Она провела ладонью по его плечу:
– Что это за шрамы у тебя на спине?
– Следы от пуль. Это было еще до того, как мы встретились.
– Если бы я тебя тогда лечила, следов бы не осталось. Ты все еще воюешь?
– Не думаю, что, пообщавшись с тобой, человек может снова взяться за оружие. Тогда я не понял тебя умом, но позже понял сердцем.
Он перехватил ее руку с кольцом:
– Оно напоминало тебе обо мне? Ответь, я знаю, ты неспособна говорить неправду.
– Драконы никогда ничего не забывают, – уклончиво ответила она.
Он молчал, перекидывая из руки в руку обкатанные камешки.
– Почему ты боишься меня поцеловать? – неожиданно спросил он, и она сразу же пришла в замешательство.
Он бросил камни, взял ее за плечи и погрузился в созерцание ее прельстительного лица, нежного и яркого, как цветок.
– Хотел бы я видеть твои мысли так же, как делаешь это ты, – сказал он с грустью. – О чем ты думаешь, чаровница? Может, ты давно уже меня не любишь?
Он совсем не ожидал, какая за этим последует реакция. Она часто задышала, потом горько расплакалась и уткнулась ему в плечо, измочив слезами его отросшие темные волосы.
– Я люблю тебя, – говорила она ему в шею, сотрясаясь от рыданий, – ты мучаешь меня, – и снова рыдания, – нам нельзя быть вместе!
Он счастливо разулыбался, утешал ее, как ребенка, взял полотенце и вытирал ей глаза, мокрые щеки, а она все вздрагивала, судорожно вздыхала, наконец связно произнесла:
– Отец сказал, что дракон не может идти против своей природы. Я не могу тебя даже поцеловать. Так уж мы устроены.
– Но ты целовала Рене и Доменга, я сам видел, и ничего не случилось.
– Они мне, как братья, но любовный поцелуй мне заказан.
Он снова обнял ее:
– Успокойся, моя радость, безвыходных ситуаций не бывает. На то я и мужчина, чтобы найти верное решение.
Она мало-помалу затихла, и вскоре он с удивлением обнаружил, что она спит, положив ему голову на плечо и продолжая всхлипывать во сне.
Их друзья, наплававшись до потери сознания, выбрались на берег и оторопели, увидев эту идиллическую картину.
– Все ясно, – догадался Рене, – она же не спит по ночам и тратит много энергии, а мы донимаем ее своими развлечениями.
Лилейная кожа Мари заметно порозовела, и у Маруфа спина стала вся красная.
– Надо возвращаться, – заключил Рене, – а то мы все сгорим. Жалко, но придется ее разбудить.
– Ни в коем случае, я отнесу ее, – сказал Маруф.
Метта спала так крепко, что по дороге в лагерь не проснулась. Ее уложили в палатке, накрыв легким покрывалом.
Вечером, когда она ушла, Рене, готовясь ко сну, спросил Мари:
– Что все-таки Метта имела в виду, когда говорила, что поможет тебе? Разве есть что-то, чего я не знаю?
Тонкие черты молодой женщины омрачились тревогой, она занервничала и принялась суетливо перекладывать одежду в сумке.
– Кажется, дело серьезное, – забеспокоился супруг, – может, ты нездорова?
Видя, что она продолжает отмалчиваться, он требовательно произнес:
– Мари, если ты мне сию же секунду не скажешь, в чем дело, я все равно узнаю у Метты. Она всегда говорит правду.
Мари обреченно вздохнула:
– Ты никогда не задумывался о детях?
Рене, забыв, что он в палатке, выпрямился и ударился головой о твердую конструкцию.
– Бог ты мой, Мари, – опешил он, – ты никогда не говорила, что хочешь ребенка. Мне и в голову не приходило…
– Какая же нормальная женщина не захочет иметь детей? – сказала Мари.
– Ничего не понимаю – ты за пять лет ни разу об этом даже не обмолвилась.
– Думаешь, приятно, что у меня ничего не выходит? Я уже всех врачей обегала, и все напрасно. Хорошо, что у меня такой супруг, который не видит дальше своего носа.
– Ах, я еще и виноват! – моментально вспылил Рене. – Могла бы поделиться со мной своими переживаниями. Я как-никак твой муж. Может, я и сам об этом думал. Нет, спать я теперь не смогу!
Он выскочил из палатки и наткнулся на Маруфа, который с задумчивым видом расхаживал по лужайке, глядя под ноги.
– Ох, уж эти женщины, – сказал Рене, – и ты не спишь?
– Да вот все думаю, но ничего придумать не могу. Впору самому драконом стать, так ведь и это невозможно.
Со стороны моря показалась светлая фигура Андрея. На лице его лежала печать уныния и разочарования – обычное выражение, когда он думал о Тоне.
– Давайте согреем чаю, – предложил он, – все равно не спится.
Они стали заново разжигать костер. Из палатки высунулась голова Доменга.
– Вы чего не спите, страдальцы? – заинтересованно спросил он, обводя друзей гагатовыми глазами. – Хотели полуночничать без меня?
Он вылез на четвереньках и занял место у костра.
– Составлю вам компанию, меланхолики. Будем вместе смотреть на звезды и поочередно вздыхать.
Но звезд на небе не оказалось. Ни звезд, ни луны. Небо было абсолютно черным, а воздух тяжелым и неподвижным. Деревья кругом стояли сумрачными великанами, не колыхалась ни одна травинка, в лесу не слышно было ни звука, словно все разом затаилось в ожидании чего-то неведомого и пугающего.
– Никак гроза надвигается, – сказал Доменг. – Что-то уж больно тихо.
Словно в ответ на его слова беззвездную темень прорезал ослепительный зигзаг молнии, вдали пророкотал гром.
– Допивайте чай, и по палаткам, – заторопился Рене, – Надо еще осмотреться и убрать то, что может промокнуть.
– Ой, там же полотенца и купальники на веревке, – вспомнил Доменг, – пойду соберу.
Он подбежал к краю поляны, где между двумя деревьями была туго натянута веревка, и стал сдергивать развешанные полотенца.
Яркая вспышка, сопровождаемая оглушительным раскатом грома, озарила лес, и Доменг на короткий миг увидел прямо перед собой, среди деревьев, огромную и ужасную человеческую фигуру, которая стояла, не шелохнувшись, и глядела на него красными злобными глазами. Свирепое лицо, напоминавшее коричневую коросту, было обрамлено лохматыми серыми волосами, которые, как старое тряпье, спадали на могучую грудь и смешивались с драной хламидой, облачавшей это цепенящее существо.
Доменг попятился, упал, перекатившись два раза, взлетел на ноги и опрометью бросился к костру.
– Там, в лесу, какое-то страшилище, – задыхаясь и указывая на деревья, выговорил он. – Оно огромное, ростом под три метра, жуткое, как привидение, и злобой так и пышет!
Маруф выхватил из костра пылающую головню и пошел к лесу. Рене поступил осмотрительнее – сбегал за фонарем и направил в указанном направлении яркий луч света.
Они просветили все деревья и кусты по периметру, но ничего необычного не заметили. Из лесу по-прежнему не доносилось ни малейшего шороха.
– Наверно, тебе померещилось. – Маруф швырнул горящее полено в костер. – Деревья в свете молний выглядят причудливо.
Первые тяжелые капли дождя упали на землю. Молнии сверкали почти непрерывно, гром гремел с небывалой силой.
– Пошли спать, – посоветовал Андрей, залезая в палатку. – В такую погоду что угодно может привидеться.
– Говорю вам, это был призрак, – бубнил Доменг, – я его видел, как вас сейчас.
– Не беспокойся, – обнадежил Маруф, – кто бы он ни был, я сверну ему шею, пусть только сунется.
Глава 8
Гроза оказалась кратковременной. Наутро тучи рассеялись, и проглянуло ясное солнце. Лес стоял умытый, посвежевший, сияя сочной зеленью. Воздух зыбился теплой испариной. В листьях скапливались озерца влаги и скатывались на землю сверкающей капелью. Лагерные постояльцы, вооружившись зубными щетками и полотенцами, отправились к протекавшему невдалеке ручью заниматься утренним туалетом.
– Вот они, издержки нецивилизованной жизни, – посетовала Мари, – у меня со вчерашнего дня все тело зудит от соли. Надо как-то изловчиться и вымыться в ручье целиком.
– Можно соорудить запруду, – предложил Андрей, – тогда к нашим услугам будет целая ванна.
Сказано – сделано: мужчины ретиво взялись за дело, натаскали камней, поток перегородили, и искусственный водоем был готов. За делами о ночном происшествии позабыли, и даже Доменг был склонен считать, что лесной великан ему просто привиделся.
Метта запаздывала. Они позавтракали, вымыли в ручье посуду, переделали всякие мелкие дела, а ее все не было.
Маруф долго крепился, мерил шагами поляну, затем прошел на середину, сел на землю и решительно сделал заявление:
– Пойдите, найдите ее – от вас она не станет прятаться – и передайте, что я больше не сдвинусь с этого места и объявляю голодовку. Если она будет от меня скрываться, то через месяц обнаружит здесь мой хладный труп!
– А ведь он так и сделает, – со страхом сказал Андрей, – ну и попали же мы в передрягу!
Из-за деревьев вынеслась Метта, свежая, как распустившийся бутон, и недоуменно воззрилась на сидящего посреди лагеря Маруфа.
– Что здесь происходит? – спросила она.
– Маруф объявил голодовку, – скорбно сообщил Доменг, – и все из-за тебя, о луноликая, но жестокосердная.
