После этого родители поздравляют нас. Обнимают, целуют, желают всего самого светлого. Нас отводят в дом для молодожёнов. Мы обедаем с родителями и фотографируемся, потом убираем продукты в холодильник, отодвигаем стол в сторону и провожаем родителей.
— Наконец-то мы вдвоём на целых три дня, — он зажимает меня между собой и дверью. А я трепещу словно это впервые между нами. Хотя, если вдуматься, — Все хорошо? Ты будто…
‐ Нет-нет. Всё супер.
— Иди сюда, малышка, — Дима подводит меня к кровати. Садится сам и усаживает меня к себе лицом, на колени, — Обними меня, моя кошечка. Я тут и никуда не денусь целых три дня. Ещё будешь молить, чтоб тебя отсюда выпустили досрочно.
Мы оба катимся со смеху. Я выгибаюсь, и Дима втыкается носом меж грудей.
— Как же вкусно ты пахнешь, — с шумом втягивает он воздух и, скинув бретели платья с плеч, покрывает оголённую грудь. Это заставляет издать из груди стон наслаждения.
Тогда Димины руки ловко освобождают её от последнего препятствия и всасывает один из сосков. А я запускаю в его волосы пальцы и сжимаю так, словно могу ногтями влиться в кожу его головы. Отчего он только ещё пуще прежнего возбуждается и бросает меня на кровать. Впопыхах пальцы суют по пуговицам рубашки и те не желают поддаваться.
— Погоди! — встаю на колени и помогаю ему, а он в этот момент стягивает с меня платье вместе с лифчиком.
Наши пальцы встречаются на поясе его джинсов. Дима улыбается и убирает свои. Я расстёгиваю пуговицу. Поразительно как она сама не отскочила, думаю я, когда его возбуждённый член, обтянутый тканью боксеров вырывается наружу.
— Малышка, — берет он мою ладонь и вместе со своей запускает к себе в трусы. Мои пальцы ложатся на его горячий эрегированный член и под его пальцами с силой сжимают его. Дима рычит и стонет от наслаждения. Его бедра начинают совершать лёгкие покачивания взад и вперёд. Голова слегка запрокидывается, а пальцы заставляют мою руку двигаться с ними в унисон. Взад и вперёд. Взад и вперёд. Моё возбуждение тоже возрастает до космической бесконечности. Наше дыхание ускоряется в унисон.
Он опускает плавно меня спиной на кровать и, целуя горячо в шею, входит в меня. Я не могу сдержаться и издаю пронзительный крик.
— О-да! Да! Да! Ещё!
После любовных ласк, мы лежим в обнимку. Он задумчиво смотрит в потолок, а я рисую пальцем фигуры на его обнажённой тощей груди.
«Сейчас самый идеальный момент, чтобы сказать самое главное…»
— У меня для тебя подарок, — мягко говорю я и касаюсь губами его соска.
Он недоверчиво хмурится и неохотно выпускает из объятий.
— Сейчас — тянусь к сумке, достаю оттуда конверт и вручаю ему, закусив губу и скрестив пальцы на удачу.
Он его открывает и достаёт оттуда с улыбкой на лице снимок УЗИ, на котором внизу написано 15 марта.
Он замирает на месте, вглядываясь в снимок, пару раз крутит-вертит его, затем непонимающе смотрит на меня и удивлённо говорит:
— Эм, не понял, ну-ка поясни мне, жена моя
Я целую его, сажусь к нему на колени, прижавшись грудями к его телу и отвечу, одновременно с этим закусывая губу:
— я беременна… 15 марта — это предположительная дата родов, за 5 дней до твоего дня рождения.
От такой новости он покрывается мурашками по всему телу, абсолютно везде, по нему та же пробегает холодок, нервно сглатывает и судорожно моргает, потеряв дар речи, но все-таки шокировано переспрашивает:
— чего? Когда ты успела, а? я чего-то не знаю? Ну-ка с этого места по подробнее, пожалуйста, жена моя законная — усаживает меня на кровать — Как давно ты в таком положении и не говорила мне об этом, а? ты что решила мне инфаркт миокарда устроить, дорогуша?
Я заливаюсь смехом, обнимаю его, натягиваю футболку и отвечаю:
— тише-тише, муженёк, самый лучший муж в мире, угомонись, все ты знаешь. Срок двенадцать недель. В первый раз я хотела тебе про это рассказать в тот день, когда мы сорились из-за дурацких фоток, а потом я решила, что надо будет выбрать для такой новости день по лучше, так что вот. Сейчас тот самый идеальный момент, заюш — целую его
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— ну, офигеть, а если бы я тебе не сделал предложение, то, когда бы мне об этом соизволила рассказать, а?
— в любой другой день по раньше. Я уверена, что такой момент был бы, если бы не свадьба
— умеешь ты меня убеждать… ну и как ты себя сейчас чувствуешь? как до этого ты себя чувствовала? как ребёнок? все хорошо у тебя там? Кстати, кто у нас будет, а? давай, рассказывай мне все! теперь ты не отвертишься от допроса
— все хорошо у нас, у всех все прекрасно. А насчёт малышей, то предположительно девочка
— фух, круто — целует меня, и сползает низ кровати к моему пузу — я счастлив, правда, очень счастлив, спасибо тебе — целует живот и область под пупком
— И тебе спасибо за малышку — играюсь с его волосами
— так, когда говоришь роды?
— примерная дата — 15 марта
— вот значит, как. Круто, вот так подарочек на днюху, — охватывает он меня и принимается покрывать поцелуями. В какой-то момент Димка оказывается сверху, зажатый между ног. Обнимаю его за шею и спрашиваю, смотря в его искрящиеся счастьем глаза:
— Как бы ты хотел назвать нашего малыша?
— Хороший вопрос. Надо подумать.
— Нас с тобой связала надежда друг на друга. Тогда, может, если все таки будет девочка, то назовём её Надюшей, м, как тебе? — целует он мою грудь.
— Звучит не плохо.
— Только лишь неплохо? Ах, ты ж, — он снова входит в меня.
Я слегка выгибаюсь и не в силах скрыть наслаждение моментов улыбаюсь ему.
— А если будут мальчики?
— Может Тёма или Стёпа? У меня так дедов звали, — настырно вжимает меня в кровать.
— О-да! — запрокидываю голову.
Глава 26 — Дима
Утро. Открываю глаза и дёргаюсь слегка. На моем плече лежит она, моя девочка. Её волосы щекочут нос, но я только рад этому. Молю высшие силы замкнуть эти два оставшихся дня в кольцо. Только, чтоб этот аромат, тепло и нежность её кожи больше никогда меня не покидали. Касаюсь губами ее лба. Она недовольно мурчит. Окаймляю ее руками, встав на локти. Склоняю голову к ее щеке, касаюсь губами и медленно движусь вниз. Дыхание Милы учащается, но я знаю, что она ещё спит. Тихонько спускаюсь ещё ниже. Убираю одеяло, скрывающее ее пылающее страстью тело. Переставляю руки по бокам Милы и зависаю над её животик. Он совсем не изменился, такой же плоский с лёгким пушком на коже возле пупка. Он дорожкой спускается к ее лобку. Сейчас он скрыт в тончайших кружевных трусиках танга. Присаживаюсь рядом и просмотрю, как Мила дышит. Живот то поднимается, то опускается. Готов до скончания времён это делать.
— Все в порядке? — долетает ее голос до слуха.
— Да, — рассеянно отвечаю я, поворачивая голову в ее сторону.
Мила садится на кровати, сложив ноги по-турецки. А потом и вовсе на колени.
— А мне что-то так не кажется, — обнимает она меня за шею и целует крепко в губы.
Ее напор сильнее моего. В какой-то момент я обрываю наш поцелуй и встаю с кровати. Подхожу к окну.
«Как мило, что на нем нет решёток. Хоть три дня посмотреть на мир не через ячейки. Иллюзия свободы и внутри этой квартиры все тоже иллюзия. Сейчас я отец, но детей ещё нет. Я муж, но четыре года моя жена будет без меня.»
Эти мысли скоро задушат меня. Чувствую, как они глыбой ложатся мне на грудь. Вцепляюсь пальцами в подоконник и теперь эта глыба у меня на плечах.
— Ты чего? — охватывает меня за талию Мила.
— Не знаю, — я по-настоящему начинаю задыхаться.
— Ну-ка, садись.
Мила возвращает меня на кровать.
— Держи, — протягивает она стакан воды.
Делаю глоток, ещё и ещё, пока не выпиваю всю воду. Голова разрывается на мелкие кусочки, но дыхание наконец затихает, и я могу сконцентрироваться на лице Милы. На удивление на нем нет ни капли испуга и тревоги.
«Почему? Она больше меня не любит, ей все равно. Что?»
— Давай, давай, три вздоха и выдоха. Медленнее. Ещё медленнее.
