Почему вы считаете, что это — музыка Яворы?
Этого нельзя объяснить.
Попытайтесь.
Просто воспринимаешь какого-то человека как музыку.
Так. А вы воспринимали когда-нибудь другого человека как музыку?
Нет. Никогда.
Что исключительного вы видели в Яворе?
Не знаю.
Вы должны нам помочь.
Говорить об этом не получается.
Попытайтесь. Ваши одноклассники говорят много и подробно.
Я вам не верю.
Поверьте.
Не могу. Я знаю их лучше, чем вы. Никто бы не смог говорить о Яворе много и подробно.
Почему.
Потому что о ней нельзя говорить.
Вовсе нет. Другие же говорят, все.
Не верю вам. Скорее всего, вы силой заставляете их говорить. Или принуждаете. Как меня.
Вы считаете, что мы совершаем насилие над вами, да?
Знаете, я бы хотела говорить о том, что вас интересует. Но не могу.
Пауза. Молчание.
Иногда я не знала, Явора — мальчик или девочка. Я любила смотреть на ее руки, ее длинные пальцы, человек чувствовал себя сильнее из-за ее рук. В них было столько благородства и боли. Мир никогда не смог бы погибнуть, пока есть такие руки.
А какие именно у нее руки?
Она никогда не красила ногти, не носила колец, не любила украшений, сознавала силу своих рук, хотя они были совсем голые и беззащитные, их так легко было сломать или вывихнуть. Мне всегда хотелось сплести свои пальцы с ее пальцами, держать ее руку. В сущности… да, всегда.
Вас что-то смущает?
Нет. Да.
Вы держали ее руку? Сплетали с ней свои пальцы?
Иногда.
Вы были одни в тот момент или кто-то еще был рядом?
Иногда — одни, иногда — с другими.
А были другие, с кем она держалась за руки?
Да, со всеми.
А вы между собой держались за руки?
Да, почти всегда.
Благодарю вас. У меня больше нет вопросов.
* * *
Они собрались на своем обычном месте в обычное время — между половиной девятого и девятью, в беседке. Сквер был почти пуст, город затерялся между телевизорами, улицы были безлюдны в этот ранний вечер. Дул легкий ветерок, охлаждая раскаленные плитки на тротуарах, было мягкое лето, было лениво и пусто на аллеях сквера. В беседке собрались Андрея, Дана, Деян, Александр, Калина, Лия, Никола и остальные девять из их класса. И Явора, конечно же, Явора. Это скопище людей в небольшом местном сквере перед началом финальной игры мирового первенства выглядело по меньшей мере странно. Весь мир замер в ожидании этой игры. Мир. А они — нет. Их позвала Явора, и они должны были быть здесь. Явора была, как обычно, в своих вытертых джинсах, в кроссовках и бело-синей полосатой приталенной блузке с открытым воротом. Синее. Вместо «Явора» можно просто говорить «синее». Она всегда излучала эту синеву, лазурь. Особенно когда надевала что-нибудь синее и белое, тогда ее глаза и свет каким-то образом сливались. Наверное, она знала силу своих глаз, поэтому столько синего и белого всегда было на ней. Волосы высоко подняты и стянуты в хвост, необыкновенно высокий лоб, скулы, губы — слегка воспаленные, выпуклые, сексапильные, и, конечно, уши, совсем маленькие, словно ракушки, красивая лебединая шея, слегка полный подбородок, вытянутые к вискам глаза, густые брови, всё ее лицо. Лицо Яворы. Все знали: невозможно отвести от него глаз. Знали, что она красива, но было важно не это, а — радость вокруг Яворы, вдохновение.
Я позвала вас, начала она, усевшись на спинку скамьи, как хулиганка, позвала, чтобы сказать вам, я ухожу, покидаю вас
наступила мертвая тишина, матч уже начался, отовсюду доносился голос спортивного комментатора, и это был единственный звук, единственное движение в беседке
и позвала вас, чтобы сказать, что я вас покидаю, потому что…
кто-то кашлянул, и голос Яворы дрогнул
потому что…
потому что…
в это мгновение по всему городу прошел глубокий вздох, одна из команд чуть не забила гол, опасное положение, но мяч пролетел мимо ворот или, может быть, попал в штангу
потому что так надо. Я ухожу от вас, потому что так нужно. Вы понимаете меня?
Довольно долго они были неподвижны. Абсолютно неподвижны. Пока слова не потонут в их сознании, пока не засядут там, пока не выплеснут наверх свой угрожающий и невозможный смысл. Они начали переглядываться пугливо и настороженно. А хорошо ли услышали? Неужели это правда? Появилось беспокойство, тревога, паника и смертельный страх, страх перед чем-то, что никак не могло произойти, но вот — происходило. Это невозможно — была единственная мысль, которую они как бы передавали друг другу в эти первые минуты необъятного одиночества
вам нельзя иметь меня надолго, продолжала Явора, так вы привыкнете ко мне и не сможете оставаться одни, а ведь каждый одинок, совсем-совсем одинок
впервые она говорит глупости, впервые мы ей не верим — была вторая мысль, молниеносно пронесшаяся над странным молчаливым большинством, не все, что говорит Явора, обязательно должно быть правдой, ведь она всегда им это внушала
если я останусь с вами, вы превратитесь в инвалидов, вы не испытаете боли, и чувство одиночества — стрела, которая пронзает сердце каждого — не ранит вас до крови, крови просто не будет, и вам не придется останавливать ее, чтобы не утонуть в ней, не умереть инстинктивно они сдвинулись плотнее, почувствовав невообразимую катастрофу, они уже не впивались в нее глазами, а, опустив головы, уставились на свои кроссовки, на знаки, которые их ноги рисовали в пыли беседки
а еще я хотела сказать вам… хотела сказать… голос Яворы прерывался… завтра меня с вами не будет — раздать вам дневники, кто-нибудь другой их вам раздаст, вероятнее всего директор, просто завтра меня с вами не будет, и не надо пугаться, посмотрите на меня
оторвав взгляд от непонятных знаков в пыли, они посмотрели на нее
не надо бояться того, что вам предстоит, просто оно должно произойти
о чем это она? о чем она говорит?!
а куда ты уходишь? внезапно спросила Дана
уезжаю, ответила Явора
куда?
еще не решила, думаю попутешествовать с моим приятелем, хотим поехать в Индию, а потом в Южную Америку, но определенного плана у нас нет
но мы можем быть на связи по электронной почте, Дана высказала вслух то, о чем подумали все
нет, боюсь, что у нас не будет связи по электронной почте
почему? спросили все, как бы придя, наконец, в себя от удара, уже способные хоть как-то говорить потому что считаю, что лучше мне не иметь связи с вами
почему?!
почему?!
почему?!
почему?!
я останусь глубоко-глубоко в вашем сердце, ищите меня там, только там вы найдете меня по-настоящему
ее длинные пальцы, побледневшее лицо, Явора, смертельно бледная на их месте встречи, с опущенными глазами, не верящая в то, что надвигалось — и они вокруг нее, стадо вокруг своего пастуха, каждый с задавленным криком в горле, плотно прилепившиеся друг к другу, стена вокруг Яворы, стена колодца, в который Явора будет сброшена, Явора, сброшенная в этот своеобразный колодец из их тел, Явора — единственная, Явора — любимая
ты не имеешь права так поступать с нами, Явора, первым произнес витающие в воздухе слова Александр, он первый произнес эти слова
она побледнела еще сильнее, я два года была с вами, Алекс, два года, а это страшно много дней, вы уже знаете всё, вам придется с этого момента жить самим, самим понимать, все постигать своим умом, смотреть через свою жизнь — так, как я учила вас смотреть
но Явора… и Андрея расплакалась первая, Явора, ее голос сломался так же, как только что срывался голос Яворы, словно ветка, которую обломили навсегда, Явора…
и Андрея на коленях сползла на землю, обхватив голову руками… Явора… что ты делаешь… не надо…
и едва сдерживаемая мука вырвалась из их горла, тайный вопль — из их лиц, их глаз, их рук
совершенно неправдоподобной была эта сцена в одном из скверов в центре Софии. Под вечер, посреди притихшего города, безлюдных улиц и все еще теплых тротуаров, под легким ветром, свежим и ласковым
неправдоподобно, что эти дети плакали о Яворе, ведь Явора была с ними, а теперь бросала, и они расставались с Яворой
неправдоподобно, что они знали Явору, что она принадлежала им, а теперь вот они расстаются, прощаются с ней, подчиняясь ее воле
я хочу, чтобы вы запомнили, снова заговорила Явора, на свете много любви, много, очень много любви, она — везде, нужно только не проспать ее, любви хватит на всех
сейчас Явора плакала вместе с ними. Они были совсем близки к тому, что должно было случиться
вместе с сумерками, с исчезновением солнца, с помутнением света, с судорогами еле сдерживаемых криков в их глотках, с их телами, телами зверей, стеной окружившими Явору, вместе с уверенностью, которая разливалась в беседке, как паутина из металла, сковывая и подталкивая их к тому, что должно было случиться
