— Какие? — быстро моргаю, пытаясь отогнать слезы.
— Да не вникал я. Баба довела, спровоцировала. Истеричка.
— Правда?
— Ну это ты у него спроси.
Впервые говорит со мной очень мягко, будто одобряя нашу с Виктором связь. Утираю слезы, Родион обнимает меня крепче.
— Дурочка ты моя. Говорила, самостоятельная, не нуждаешься в опеке, а сама втрескалась в мужика старше на двадцатку. Папочку нашла, — подкалывает меня.
— Да иди ты! — пытаюсь вырваться. — Ты тоже намного старше Лены.
— Ну ты не сравнивай.
— Двойные стандарты, господин Белов.
Мы доходим до подъезда. Застываю на месте, пряча руки в карманах. Дыхание резко спирает. Виктор.
Он стоит возле подъездной двери. Курит. С виду спокойный, но сигарета дрожит в пальцах. Холодно.
Родион тянет меня вперед, но я не сдвигаюсь с места.
Виктор так близко, всего несколько шагов, и можно оказаться в любимых объятьях, вдохнуть его сумасшедший мужской запах. Встречаемся взглядами. Его глаза темные, пронзительные, а мои снова плачут. Закрываю веки.
— Ника, мы можем спокойно зайти домой, если ты хочешь. Он не скажет и слова.
Качаю головой.
— Ника, — хрипло вдыхает Виктор, и мое и без того раненое сердце разрывается. Его голос всегда отзывался во мне волной тепла. Невозможно сопротивляться. Все внутри меня замирает. Рассматриваю его. Мы не так давно вместе, а кажется, что он такой родной. Слезы все катятся и катятся из глаз неконтролируемым потоком. — Девочка моя, — тихо произносит он, делает пару шагов в мою сторону, но Родион преграждает дорогу.
— Только с ее согласия, Астахов, — рычит брат.
— Родион, оставь нас! — требую я. — Мне необходимо с ним поговорить.
Брат отпускает, и Виктор тут же сгребает меня в объятья. Так хорошо, тепло и очень больно. Утыкаюсь ему в грудь и рыдаю, всхлипывая. Это слезы облегчения, словно меня только что сорвало по-настоящему.
— Ника, будь на связи, — наказывает мне брат и удаляется.
— Малышка моя, не плачь, пожалуйста, — шепчет мне Виктор, целует в висок. — Холодно, пойдем в машину, — тянет за собой. Мне все равно куда, хоть на край света. Так хочется ему доверять как раньше, но я не могу, словно мой бог упал с олимпа.
Виктор бережно сажает меня в машину на заднее сиденье, закрывает дверцу, обходит, садится за руль, делает обогрев больше, направляя его в мою сторону. Меня, и правда, трясет. Он снова выходит и садится уже назад ко мне. Молча сгребает в охапку, обхватывает лицо, целует мои слезы, согревая своим дыханием. Закусываю губы, чтобы не рыдать, но Виктор прикасается к моим губам, и они тут же послушно раскрываются.
— Все, все, со мной все нормально! — уворачиваюсь от его губ, когда хочется впиться поцелуем. Отпускает лицо. Но берет мои руки, греет ладони, растирая.
Ну зачем он так, я сейчас завою!
— Прости, моя маленькая, я много не рассказал, не мог... — хрипит он. — Боялся напугать, струсил... Прости, это все так отвратительно болезненно... — подносит мои холодные ладони к своим губам, выдыхает на них тепло, согревая. — Скажи, что сделать, чтобы тебе не было так больно?
Запрокидываю голову, быстро моргаю, дышу, чтобы прекратить поток истерики.
— Люби только меня, — ловлю его взгляд. — Безоговорочно. Сможешь?
— Я люблю. Только тебя, абсолютно. Внутри меня только ты, — уверенно отвечает он.
— Нет, ты любишь ее... — не могу произнести вслух имя его жены, я хочу забыть это имя.
— Я похожа на нее, ты видишь во мне жену! — мотаю головой.
— Кто тебе сказал, что ты похожа? — уже холодно спрашивает он, сжимая мои ладони.
— Рената... Она... — глотаю воздух.
— Ах, Рената, — сквозь зубы проговаривает он. — И чему ты еще поверила?
— Все, что она сказала, правда, я была в вашей... в вашей спальне. В музее твоей боли, тоски, любви. Ты не отпустил ее, ты носишь по ней траур даже со мной, — вырываю свои ладони из его рук и ударяю ими по его груди, на которой черная водолазка.
— Все не так. Позволишь рассказать свою версию?
— Только поэтому я еще здесь, — выдыхаю, кутаясь в пальто.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он отпускает меня, и снова холодно. Виктор откидывается на сиденье, запрокидывая голову, и закрывает глаза. В отличие от меня, распахивает пальто сильнее и оттягивает ворот водолазки.
— Мы состояли в браке шесть лет. Все было хорошо в рамках социума. Отслужил в армии, поднял бизнес, развивался. Нагулялся, устал от свободной разгульной жизни, встретил женщину, влюбился, женился, медовый месяц на море, — перечисляет так, словно считывает с бумажки, без эмоций, простая констатация фактов. Я ему верю. У мужчины, старше меня на целую жизнь, должно быть богатое прошлое. — Все как у всех: построил дом, быт. Были и взлеты, и падения, скандалы с супругой. Нормальная семья. В бизнесе подъём, развитие и большие планы на будущее, — выдыхает обреченно, потому что будущее не сложилось так, как он хотел. — В определённый момент я вдруг понял, что мне очень не хватает ребенка, я созрел. Понял, что проживаю эту жизнь и нам нужно продолжение. Татьяна была не против... — делает паузу, открывает глаза и с минуту смотрит в потолок. — В общем, мы пытались месяц, второй, третий, полгода. Таня грешила на противозачаточные, которые она долго пила, я в этом ничего не понимал. Верил ей безоговорочно. Год беременность не наступала. Решили обследоваться. Выяснилось, что у Тани с этим проблемы. Нужно лечение. Лечилась еще год. Ничего... Тридцать первое декабря мы праздновали в доме у общих друзей. Естественно, выпили. После двенадцати мы с другом оставили девочек. Вышли на улицу покурить, поговорить, обсудить бизнес и пожарить барбекю. Я забыл в доме телефон, вернулся и услышал, как моя супруга обсуждает с подругой ее псевдоболезнь и боится, что я все узнаю.
"- Тянуть больше невозможно, но рожать я не хочу, — так спокойно признавалась Таня.
— Ну роди ты ему одного. Раз так хочет. Ничего страшного, наймешь няню, — уговаривала ее подруга.
— А фигуру мне тоже няня восстановит?! Да и не хочу я. Не хочу! Никогда не хотела. Ребенок только тянет назад, — отмахивалась она.
— Тогда поговори с Виктором, объясни.
— Да не могу я. Он зациклен на ребенке. Как навязчивая идея. Узнает - бросит меня, найдет ту, которая родит ему выводок отпрысков. Думаешь, нет желающих? Секретарша постоянно крутит возле него тощей задницей. Витя мужик видный, перспективный. Я не готова отказываться от такой жизни. В нем все хорошо, кроме бредовой идеи стать отцом. Сдались ему эти сопляки..."
— И все, меня порвало. Все это она рассказывала пьяно и пренебрежительно, словно родить моего... нашего ребенка... это что-то мерзкое. Меня привело в ярость даже не то, что она не хотела детей, а то, как мерзко и цинично она преподносила это подруге, а меня топила во лжи. Схватил ее за шкирку, уволок в гараж поговорить. Скандал. Орал, как сумасшедший. Она вспомнила все мои недостатки, все наши недомолвки, взаимные обвинения. Напился тогда с Саней. Таня тоже добавила с подругой. Я хотел уехать один. Остыть, обдумать, прийти в себя, может даже, разбиться на этой чёртовой машине и сдохнуть. Один. Но никак не хотел брать Таню с собой, я ее видеть тогда не мог. Она бежала за мной, не отпуская. Сама села в машину...
Снова делает паузу, зажмуривается, глотает воздух. И я уже жалею, что окунула его в прошлое. Виктору очень больно.
— В общем, я, правда, был пьян. Чертовски пьян и в ярости. Адский коктейль алкоголя, ненависти, горечи и ощущения предательства. Плохо помню этот момент. Все, что было «до», помню. И «после». А вот нашу последнюю поездку - вспышками. Скандал и ее истерика продолжались, я набрал скорость на ледяной трассе, давил на газ, скорее, эмоциями. Она дернула руль, требуя остановиться. Не справился с управлением, машину занесло, удар в ограждение, отбросило, перевернуло... Я сломал ногу и пару ребер. Таня... — сглатывает. — Умерла на месте. Дальше больница, похороны, арест, суд, зона... Пока сидел, мой партнер по бизнесу отмел большую часть себе. Все, что уцелело, я продал и восстановил ресторан, бросив все на развитие, — он поворачивается ко мне. — Посмотри мне в глаза.
