Далее допрос продолжает прокурор.
— Как вы думаете, почему в день преступления Дмитрий не действовал по тому же принципу?
— Всё вполне логично, почему так произошло. Тёмное время суток, на улице никого нет, кроме него и покойного. Покойный крупнее и сильнее Димы, да, и то что Дима не мог его угомонить тоже имеет значение, тот парень неадекватный был. В конце концов, у него был единственный вариант спасись — это самооборона. Никто не говорит, что тыкать ножом в людей это разрешено, но если другие способы не помогают, то приходиться идти на крайние меры.
— Как вы думаете, что могло вызвать взрывные реакции на стресс у Дмитрия?
— Я думаю, что больше всего… хотя нет, я уверена, что больше всего это вызвало болезненный разрыв с бывшей девушкой, которую он сильно любил, но она предала его.
— Расскажите о событиях 29 мая этого года.
— В тот день вечером я дремала дома, потом меня разбудил Дима ночным визитом. Я открыла дверь и увидела, что он весь в синяках, крови и грязи. Я сильно испугалась и впустила его в квартиру. Отвела его в ванну отмыться. Затем он сказал, что шёл к другу в гости, который живёт недалеко от меня и к нему пристал сильный парень с претензиями о том, что он переспал с его девушкой. Слово за слово, и они подрались. Как сказал Дима в драке все остались живы и разошлись каждый своей дорогой.
— А когда вы узнали правду?
— Шестого июня, когда днём ко мне пришли сотрудники полиции, чтобы взять у меня показания, и они показали его фото. В это время Дима был в душе, потом мы поговорили об этом, и он рассказал правду, что убил человека. Он этого не хотел, он жалеет об этом, и ему было страшно, вот и все.
— Почему вы позволили ему остаться у вас? — спрашивает адвокат
— Не буду скрывать, потому что я его всегда любила и дорожила им. Ну а как тут оставить любимого человека в беде. Какой бы он не был, если любим, то ты все для этого человека сделаешь, чтоб обезопасить, даже во вред себе. Любовь всегда требует жертв.
— Вы осознавали свою ответственность за сокрытие преступления и преступника? — продолжает прокурор
— Да, абсолютно.
— На данный момент в каких отношениях вы состоите с подсудимым?
— Мы с ним встречаемся, я жду от него ребёнка, и мы собираемся расписаться.
— Вот как? Ну хорошо, я вас понял. Милана Константиновна, у вас есть, что добавить? Есть ли ещё что-то чего мы не знаем и может повлиять на судьбу вашего жениха?
— Нет, я все рассказала, это была самооборона, он жалеет об этом. Я уверена, что, если была бы возможность, то он бы с удовольствием поступил бы иначе. Просто ему не повезло, он оказался не в том месте, не в то время.
— Хорошо, спасибо, у меня вопросов больше нет, ваша честь — говорит прокурор
Глава 24 — Дима
«Вот и наступил тот день, которого я ждал и одновременно боялся.»
Пот льёт со лба градом. Ноги ватные. Тошнит. Даже вывернуло посреди ночи. К слову, я и не спал вовсе. Глаза теперь квадратные, как и голова.
Ну, вот и охранник. Браслеты снова звенят за спиной. Выходим за пределы СИЗО, меня бесцеремонно усаживают в автозак и везут к зданию суда.
Там ведут с чёрного входа по лестнице на третий этаж, а там в зал, запирают в клетке и снимают браслеты с рук, успевшие изрядно намять запястья. Растираю их, чтоб унять ноющую боль. Двое охранников занимают места по обе стороны от клетки.
«Господи, они че реально думают, что я могу сбежать. Самим не смешно?»
Сажусь на лавку, смотрю на пустое кресло судьи.
«Как один человек может решать судьбу другого. Конечно, он не просто человек, это человек со знанием законов и жизненным опытом, но все же он человек».
Стулья, стоящие в ряд, начинают заполняться людьми. Маленькое пространство зала суда заполняется их голосами. Среди них вижу знакомое лицо. Мой адвокат. Он подходит к клетке и просит меня сохранять спокойствие, по возможности конечно.
Напротив, у самого окна появляется обособленная группа людей. Ловлю их ожесточённые взгляды на себе. Мужик, единственный среди трёх увесистых дам, сжимает кулаки до белых костяшек. Судя по возрастной категории, либо брат, либо батя покойного. Одно лицо с тем бугаем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Становится мягко говоря не по себе.
Обвинитель в форме прокурора успокаивает их и просит занять места.
Спустя пару минут пристав объявляет о начале судебного заседания. Все встают и входит судья.
«Твою мать, да ей же лет сорок не больше. Ещё очки нацепила для умного виду. Смех и грех».
Все садятся. Идёт минутка юридической терминологии. Сижу, слушаю, ничего не понимаю. Но через минуту хочу буквально пролезть в сантиметровое пространство между прутьями клетки, чтоб только коснуться её.
Наконец начинается допрос. Первой вызывают мою Милу.
Моя красавица Мила идёт по проходу и встаёт напротив судьи.
«Господи, как же ей страшно. В глазах слезы. Девочка моя».
Сам кусаю губы, как и она. Еле удерживаюсь на лавке, чтоб не ринуться и голыми руками не разломать эти прутья толщиной в палец.
Не слышу её слов, только её глаза и пальцы, которые она разве что с корнями себе не выломала за время, бесконечное время допроса.
«Хватит её пытать, суки!»
Внутри меня ядерная война. Наконец её допрос закончен и Мила садится на скамью с моей стороны.
Далее весь остальной процесс проходит для меня как в тумане. Мама даёт показания. Тот мужик с кулаками возмущаются так, что его чуть не выводят из зала. В итоге слово за слово и проходит около двух часов.
«Признаться честно — жопа одеревенела сидеть. Да, и сам я понял, что закроют меня и надолго. Адвокат мямлил какую-то шнягу весь процесс. А говорили, что один из лучших адвокатов в городе, да чтоб его. Пошёл он к чёрту. Один вопрос остался, сколько мне эта типа умная судья впаяет».
Итак, настал решающий момент. Судья возвращается после получасового совещания с самой собой и объявляет длиннющий вердикт. Из которого я понял только одно.
«Четыре года. Четыре, сука, мать твою года! Милана!»
Вижу, как белокурая принцесса вся бледнеет от услышанного, вот-вот рухнет. Падает на стул, задыхается, ее бледное лицо становится красным, текут жгучие слезы по ее прекрасному лицу, которое она закрывает руками и беззвучно рыдает.
Мне и самому хочется безумно орать и рыдать от этого чёртового вердикта. «Чёртова система правосудия, будь ты проклята, гнилая до чёртиков система. Защищаешь собственную шкуру и шкуру близких от всяких ублюдков, а потом ты же и виноват. Уроды и козлы продажные, скоты вонючие.»
«Чёрт, как же я буду без неё, как она без меня?»
Чёртова старая сука судья объявляет, что слушанье закончено и уходит в свою садо-мазо комнату.
— Милан! — рвусь к двери из клетки и снова нацепляют браслеты. Аж зубы трескаются от злости.
Мать вешается с поцелуями на шею, вытирает тушь, тени, слезы, сопли, слюни. Мямлит, что-то про обжалование, апелляцию. Отец тянется обнять. Ухитряется шлёпнуть по плечу и что-то буркнул на ухо. Сторона обвинения ликует.
Тот мужик скалится на меня, кулаки демонстрирует. Я только сплёвываю себе под ноги, глядя ему в глаза.
Меня выводят из зала, выискиваю глазами Милу. Заметив, рвусь к ней, что есть мочи, и мы сладостно сцепляемся губами.
— Детка, я люблю ТЕБЯ, — полицейские силой растаскивают нас.
— Дима, я люблю тебя. Я дождусь тебя! Мы поженимся! Слышишь!! — ревёт она.
Меня утаскивают в сторону автозака, а я до последнего смотрю на неё и ловлю последние минуты взгляда на неё.
«Снова решётки, ухабы и пустота внутри. Вот, и новый дом на четыре бесконечных года. Новый дом, новые… Да нет же стены столь же серые и безлики в своём унынии. Прижался спиной к их ледяной шершавой, как тысяча когтей поверхности. Упираю локти в колени, и они впиваются в кожу. Как её взгляд, её слезы в глазах. Мила, Миланочка….»
Вот, и в моих глазах встали слезы.
«Размазня, тюфяк. Урод, мудак. Господи, как я скучен, отвратителен, даже самому себе.»
