, Яша осмотрел каждого внимательно, со всех сторон. Всё как надо, по форме: девочки в белых блузках и чёрных юбках, а мальчики в белых косоворотках и тёмных брючках. Но что это? У Коли Перстнёва штаны буро-малиновые и все в заплатах. Яша ахнул.
— Слушай, что же ты портки-то не переодел? Ведь ты знамя понесёшь, на тебя все глядеть будут. И вдруг латаные штаны!
Коля покраснел, как девочка, смущённо опустил голову.
— Одни они у меня, нет у меня других, — виновато пролепетал он. Яша, обескураженный, не знал, что и делать. Выручил Федька Гвоздь, друг Коли.
