– Что здесь происходит? – спросила она.
– Маруф объявил голодовку, – скорбно сообщил Доменг, – и все из-за тебя, о луноликая, но жестокосердная.
– Он что, ничего не ел? – забеспокоилась Метта.
– Совсем ничего, – горестно поведал Доменг, – если не считать плотного завтрака. Да и съел-то всего ничего, – и он принялся подробно перечислять, что съел за завтраком Маруф.
Того подбросило, будто его ошпарили кипятком. Он погнался за проказником, поймал, оттягал за ухо и снова пришел в приятнейшее расположение духа.
– Извините, что опоздала, – улыбнулась Метта, – я решила сегодня выспаться, чтобы весь день провести с вами.
– Предупреждать надо, – обиженно сказал Доменг, – а то я останусь без ушей.
День прошел в приятных развлечениях и прогулках, к вечеру сели сумерничать, и тогда только Доменг рассказал Метте о своем ночном видении.
– Наши друзья правы, – заключила она, выслушав его рассказ, – тебе это в самом деле привиделось. Мы с отцом ощущаем любое присутствие в лесу на много миль вокруг, а тем более злое. Сейчас, когда вы здесь, мы даже нашу работу с Алнондом выполняем по очереди, чтобы не упускать вас из виду.
– Кстати, как поживает многоуважаемый Алнонд? – осведомился Рене.
– О, прекрасно, велел вам кланяться.
– Метта, ты когда-нибудь встречала здесь тигров? – спросил Андрей.
– Видела одного не далее как полгода назад. Это был совсем молодой тигр, красавец, каких мало. Видимо, он определял себе территорию. Я не стала прятаться и ждала, как он себя поведет. Он рыкнул на меня раза два, но потом повернулся и ушел. Больше он здесь не появлялся – вероятно, признал за мной права на эти края. Я думаю, тигры очень умны, гораздо умнее, чем людям это представляется. Вам надо спасать эти леса, хотя бы ради тигров, ведь их осталось совсем мало.
– Завтра надо взять видеокамеры и побродить по лесу, – сказала Мари. – Я слышала, здесь водятся пятнистые олени и изюбры.
– Могу отвести вас к месту, куда они ходят на водопой, – предложила Метта, – прямо с утра и пойдем. Я приду в то же время, что и сегодня, так что никаких голодовок.
Она повернулась к Маруфу, который сидел рядом, не выпуская ее руки, и был тих и кроток, как ягненок.
– Как ты мог так плохо подумать обо мне? Разве я похожа на низкую кокетку, которая хочет помучить мужчину?
– Ты похожа на райскую деву, чья красота отнимает разум и способна посрамить сияющее солнце, ты…
– О, это надолго! – сказал Доменг остальным. – Пошли пока разведем костер. Наш златоуст к тому времени как раз и уложится.
Они отошли, но музыкальный баритон Маруфа хорошо был слышен в светлой вечерней тишине.
– Скажи мне, – смущаясь, спросила Метта, когда они остались вдвоем, – не испугал ли тебя мой облик, когда ты увидел меня драконом?
– Ты была, как горная серна с золотыми рожками, увитая гирляндами из роз, гиацинтов и нарциссов. Кожа твоя блистала гроздьями изумрудов, сапфиров и рубинов. Глаза твои были, как соты с медом, пропитанные солнцем. Ты сияла ярче утренней звезды. Тот, кто увидит тебя, дивное создание, станет счастливейшим из смертных. Нет таких слов, чтобы описать твою красоту, и нем мой язык!
– Это у него «нем язык»? – возмутился Доменг у разгорающегося костра. – Если так дальше пойдет, то именно нам скоро придется объясняться с Меттой на пальцах – издали. Он же никого к ней не подпускает.
– Хватит злопыхать! – осадила его Мари. – Смотри, доиграешься. Когда-нибудь он задаст тебе хорошую трепку, и обещаю: я вмешиваться не буду. Понимаю, что ты сам неравнодушен к Метте, но учти, что ему потом будет намного хуже, чем тебе. Отказаться от любви разделенной гораздо труднее, чем тогда, когда тебе не отвечают взаимностью.
– Что-то непохоже, чтобы он собирался отказываться, – нахохлился Доменг. – Он, как я погляжу, ни в чем удержу не знает.
К полудню следующего дня, захватив видеокамеры и фотоаппараты, члены отряда двинулись вслед за Меттой вглубь заповедника. Она уверенно вела их запутанными тропами, обходя целые островки густого кустарника, откуда выпархивали голосистые пташки. Миновали сопку, заросшую пышным лесом, и спустились в ложбину. Солнце грело все жарче, высокая трава сладко благоухала, разноцветные мотыльки стайками вились прямо перед глазами. В молодом березняке заливалась свирелью какая-то мелкая пичуга.
Метта взяла под руку Андрея и шла с ним в ногу, завязав беседу на его родном языке.
– Что-то ты все время грустишь, – сказала она, а Андрею, напротив, стало чудно легко, все тревоги куда-то улетучились, сердце наполнила светлая радость, и природа кругом заиграла новыми красками, – расскажи мне о своей девушке. Я вижу – мысли о ней мучают тебя.
Андрей набрал воздуху в грудь, но понял, что говорить о Тоне не хочет. Ее капризный облик в его сознании быстро съеживался и казался недостойным и постыдным воспоминанием перед лицом этого удивительного первозданно чистого существа, которое шло с ним рядом и смотрело на него доверчиво теплыми очами, где было море доброты, понимания и сочувствия. Так же, как и у его спутников, в нем ширилось желание оберегать и защищать это благородное создание от грубых реалий человеческой жизни, подобно тому, как взрослый щадит нетронутую и непосредственную душу ребенка.
– Да бог с ней, – сказал он, – она того не стоит.
Он склонился и с благоговением поцеловал ее атласную руку. Она продолжала задавать вопросы, живо интересуясь его жизнью, родителями, работой, городом, в котором он жил, и было это не праздное любопытство, а искреннее внимание и желание понять мир ставшего ей близким человека. Ее интерес и участие странным образом поднимали его в собственных глазах, он чувствовал себя значительнее, увереннее, нужнее, а главное – счастливее.
Маруф, опровергая своим поведением обвинения Доменга, шел позади и не делал никаких попыток помешать их беседе. В данном случае сам Доменг прервал их общение, завладев вниманием девушки.
Маруф поравнялся с Андреем:
– Понял теперь, о чем говорил Рене? Разве можно отдать столь совершенное создание на растерзание журналистам или тщеславным и нечистоплотным ученым, предприимчивым дельцам, а то и просто толпе?
– Я-то понял, а вот ты меня удивляешь. Что это за дикая идея вырвать ее из привычной среды и увезти в город, где она зачахнет, как птица в клетке?
– Знаю. Не думай, что я такой уж твердолобый. Это был всего лишь первый порыв. Надо найти другой выход, и я его найду!
Андрей почувствовал к нему невольное уважение. «Хотя будь я на его месте, – подумал он, – наверное, поступал бы точно так же».
– Ты – счастливец, – сказал он, – завоевать любовь такой девушки – невероятный подарок судьбы. А знает ли она о твоей семье? Меня она очень подробно расспрашивала.
– Меня тоже, только я многое от нее скрыл. Зачем беспокоить ее чистое сердечко? К счастью, она очень деликатна и не станет проверять достоверность моих рассказов. А ведь ей ничего не стоит узнать мои мысли. Да и какая разница, сколько раз я женат? Она одна царит в моем сердце.
– Вот здесь и заляжем, – показала Метта, – там, чуть дальше, речка. Будете сидеть тихо, сможете поснимать.
Они спрятались в частых молодых деревцах и стали ждать. Терпение их скоро было вознаграждено. Не прошло и часа, как к водопою подошла олениха с двумя телка́ми. Пока телята утоляли жажду, их мать, чутко наставив точеные ушки и настороженно замерев, глядела большими влажными глазами прямо в нацеленные на нее объективы.
– Никогда раньше не думал, что олени так прекрасны, – прошептал Маруф, оборачиваясь к Метте.
– Мало ли чего ты не замечал за своими войнами? – ввернул Доменг.
Они замолчали, глядя на Метту. Девушка поднималась, медленно распрямляясь со сдерживаемой в нетерпении силой; глаза ее были устремлены в одну точку, она почти не дышала. Подобравшись, как пантера перед прыжком и мягко переставляя стройные ноги, она подалась вперед и чуть слышно произнесла:
– Браконьеры, я их чувствую.
– Сколько их? – так же тихо спросил Маруф, молниеносно настраиваясь на предстоящую схватку и ощущая себя на поле боя. Взгляд его сразу стал острым, лицо холодным и спокойным.
– Пятеро, вон там, напротив. Сейчас я вышибу у них ружья, и нельзя позволить, чтобы они снова ими завладели.
В рощице, сбегающей в лощину по противоположному косогору, блеснули матовым металлом дула охотничьих ружей. Метта не стала дожидаться выстрелов. Она выбросила вперед руку – ружья вылетели из кустов и, описав дугу, шлепнулись в высокую траву на середину луга, вспугнув спасенных оленей. Маруф и Метта одновременно стремглав понеслись к месту их падения. Навстречу из рощи, матерясь и чертыхаясь, бежало пятеро мужчин в камуфляжной форме – двое выглядели откормленными здоровяками, остальные были похлипше, но не менее агрессивны. Маруф на ходу сбил одного с ног и незамедлительно накинулся на следующего. Подоспели Андрей с Доменгом и активно включились в потасовку. Рене прибежал последним и, сразу же получив удар в лицо, рухнул в траву. Мари, еще не успев ничего как следует сообразить, наблюдала за кипевшей посреди луга жаркой битвой и не могла разобрать, кто кого бьет. Метта тем временем искала в траве ружья. Один из здоровяков, сбросив насевшего со спины Доменга, метнулся к Метте, увидев у нее ружье, вырвал его из рук девушки и ударил ее прикладом в грудь. Маруф, тесня другого верзилу, услышал сдавленный вскрик Метты. Он с бешенством обернулся, увидел, как она упала, одним прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от обидчика Метты, и обрушил на него удар страшного кулака. Тот охнул и шмякнулся на землю, даже не успев навести на него ружье. Маруф бросился к Метте.
