И только тогда замечаю, что ногти и правда кровоточат. Я же выцарапал имя Миланы на стене перед собой.
— Боже, — тяжело выдыхаю я и сажусь лицом к парнишке, — Илюх, я и реально схожу с ума, — смотрю отупело на окровавленные руки.
Голова кругом, охватываю её обеими руками, но это не имеет никакого эффекта.
— Ты как?
— Как я?
«А правда, как я? Где же я свернул не туда? Где же я так сильно заплутал? Запутал так, что смог поставить под сомнение слова той единственной, кто вытащил меня тогда из самого страшного кошмара.
— Ты когда-нибудь переживал предательство того, кто дал тебе жизнь?
— Брат, да что стряслось-то?
— Я потерял любимую. Вот, что случилось.
— Я конечно не в курсах, что у вас там и как, но, блин, чувак, если она тебя любит, то поймёт.
— Я столько ей всего наговорил. Я урод. Но, черт возьми, я не мог не поверить матери. Она была против наших с ней отношений. А потом она прислала фотки….фотки, где моя девушка с другим…это было так правдоподобно, что у меня крыша поехала.
— Понимаю, брат. Моя такая же. Вечно суёт нос не в свои дела. Но это единственный человек, который безоговорочно тебя любит.
— Да, но….это всё равно было подло…все это было слишком стремно…
— Я уверен, что у тебя с девушкой ещё не все потеряно. Я конечно плохо тебя знаю, но думаю, вы с этим справитесь
— Спасибо, я тоже.
В скором времени в сизо приезжают медики, чтоб собрать биоматериал у нас с Милой. За эти короткие полчаса, что мы сидим в одном кабинете, мы не разговариваем, да и особо-то тут не поговоришь, когда медики не отходят от нас не на минуту.
— Время прогулки! — металлическим голосом оповещает охранник. — А ты, красавчик, сначала к медичке сходишь, — тычет он меня в плечо и как-то странно ухмыляется.
“Вот же ж козёл!”
Но я покорно склоняю голову и подставляю руки для браслетов. Их металлические замки со скрежетом застёгиваются на запястьях. Меня выводят в душный коридор. Лампочка через три камеры от моей так и мигает. Закусываю верхнюю губу и получаю тычок меж лопаток.
— Шевели помидорами, урод!
— Чтоб ты сдох, сука, — цежу я сквозь зубы.
— Что ты там ещё смеешь!
— Не стоит, Марк. Спасибо.
Поднимаю глаза и вижу девушку в белом халате. Крупные карие глаза без грамма косметики, с невероятно пышным обрамлением из ресниц смотрят на охранника. Она видная девушка, но до Миланы ей далеко.
— Ладно, Ксения Анатольевна, он ваш.
— Спасибо. Да и браслеты с него снимите.
— Но…, — кряхтит Марк.
— Снимайте, снимайте, — мягко настаивает она.
— Под вашу ответственность.
— Разумеется.
«Марк, хоть и неохотно, но подчиняется ей. Я бы и сам при иных обстоятельствах ей подчинился, а что ж нет-то.»
Прохожу следом за ней в маленький кабинет.
— Вижу легче вам, обвиняемый, не стало, — осматривает она мои руки.
— Ерунда.
— Ерунда, да не ерунда, — обрабатывает раны Ксения.
А я отстранённо смотрю в окно без решётки.
— Моя жизнь американские горки. И покой мне только снится.
— С чувством юмора все в порядке. Так и запишем.
— Так жизнь мне больше ничего не оставила.
— Разве? Слышала о вас не забывают. Родители. Красавица девушка…
— Милана…, — снова взгляд цепляется за ветку, что упорно бьётся о стекло. Облизываю губы, словно бы смакуя каждую только что произнесённую букву.
«Милана, только моя Милана. Девочка моя. Как же нас угораздило пересечься. Так внезапно, так резко и больно все разорвать. Почему ты? Почему я? Почему нас больше нет?»
— Родители и девушка больше не потревожат меня. Вот, буквально ещё раз с мамой встречусь и точка.
— Точка?
— А какие ещё есть варианты в отношении тех, кто придаёт, а других ты сам ранишь в самое сердце?
— Смотрю у вас, обвиняемый, все категорично. Либо чёрное, либо белое.
— Не я такой, жизнь такая.
— Не соглашусь с вами. Настоятельно рекомендую подумать о полутонах. Вдруг в них и есть вся суть. Особенно в преддверии встречи с вашей матерью.
— Ага, обязательно — отвечаю я и выхожу из кабинета
Чуть позже я выпрашиваю разрешение на важный звонок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Меня ведут в комнату свиданий, где ожидает мама. Она сидит расслабленно, довольная собой. Её улыбка и блеск в глазах не вызывают у меня нежности и любви к родной матери.
«Безоговорочно любит меня. Помнить о полутонах? Серьёзно?».
Сажусь напротив неё.
— Димочка, сыночек. Я так рада тебя видеть. Мне сказали, что у тебя сотрясение и… Что с руками? — тянется мама ко мне, но я убираю руки со стола и откидываюсь на спинку металлического стула.
«Мне тяжело смотреть на неё».
Внезапно ловлю себя на этой жутковатой мысли. Пот струйкой стекает по спине.
«Господи, я теперь и перед матерью дышать спокойно не могу».
Прохожу пальцами по вспотевшим слегка волосам. Пыхчу, словно конь в голове. Лёгкие сейчас разорвёт.
— Не могу сказать того же, — беру стакан со стола и опустошаю его наполовину.
— Что? Я не понимаю — испуганно говорит она.
— Хватит строить из себя невинную овечку! Ты прислала те фото, чтобы мы с ней расстались, и у тебя это получилось, поздравляю. Она меня бросила. Так вот, я повторюсь, ты добилась чего хотела, теперь ты довольна? — из-за всех сил говорю спокойно и холодно, сжимая руки в кулаки.
Она в шоке замирает, смотря на меня, ее глаза наполняются слезами, затем она собирается с мыслями и твёрдо отвечает:
— Да, вполне!
— Какая же ты…
Её взгляд становиться огненно-дьявольским, губы съёживаются, а затем она с леденящей сдержанностью грозно отвечает:
— Ты знаешь, что я это делала из лучших побуждений. Она тебе не пара. Никогда, не при каких обстоятельствах она не станет частью нашей семьи. Вспомни, что было в прошлый раз с той… прошмандовкой Кристиной. В прошлый раз я была права на счёт неё. Просила тебя — бросай ее, не любит она тебя, и сделает больно. В итоге все так и было. Но ты меня не слушал, делал все по-своему и получил то, что получил. Если бы ты послушал меня, то тебе бы не было так мучительно больно. Так вот сейчас я тебя пытаюсь уберечь от мучений во второй раз, а ты упёрся в свою девчонку, как баран набитый и ничего не хочешь слушать, помощи близких не хочешь принимать, чтоб избежать боли и разочарований. Господи, сына, ну подумай ты головой хорошо, с кем тебе будет лучше.
— Не смей, не смей их сравнивать. Ты сильно ошибаешься, они совершено разные, в них нет ничего общего, поэтому никогда так больше не говори. Я разберусь с личной жизнью самостоятельно без тебя. Если бы ты хотела мне счастья, то приложила бы усилия, чтобы принять её. Ради меня и мира в семье. Узнать ее хорошо так, как знаю ее я. Но ты этого не сделала. Ты поступила так, чтобы только тебе было хорошо — вцепляюсь руками в край стола, чтоб не взорваться.
— Не смей так говорить, Дима, это не так! против твоей…. этой… все против — почти кричит она выйдя из-за стола и размахивает передо мной рукой.
— Своими действиями вы потеряете меня, а мы с ней будем сильнее ваших планов, чтоб нас развести, ты поняла меня? У тебя есть всего один шанс, чтоб я остался твоим сыном — это сказать правду про те долбанные фото. Если ты сейчас солжёшь, то навсегда потеряешь меня
Она тяжело дышит, а потом спокойно произносит:
— Какую правду?
— Те гадкие фото — это твоих рук дело? — она ошарашенно молчит — ну же отвечай! — кричу я
— Я сделала это во имя твоего блага. — по слогам свирепо отвечает она
Давлюсь собственной яростью.
— Благо? Благо! Ты себя слышишь? Мама! Какое на хрен благо? — взрываюсь и подлетаю к ней.
Она хватается за сердце и слово вымолвить не может
— знаешь, что? я собираюсь на ней жениться! у тебя больше не получиться меня обмануть или разрушить наши отношения, я больше не позволю тебе этого сделать. Никогда больше не смей лезть в мою жизнь. Я ненавижу тебя. Ты хоть понимаешь, что ты сделала? ты чуть не лишила меня любимой девушки. Браво мама, а теперь уходи, я больше никогда не хочу тебя видеть — тараторю я, не соображая, что говорю.
