И если с ней что-то случится, то виноват будешь ты. Потому что она тобой насквозь прожжена. А ты не сообразил, что ранил ее. Ведь в твоей груди уже давно кусок пенопласта вместо сердца. Ты выдохся, устал, смирился. И когда она пришла к тебе, простая и понятная, когда ее глаза молят: "Не губи!", ты испугался. Что сердце перестанет быть каменным. Что любовь ее превратится в балласт. Что снова нужно душу распластывать, а ты ведь забыл, как это делается.
Что ты скажешь ей сейчас?
– Знаешь, милая, я хотел просто поддержать тебя, но случайно воткнул в твое сердце нож. У меня самого от тебя двести ножевых и ни грамма анестезии! Я не знал, что с тобой нельзя пошутить и поиграть, а потом забросить в пыльный чулан памяти. Я, милая, боялся, что ты меня не захочешь. Кому нужен высохший столетний вампир, для которого давно приготовлен осиновый кол? Я медленно умираю. Ты – мой последний сладкий сон. В нем я видел, как мы гуляем по осеннему лесу, сидим, завернувшись в плед. Я дышу на твои руки, согревая их. А потом мы идем по берегу моря жарким летним днем. И теплое море лижет твои ноги. Видел, как мы одной ложкой едим из ведерка мороженое. Как качаемся на радуге, словно на качелях, черпая ладонями одно на двоих веселье. Но проснувшись я терялся в тебе. Как игла теряется в расшаренной вене. А ты приняла меня такого, как есть. И ни слова не сказала об измене.
Как же паршиво, наверное, вот так любить. Обесточенным пульсом, где не осталось ни одной живой искры. Где надежда умерла, даже не вылупившись. Но ты смогла. А я нет. Потому что… потому что ты – трус, Айболит! Как красиво ты говоришь. Как поэтично. В тебе сдох великий поэт, подавившись истиной. Только Машу это не спасет. Ты не долбанная Швейцария! На высоком шпиле вертеть твой нейтралитет, страхом расшаренный!
Просто будь мужиком и спаси ту, которая тебя любит. И ту, которую любишь ты. Да, не бойся этого слова. Не ждал, не гадал, но случилось. Так действуй же, добрый доктор Айболит. Не ходите, доктор, в Африку гулять. Но если уж пошел, так умей найти дорогу в джунглях. Бармалеи дышат в спину. Неужели ты им отдашь эту девочку?
Маша вдруг медленно подняла руку и, глядя куда-то за спину Айболита, перекрестилась, что-то едва слышно шепча. Ноги Айболита приросли к декоративным булыжникам, которыми был вымощен старый Яффо.
– Ты… не еврейка? – хрипло спросил он, едва выталкивая слова из внезапно пересохшего горла.
– Наполовину. Но фактически нет. Мама была русской. Еврей только папа.
В голове Айболита что-то звонко щелкнуло. Пазл сложился. Вот оно! Вот что было не так! Он слышал, что мать Маши была любовницей Нисима, но он никогда не спрашивал, кто она по национальности. Ему просто в голову не пришло, что в горской семье кто-то, пусть даже незаконнорожденная дочь, может быть не евреем. Кроме самого Айболита, конечно. Но он был мужчиной. А родство у евреев считается только по матери, поэтому никто из горских на эту тему никогда не говорил. Ёлка по умолчанию была горской еврейкой.
Интуиция давно нашёптывала ему, что вся эта затея со свадьбой фальшивка. Он терялся в догадках, пытаясь сообразить, что именно задумали тесть и Амир. А разгадка лежала на поверхности.
– Можно я зайду в церковь помолиться? – спросила Маша.
– Да, конечно. Почему нет?
– Папа не любит, когда я молюсь по христианским правилам. Но он еще как-то мирится с этим. А тетка Раиса аж на дыбы становится каждый раз, – объяснила Маша. – Хотите со мной?
– Нет, спасибо. Я здесь у входа в церковь подожду.
Маша зашла в церковь. Айболит выхватил из кармана телефон и набрал Марка.
– Скажи мне, Марк, ты Рафика в отделение отвез?
– Да мы уже почти доехали. А что? Ваня, хочешь, чтобы я его подольше подержал? По нашим законам могу на сутки задержать, не предъявляя обвинение. И ордер судьи для такого дела не требуется. Могу его отправить ночь провести в КПЗ с нашими арабскими братьями. Ему там скучно точно не будет.
– Да нет. Не нужно. Боюсь, что он будет Марье мстить. Просто хотел знать приблизительно, когда ты дома будешь. Марк, можно я к тебе приеду? Очень срочно нужно посоветоваться. Завезу Машу домой и приеду.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ну где-то ближе к вечеру. А что случилось? И главное: когда? Мы же только виделись. Мне не нравится твой голос, Ваня.
– Это долгий разговор. Случилось многое. Первое давно, когда я родился идиотом. Второе прямо сейчас, когда ты этого барана увез.
– Понял тебя, – коротко подытожил Марк. – Так бери Машу с собой и приезжай прямо сейчас. Алина, жена моя дома. Она вас встретит.
– Нет, не могу. Машу нужно домой завезти. Это разговор с глазу на глаз.
– Хорошо, Ваня. Встретимся вечером. Жду тебя.
Айболит отвез Машу домой и сам рассказал, что случилось с Рафиком. Вся семья собралась в саду. Анжела злорадно усмехалась, глядя на Машу. "А я говорила!" – было ясно написано на ее лице.
– Ой-вай-вой! – схватилась за голову Раиса. – Я так и знала, что он здесь нагадит! Как я просила Нисима оставить его в Москве! Но мой брат заявил, что Рафик, кроме него, единственный мужчина в семье, поэтому должен следить за порядком. Доследился! Что теперь делать?
– Ничего, – сухо ответил Амир. – Подержат и отпустят. Заявления нет. Ведь нет? – он строго посмотрел на Машу.
– Нет, – она покачала головой.
– Не понимаю: почему он вообще вмешался? Ведь не может же мужчина просто так устроить скандал на ровном месте, – недоверчиво протянул Амир, продолжая сверлить Машу взглядом.
– Рафик может, – заявил Айболит. – Ему это раз плюнуть.
– Не верю, – отрезал Амир и хлопнул ладонью по столу. – Что случилось?
Маша сжалась, втянула голову в плечи и нерешительно начала:
– Я отошла от столика в ресторане посмотреть спектакль уличного театра. А там был мужчина…
Амир побледнел и медленно встал из-за стола. Айболит понял, что ситуация критическая. Он вдруг представил себе эту картинку глазами кавказского мужчины. Беда! Интерпретация должна быть другой.
– Там было много мужчин, – перебил Айболит Машу. – И все актеры. В труппе всего пара девушек. Они какую-то восточную сказу ставили вроде "Тысяча и одной ночи". И в конце представления актёры начали бросать зрителям цветы, – вдохновенно врал Айболит. – Один из цветков упал на плечо мужчины с ребёнком на руках, который тоже смотрел спектакль. Он, не глядя, передал цветок Маше. Ну зачем мужику цветы? Рафик это увидел и всё неправильно понял. И решил, что кто-то за Машей ухаживает. Ну, собственно, с этого начался конфликт. Рафик вспылил, а ему это недолго. Он же, как сухой порох! И погнался за Машей. За ним местные побежали. Началась ссора. Мой друг полицейский Рафика успокоил. И толпу заодно тоже.
– Так и было? – Амир, который до этого стоял, облокотившись спиной о ствол дерева, подошел к Маше, склонился к ней и взял за руку.
– Да, так и было, – едва слышно ответила она.
– Посмотри на меня, – Амир двумя пальцами взял ее за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.
– Амир, ну что ты? Из-за одного цветка, – вмешалась Раиса. – Рафик просто нервный. Я брату давно говорю: женить его нужно, чтобы немного пар выпустил. Так ему никто не нравится, а нужно…
– Очень прошу: не вмешивайтесь, Раиса, – не глядя на нее, попросил Амир.
– В самом деле, Амир… – начал было Айболит.
Он видел, как побелели пальцы Амира, которые держали подбородок Маши, как тяжело вздымается его грудь от прерывистого дыхания. Амир был в бешенстве. Еще секунда – и он ее ударит. Это было ясно видно. И тогда Айболит не удержится. Если ты, козел винторогий, ее тронешь, я тебе твою же руку ампутирую без инструментов и вставлю прямо в трахею. Ты не причинишь ей вреда. Айболит, тяжело дыша, сделал шаг к Амиру, готовясь вмешаться. Больше никогда!
– Молчи, доктор! – Амир резко выбросил руку ладонью вперёд, – когда я разговариваю со своей женщиной. – Цветок был? Он тебе его подарил? Этот мужик?
И вдруг Айболита осенило. Цветок! Вот что вызвало взрыв. В тот день, когда он, Айболит, тайком увез Диану из мединститута на день рождения одногруппника, он подарил ей цветок. Розу на длинном стебле. Когда после дня рождения Айболит и Диана приехали к отцу Нисима, она держала цветок в руках. И тогда Рафик крикнул ей в лицо:
