позволить посещать вагон-ресторан голодными не оставались. Всё было так, как до войны, но с одним исключением – цены были настолько высокие, что даже Баркли на это посетовал.
Поезд пришёл в Берлин на вокзал «Фридрихштрассе» в два пополудни. Носильщик в форменной фуражке с номером 56, собрав квитанции у Баркли, Ардашева, Войты, Эдгара Сноу и Лилли Флетчер отправился за получением багажа. Минут через пять он уже вернулся и покатил тачку, нагруженную чемоданами, к городовому, выдававшему жетоны с номерами таксомоторов и извозчиков. Полицейский протянул два жетона. Один для найма «гепэксдрожке» (кареты с багажником на крыше, предназначенной для Лилли Флетчер и Эдгара Сноу), а второй для «гепэксауто» (автомобиля с багажником на крыше для Баркли, Ардашева и Войты). На стоянке остался всего один автомобиль, а недостатка в извозчиках не было. Понятное дело, что старомодная карета досталась Сноу и Флетчер.
– Какие у вас планы на ближайшие дни, – осведомился Ардашев у Баркли по дороге в отель.
– Сегодня у меня важная встреча на Бирже. В Праге моя затея с «Голиафами» провалилась. «Легиа-банк» отказал в кредите на выгодных для меня условиях. Неблагодарные свиньи. Забыли, как я открыл им счёт по золотому вкладу весьма мутного происхождения. Решу в Берлине кой-какие дела, и – в Роттердам. А оттуда – в Штаты. У вас с визами всё в порядке?
– Кроме немецкой, голландской и американской у нас с Войтой ещё и английская.
– А английская зачем?
– Читал в газетах, что пароходы, идущие из Роттердама в США, забиты американскими солдатами и офицерами, до сих пор возвращающимися с фронта, а вот из Саутгемптона в Нью-Йорк взять билеты проще.
– А как вы собираетесь попасть из Роттердама в Саутгемптон?
– Из Роттердама в Лондон летает аэроплан. Ваш любимый «Голиаф». Правда, с дополнительным баком. Из-за этого там не двенадцать, а восемь пассажиров. Полёт длится не многим более четырёх часов. А по железной дороге из Лондона до Саутгемптона – час тридцать.
– Вот чёрт! А вы правы. Не подумал, – с сожалением почесал щёку Баркли.
– Не переживайте. Насколько я знаю, у американцев не бывает проблем с визами в Великобританию. Тем более, что в Роттердаме есть английское консульство.
– Смотрю я на вас, мистер Ардашев, и удивляюсь. Всё вы знаете, обо всём имеете собственное мнение, заранее предусматриваете возможные варианты развития событий. На английском говорите, как лондонский аристократ, на немецком общаетесь так, что вас принимают за австрийца. Голландским владеете?
– Нет, к сожалению. Но кроме английского, ещё свободно изъясняюсь на латыни, чешском, немецком, французском, испанском, фарси, арабском, турецком, телугу, урду, хинди и сингальском… В молодости я увлекался языками. А что касается Роттердама, Лондона и Саутгемптона – то это лишь моё любопытство. Перед любой поездкой стараюсь просматривать не только справочники путешественников, но и иностранные газеты. Двадцатый век – век прогресса. Весь мир изменился. Нам с вами повезло. Вы явились свидетелями появления не только телефона, но и беспроволочного телеграфа, автомобиля, аэроплана, дирижабля, теплохода… Думаю, скоро настанет время, когда из Нью-Йорка вы сможете не только протелефонировать в Прагу, Берлин или даже в Сидней, но и лицезреть собеседника во время разговора.
– А это вы загнули, – недоверчиво покачал головой американец.
– От чего же? Если можно передавать человеческий голос на расстоянии, то почему нельзя передать его изображение? Фотоаппарат позволяет нам получить картинку. Теперь осталось придумать, как передать запечатлённый образ через телефонную проводную линию, или даже беспроводную.
– Только мы с вами, шеф, до этого времени не доживём, – покачал головой Войта.
– Это почему?
– Потому что люди никогда не перестанут убивать друг друга. Безмозглые политики, одурманенные властью, далёкие от простых смертных, живущие в собственно выдуманных эмпиреях и возомнившие себя вершителями судеб, с той же лёгкостью, с какой дрессировщик взмахом кнута в цирке заставляет перепрыгнуть льва с одной тумбы на другую, будут посылать на убой своих граждан, прикрывшись нелепыми лозунгами, теориями и объяснениями. А безропотное стадо, маршируя в ногу, стройными шеренгами пойдёт не только на собственное заклание, но и на душегубство себе подобных, кои от них отличаются лишь по паспорту. Потом, конечно, народ одумается. Скинет тирана, вздохнёт, помянет убиенных и начнёт рожать детей и залечивать раны, восстанавливая города и сёла. Где уж тут до изобретений? На это уйдут десятилетия. Поэтому, шеф, при всём моём к вам уважении, новый большой скачок в науке и технике произойдёт только лет через семьдесят-восемьдесят.
– Думаете, будет ещё одна война?
– Обязательно. Лет через двадцать-тридцать. Поэтому следующий виток прогресса возможен ещё через одно поколение после окончания мировой кровавой бойни, или через два поколения после нас, то есть в двадцать первом веке.
– Мистер Войта, а вы большой философ. И я с вами согласен на все сто процентов. Но знаете, в чём разница между американцами и вами, то есть славянами? – осведомился Баркли.
– И в чём же?
– Вы очень любите порассуждать, поспорить, помитинговать. А нам, американцам, некогда. Если в Европе работают, чтобы жить, то в Америке живут, чтобы работать. А в России и того хуже, там живут и работают «vrazvalochku», то есть не торопясь. Мне понравилось это русское словцо, и я его запомнил. Оно очень точно характеризует русских.
Автомобиль остановился.
– Господа, как я понимаю, мы, уже на месте, – проронил Баркли, разглядывая на вывеску «Central-Hotél», Фридрихштрассе, 143.
Американец расплатился, выбрался из таксомотора, и, глядя на подъезжающий экипаж, сказал:
– А вот и Эдгар с Лилли. Отлично. Господа, у нас срочное дело на Берлинской бирже. Поэтому встретимся только вечером.
– Простите, мистер Баркли, но мы обязаны обеспечивать вашу безопасность. Возьмите с собой хотя бы моего помощника.
– Благодарю вас, мистер Ардашев, но в этом нет надобности. Мы воспользуемся таксомотором. По дороге с нами вообще ничего не может произойти. Да и на Бирже тоже. Там уйма народу. А как только закончатся торги, мы сразу же вернёмся в отель под вашу опеку.
– Поверьте, это очень опасно. Я уверен, что Морлок ехал с нами в одном поезде.
– Обещаю, мы будем осторожны.
– Как знаете, но, вы совершаете ошибку. Мы останемся в гостинице и будем ждать, либо вас, либо вашего звонка. Если вдруг заметите за собой слежку, или какой-то человек покажется вам подозрительным, тотчас телефонируйте. Мы сразу же к вам выедем.
– Мы так и поступим. Простите, мистер Ардашев, но мне ещё нужно заскочить в номер и привести себя в порядок.
– Будьте внимательны и осторожны, – проронил Клим Пантелеевич и направился к портье.
– Скажите, любезный, а есть ли в вашем отеле хоть один американец?
– К сожалению, – он глянул в карточку, –
