аппетита не страдал. Не говоря ни слова, он достал из кармана портсигар и, закурив сигарету, буркнул:
– Ну?
– Позвольте рекомендоваться, коллега, – начал Войта. – Мы частные детективы из Праги. Прибыли в Берлин вместе с мистером Баркли, на которого, судя по всему, готовится покушение.
– Из Праги, говорите, – проворчал полицейский, – бывшие союзнички, значит. Ладно. Комиссар криминальной полиции Питер Шульц.
– Вацлав Войта.
– Клим Ардашев.
– Вот и познакомились, – поднял брови полицейский и, выпустив струю дыма, добавил: – Я не знаю, кто хочет прикончить вашего американца, но, исходя из того, что здесь произошло, этот Баркли и есть убийца.
– То есть как? – недоумённо проронил Войта.
– А очень просто. Официант видел своими глазами, как американец убрал со своего стола солонку и поставил на соседний. Он сделал это в тот момент, когда двое других его спутников – некая Лилли Флетчер и этот… как его… – он пожевал губами, силясь вспомнить имя.
– Эдгар Сноу, – помог Войта.
– Да, – продолжил комиссар, – так вот, пока они пошли мыть руки, этот Баркли засыпал в солонку яд и поставил на соседний столик. Затем, сами понимаете, появился новый посетитель. Бедолагу посадили за стол, куда американец только что сунул солонку с отравой. Принесли еду. Потерпевший посолил суп, поел, ему стало плохо. Он вышел в мужскую комнату, и у него началась рвота. Корчась от боли, бедняга умер. Почтенный человек. Судья из Кёльна. Отец шестерых детей. Поэтому, сами понимаете, мне придётся арестовать американца до выяснения всех обстоятельств случившегося.
– А что за яд? – осведомился Клим Пантелеевич.
– Не знаю. Белые кристаллы, без цвета и запаха. Я такого не встречал. Химическая экспертиза, сами понимаете, даст ответ.
– Позволите взглянуть? Мне кажется, я догадываюсь. О чём идёт речь.
– Ладно, – бросив окурок, кивнул полицейский, – пошли.
У самого входа два санитара с трудом укладывали на носилки труп. Врач в белом халате что-то дописывал за столиком метрдотеля. Эксперт криминалист, повернувшись спиной к присутствующим, очевидно, фотографировал отпечатки пальцев на различных предметах.
Посередине почти пустой залы сидел мистер Баркли и уныло курил сигару. Рядом с ним Эдгар Сноу с бледным лицом, что-то бормотал шефу. Лилли Флетчер находилась тут же. Она пила воду из стакана большими нервными глотками.
– Чёрт побери! Вы наконец-то приехали! Сколько можно вас ждать! – убрав сигару изо рта, недовольно прорычал Баркли и, поднявшись, воскликнул: – Мы так ни в какой Роттердам не доедем!.. Видите ли, мистер Ардашев, по словам Лилли, эти квадратоголовые капустоеды обвиняют меня в убийстве. Представляете? Получается, что я плыл через Атлантику в Стокгольм, оттуда добирался в Прагу, а из Праги тащился в этот нищий Берлин лишь для того, чтобы именно в этом ресторане, в котором кроме кровяной колбасы, квашеной капусты, картофельного супа и отвратительного липкого хлеба ничего не подают, отправить к праотцам, какого-то пруссака! Представляете? У них даже виски нет! И я вынужден был пить этот мерзкий schnaps[36]! Похоже, чёртову Германию союзникам надо было спалить дотла, и на её месте основать новую американскую колонию!
– You'd better shut up[37]! – прошипел комиссар.
Баркли дёрнулся, как будто в него выстрелили, и со страхом прошептал Ардашеву:
– Он говорит по-английски.
– Sure, buddy. Don't warry! Moabit prison – is the best place for you[38], – процедил сквозь зубы полицейский.
– И всё-таки, господин комиссар, я хотел бы осмотреть яд, и, если можно, солонку, – попросил Клим Пантелеевич.
– Яд в конверте. Прошу, – он протянул, – Я его пересыпал для проведения химической экспертизы. А с солонкой работает эксперт.
Услышав, разговор, эксперт повернулся и сказал:
– Знаешь, Питер, я нашёл вполне отчётливые пальчики, но кроме них есть ещё три странных отпечатка.
– Нам главное, чтобы там были пальцы мистера Баркли. Остальное – не так важно. Представляешь, сколько людей берётся за солонку в течение дня?
– Я думаю, что сейчас немного, – вмешался Ардашев. – Рестораны почти пусты.
Клим Пантелеевич обратился к Баркли:
– Вы сидели за этим же столом?
– Да.
Ардашев собрал с двух других столов, стоящих рядом солонки и салфетки и, подойдя к эксперту, попросил:
– Не могли бы вы снять отпечатки пальцев ещё с этих двух солонок и салфеток?
Тот бросил вопросительный взгляд в сторону комиссара.
– Сделай, Эрих, – кивнул полицейский. – Это наши австрийские коллеги. Просто остались, в Праге, а не в Вене и открыли детективное агентство. Ты же видишь, способные ребята.
Пропустив мимо ушей похвалу, Клим Пантелеевич понюхал содержимое конверта и сказал:
– Это гидроксиламин. Кристаллическое вещество без запаха и вкуса; хорошо растворяется в воде и спирте; крайне опасно; может проникать через кожу. Его вполне можно перепутать с поваренной солью. Используется для удаления волос со шкур животных, а также в качестве проявочного раствора в фотографии. При работе с ним применяют особые меры предосторожности.
– Вы уверены? – поинтересовался комиссар.
– Абсолютно. Но возникает другой вопрос: куда делась соль, высыпанная из солонки, в которой потом оказался яд?
Полицейский шмыгнул носом:
– А какое это имеет значение?
– Большое. Солонки в этом ресторане хрустальные, каждая вместимостью по сто грамм. Для того, чтобы соль свободно сыпалась через отверстия, в заведениях такого уровня перечницы и солонки ежедневно наполняют, как правило, не больше, чем на три четверти. Допустим, что в солонке осталось меньше соли. Но и в этом случае, как ни крути, минимум двадцать пять-пятьдесят грамм.
– Что вы хотите этим сказать?
– Пожалуйста, говорите на английском, – с мольбой в голосе попросил Баркли.
Клим Пантелеевич кивнул и перешёл на английский:
– Господин комиссар, если вы считаете, что преступником является мистер Баркли, то тогда возникает два вопроса: первый, куда он высыпал эти двадцать пять-пятьдесят граммов соли, чтобы освободить солонку и наполнить её гидроксиламином? И второй, где он ранее хранил гидроксиламин?
– Да никуда я ничего не сыпал! Мистер Ардашев, вы в своём уме? – прокричал американец.
– Послушайте, мистер Баркли, – прошипел Войта, – вам точно надо бросать пить. Вы очень туго соображаете. Мой шеф, как раз сейчас, доказывает вашу невиновность.
– О! В самом деле? Прошу прощения, – прошептал банкир.
Не обращая внимания на возгласы подозреваемого, полицейский сказал по-немецки:
– Логика в ваших словах, сами понимаете, есть. Да, соль он мог высыпать, куда угодно, хоть в свой картофельный суп, если бы он его заказал. Но, кстати, от супа он отказался. А вот где он хранил яд?
– Господин комиссар, я прошу вас тщательно обыскать мистера Баркли и, в случае, отсутствия у него кристаллического вещества, подобного тому, что находятся в вашем конверте, не задерживать его. А завтра он обязательно явится к вам для допроса.
– Что ж, поясните этому янки на его лягушачьем языке, что
