— Но бьешь меня в плане бизнеса? — добавляю я. — Какой в этом смысл?
— Ну что ты, Астахов. Я еще не бью, это так, первое предупреждение. Бить я еще даже не начал. Просто откажись от Ники, и разойдемся. Я заберу ее домой, ты продолжишь жить как раньше.
Все интереснее и интереснее. Ну что можно ожидать от мента, кроме как гнилого шантажа?
— Нет.
— Что «нет»?
— Нет, я от нее не откажусь! — вынимаю из стола ключи от ресторана, кидаю на стол. — Ты можешь забрать мой бизнес в общем, можешь сжечь все к чертовой матери, но я не откажусь от Ники. Она моя девочка.
— Да на хрен мне твоя богадельня? Я устрою тебе такие проблемы, что ты имя свое забудешь. Уголовнику я свою сестру не доверю.
— Свой срок я отмотал. Покаялся и перед судьей, и перед Богом. Мог бы вернуть все назад, сам бы сдох. Твою сестру я люблю, она моя душа, и я сделаю все, чтобы она была со мной. — Где она?
— Если Ника не дала о себе знать, значит, не хочет. Рой землю, ищи… — кидает он мне, поднимается с места и выходит из кабинета.
— Стой! — тоже встаю на ноги, выхожу в зал. — Давай поговорим, как мужики, отметая эмоции, — прошу я. Он, хоть и прокурор, но тоже человек. Родион останавливается, оборачиваясь ко мне. Несмотря на то, что наше знакомство с родственником не задалось, я чётко понимаю, что он забрал мою девочку и спрятал. А мне нужно ее увидеть. Ника могла бы уехать с ним без вот этих спектаклей, а раз наш прокурор пошел на шантаж, моя малышка сопротивляется. Захожу за бар, достаю лед и пару бокалов. — Виски, текила, коньяк, джин?
Белов сжимает челюсть, но снимает пальто, кидая его на стул. Контакт есть, с этим ментом не все потеряно, надо дожимать.
— Коньяк, — отвечает он, присаживаясь за барный стул. Плескаю себе и ему коньяка, тяну бокал, Белов медлит, снова давя меня волчьим взглядом. Оскаливаюсь, я не из пугливых, больших проблем, что были в моей жизни, он мне не устроит. Чокаемся, делаем по глотку.
— Ника замечательная девушка, живая. Да, где-то инфантильна, да, может нарваться, проходили, — усмехаюсь, но искренне. — Да, ее нужно направлять, но никак не душить порывы. В ее голове правильные ориентиры. Она - сама жизнь и вдохнула в меня эту жизнь. Я бы никогда не взял ее против воли, она сломала мои барьеры. Так вышло... Я увяз в ней. Да, я старше, но, черт... — закрываю глаза, глотаю еще немного коньяка. — Я откажусь от нее только в том случае, если она прогонит, но скажет мне это в глаза. По-другому никак: души, забирай, что хочешь, я все кину к ее ногам.
— А если она не оценит жертвы? Молодая, дурная, глупая.
— Пусть так, за момент с ней не жалко...
Белов подставляет мне свой бокал, плескаю ему еще.
— Сука, как вы меня бесите! — сквозь зубы приговаривает он. Но уже не агрессивно, больше обреченно. Все, это моя победа. Беру свои слова обратно: не совсем гнилой мужик. — Если она захочет быть с тобой - так и быть, если нет - мы уезжаем тут же. Будешь вмешиваться - закопаю! И да, обидишь ее - пи*дец тебе, Астахов, можешь сразу стреляется, я не пощажу! — рычит он.
— Договорились, — киваю. — Где она?
Белов ухмыляется, допивая коньяк. Молчит.
— Я бы свою женщину из-под земли достал.
— Хорошо, я тебя понял, — протягиваю ему руку.
Эпичный, сука, момент. Пожмет? Или побрезгует. Медлит, протягивает, жмет, до боли сжимая мою ладонь, отвечаю тем же. Секунды противостояния. Разжимаем руки.
Глава 27
Я люблю тебя так, как любить невозможно,
Как не любит никто и нигде на земле.
Это чувство врезается с болью подкожно,
Словно меркнут все звёзды при полной луне.
Я люблю тебя так, как сознанье теряют,
Как дыхание сбито и пульс на нуле.
Как из дома, горящего уже, не спасают,
Как боятся упасть при большой высоте.
(«Я люблю тебя так...» Катерина Кейнси)
Вероника
— Прекрати! — психует Родион, хватая меня за руку, которой я размешиваю сахар в кофе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мы на завтраке в местном кафе. Вокруг люди, шум посуды, за столиком слева дети, которых отчитывает мать за то, что они не умеют вести себя за столом. За окном снова снег. Осень в этом году холодная, голуби на карнизе собираются вместе, греясь и прижимаясь друг к другу. В моей тарелке блинчики с сырным кремом. Кофе любимый со сливками. Я его еще не пила, но точно знаю, что он невкусный. Самый вкусный кофе варит только Виктор. И завтраки его не сравнятся ни с одним шеф-поваром. Все пресно, серо, пусто без него. Ничего не хочется: ни спать, ни разговаривать, ни есть, ни жить в реальности, где нет его.
Меня ломает. Жутко ломает, словно в лихорадке. Хочется бежать к нему, сломя голову, и плевать на все. В объятья к нему хочется, уткнуться носом в шею и дышать его запахом. Рук его хочется сильных, голоса, жадных взглядов, дыхания, тепла. И кричать хочется, надрывая горло. Я кричу, но только в себя. Комната эта чертова не дает покоя, как музей его любви и горя, как памятник идеальным отношениям, черная метка моим чувствам.
Я хочу быть единственной в его голове, душе, сердце. Эгоистично хочу, чтобы меня любили так же. До разрыва, до боли. Абсолютной любовью, вне конкуренции, как люблю я.
Мне бы и правда уехать домой, оставить этот город, этого мужчину наслаждаться и лелеять свою боль.
Но не могу...
Не могу и все...
Виктор держит меня. Жутко от мысли, что больше никогда его не увижу.
Поднимаю глаза на брата.
— Там уже ложка растворилась, — усмехается он. Раньше я съязвила бы или закатила глаза. А сейчас просто оставляю ложку и отворачиваюсь к окну. До этого момента мне казалось, что раньше я любила. Первая любовь в школе, влюбленность в Дениса.
Оказалось, я ни черта до этого не любила, ни на долю. Прощалась со всеми легко, злилась, ненавидела, обижалась, но не болела. Мне никогда не было настолько невыносимо больно.
Кажется, жизни нет без этого мужчины. Ничего больше не имеет смысла.
— Если ты сейчас же не поешь, я запихаю в тебя эти блины насильно, — недовольно высказывается Родион.
— Я не хочу.
— Ты уже вторые сутки «не хочешь», Ника! — злится. А мне все равно, пожимаю плечами.
— Ну что ты от меня хочешь? Что? Я и так насильно не тащу тебя домой. Даю право выбора. Выбирай. Не надо мне тут умирать! — срывается брат.
— Скажи, как умерла его супруга? Только голые факты, без твоих спецэффектов.
— Они попали в аварию на трассе. За рулем был Виктор.
— Тогда почему он сидел? Это же несчастный случай. Стечение обстоятельств. ДТП со смертельным исходом, непреднамеренное убийство. При хорошем адвокате – условный срок, исправительные работы.
— Все-таки что-то запомнила из изученного? — усмехается Родион. А мне не смешно, я жду ответов. — Статья 264 УК РФ, пункт второй. ДТП со смертельным исходом, если виновник находился в состоянии опьянения и нарушил правила. Он лишается возможности получить условный срок и подлежит более суровому наказанию.
Закрываю глаза. Дышу. Открываю. Брат пьет кофе, рассматривая меня. На глазах снова выступают слезы.
— Это плохо, он виноват, но никто не знает, что его заставило сесть за руль пьяным и нарушить правила. Мы не судьи. Мы не боги...
Пытаюсь найти оправдания.
— Ника, я согласен, ситуации бывают разные, и только поэтому я насильно тебя не забираю отсюда и даю выбор. Прекрати плакать, Вероника!
Закрываю лицо руками. Я не хочу плакать, не люблю рыдать и очень редко это делаю. Я не впечатлительная. Обычно показываю эмоции по-другому: злюсь, выговариваюсь, исполняю. Сейчас мне не на кого злиться. Никто не виноват. Ничего не могу с собой поделать, сердце разорвало на ошметки и все залило кровью. Не могу взять себя в руки.
— Пойдем, — Родион подает мне руку и поднимает с места. Помогает одеться и выводит на улицу. Снятая Родионом квартира находится через дорогу. Брат обнимает меня за плечи, растирая их. — Были там смягчающие обстоятельства, — вдруг говорит он мне. — Оттого и срок маленький.
