Смотрю внимательно, тону в его бездне боли.
— И самое главное. В моей аскезе, в комнате, где ты была, больше покаяния и огромного чувства вины. Как бы ни было, я виновен, я мог не садиться за руль, я мог не брать ее с собой... Но я ее убил. И нет, вы не похожи. Один типаж, светлые блондинки - все. Это мой вкус с юности. Да, я ее любил, но не как тебя, меня не разрывало от чувств. Я любил Таню спокойно и размеренно. Любил до того момента, пока не узнал правду и ее истинную сущность. Дальше - только чувство раздирающей вины и горького сожаления. Ты не она. Ни секунды с нашей встречи я не видел в тебе Таню. Ты уникальна, неповторима, ты вдохнула в меня что-то очень новое, глубокое, острое, раздирающие. Я люблю так, как любить невозможно.
Теперь глаза закрываю я, словно снова настраиваюсь с этим мужчиной на одну волну, срастаюсь с ним. Дышу им, глотаю его. Это всегда больно - впускать в себя еще одну душу, когда в своей груди тесно от любви.
— Дом продам, вещи заберёт Танина сестра. Знаешь, я обещал твоему брату, что отпущу тебя, если ты не захочешь остаться. Я солгал... Не отпущу.
Глава 28
Виктор
Я уже все сказал.
Даже больше.
Душевно обнажен перед ней, вывернут наизнанку. Я у ног маленькой девочки, которая сейчас имеет надо мной власть. Моя судьба в ее холодных ладошках.
Ника уже не плачет, но в глазах печаль. А мне дико хочется зацеловать эти глаза. Не трогаю ее, ибо не получал разрешения. Сердце уже не заходится аритмией, оно давно остановилось. Замерло в ожидании ее приговора.
— Прости меня, — вдруг шёпотом просит девочка. — Я не рассказала о брате. Боялась, что он все испортит. Он может. И за то, что вторглась без разрешения в комнату. И за то, что поверила Ренате, за то, что не дождалась, за то... — замолкает.
— Ника, — не выдерживаю, тяну к себе на колени, мне мало ее. Хочу чувствовать. Не сопротивляется, садится лицом к лицу, обнимает за шею, прижимается, реанимируя меня, запуская мое сердце, заставляя биться ради нее.
Охватываю ее лицо, зацеловываю слезы, прислоняюсь щекой к ее щеке, дышу.
— Нет никакого прошлого. Есть только ты. Не забирай себя у меня.
— А поехали домой, — вдруг шепчет мне она. — Я кушать хочу, очень. Хочу твою еду, — трётся о мою щеку. — И по Зефиру очень соскучилась.
— Ах вот оно, в чем дело. Зеф меня обошел.
Смеется.
— Поехали. Просто не будем ходить наверх, пока ты не продашь дом. И Родион все разрулит с рестораном. Точнее, исправит все, что сам организовал.
— Серьёзный у тебя брат.
— А то! От этого я и сбежала.
— Хорошо, что сбежала. А то я так бы и не узнал, что где-то далеко существует моя женщина.
Домой мы едем молча. Ника кутается в пальто и пишет в телефоне сообщения брату.
— Родион завтра улетает, — сообщает она. — И приглашает нас на ужин. Давай не пойдём? — хитро щурится.
— Нет, так нельзя. Нам нужно пообщаться, чтобы он понял, что ты в моих руках и все будет хорошо.
— Ладно, как скажешь, мужчина, — улыбается.
Моя девочка.
Я так соскучился, хоть волком вой. Но нужно накормить мою принцессу.
Заезжаем в магазин, покупаю продукты. И быстро домой. Не знаю, что мне сейчас нужно больше: нежно любить ее или жёстко иметь. Мне нужно все, я словно вечность к ней не прикасался. Ника, как наркотик, похлеще любых запрещённых препаратов, моментально подсаживаешься, пробовал один раз - и все, пропал.
Я ревную ее даже к собаке. Они, как всегда, долго тискаются на пороге. Зефир поскуливает от счастья, что наша девочка вернулась.
Раскладываю продукты, начинаю готовить. Что-то быстрое, лапшу вок. Острую. Нам это нужно. Будоражит. Тело и так уже горит от потребности. И дело даже не в сексе, дело в душевном равновесии: чтобы его обрести, мне нужно ворваться в мою девочку.
Готовлю, но держу Нику в фокусе. Разговаривать больше не хочется, мы слишком много сказали, но мало сделали.
Девочка проходится по кухне, снимает с себя толстовку, оставаясь в коротком белом топике. Ткань прикрывает только грудь, животик оголен. На ключице красуется мое имя. Я ее сегодня сожру.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Быстро режу овощи, курицу, посматривая, как Ника распускает волосы. Розовые локоны спадают на плечи. Красиво. Прохладно, по ее коже бегут мурашки, соски упираются в тонкую ткань. Черт. Скоро согрею, моя маленькая. Будет жарко. Это своего рода прелюдия. Ника любит играть. Заводит. Идеальная девочка. Моя.
Закидываю мясо в сковороду, помешиваю, а когда оборачиваюсь, чтобы достать лапшу, Ника оказывается уже без штанишек, в одних белых стрингах.
— Твою мать! Ника! Ты сильно хочешь есть? — иду на нее.
Смеется, выставляя руки, не подпуская меня.
Моя хулиганка.
— Я очень хочу... — намеренно делает паузу. — Кушать.
— Ладно, — стискиваю зубы, отворачиваюсь к плите. Меня тоже это заводит. Иногда такая прелюдия гораздо круче самого секса. Вероника продолжает свою игру, подходит ко мне сзади, выдыхает в затылок.
— Кажется, тебе жарко, — томно тянет она.
Вот откуда в невинной девочке столько секса и чувственности?
Хватает мою водолазку тянет ее вверх, пытаясь снять, помогаю ей, отшвыривая водолазку. Мне, и правда, жарко. Особенно когда ее губы проходятся по моей спине.
— Такой шикарный у меня мужчина, — кусает за лопатку, тут же целуя места укуса. Возбуждённо рыча, закидываю овощи в сковородку и помешиваю лапшу. Нет, мне не жарко. Мне горячо.
— Нужны специи, — тянусь к шкафчику, доставая приправы.
— Очень нужны, — вторит она мне, усмехаясь, и тянет свои наглые руки к моему паху, сжимая. — Тебя так заводят специи? — смеется мне в ухо, сжимая каменный член.
— Меня заводишь только ты. Конец тебе, маленькая, не пощажу, скулить будешь, если продолжишь дразнить! — на эмоциях рычу я.
— Да, — выдыхает мне в ухо, — хочу скулить под тобой.
— Да бля! — обжигаюсь маслом.
— Все, поняла, не мешаю, — отходит.
— Ну-ка быстро вернулась и продолжила ластиться, — в голосе только приказ, на просьбы я сейчас не способен. Моя послушная девочка возвращается, продолжая зацеловывать мою спину, плечи, шею, кусать, шептать о моих достоинствах и как она хочет меня.
Доготавливаю скорее на автомате. Как только выключаю огонь, резко поворачиваюсь к Нике, подхватываю под бедра, вынуждая запрыгнуть на меня и оплести ногами торс. Стискиваю ее попку, впиваюсь в губы, жадно целуя, утоляя адский голод.
— Покушаешь после, — рычу ей в рот. — Сначала накормишь меня, — несу ее в гостиную, кидаю на диван. Девочка возбуждённо смеётся, тут же выгибаясь, пока я расстёгиваю ремень и снимаю брюки вместе с боксерами.
— Твои руки - это нечто, такие сильные, — зависает на моих ладонях, закатывает глаза, стонет, прогибаясь. Я еще не касался, она завела сама себя. Дрожит, словно уже на грани. Никаких больше прелюдий не нужно, да и не выдержу я больше. Наклоняюсь, целую ее грудь через топик. Ника вскрикивает, оттого что кусаю ее сосок. Целую подрагивающий живот, закусываю трусики и зубами стягиваю их с ее ножек. Задираю топ, оголяя грудь. Размещаюсь между ее ног, прикасаюсь болезненно пульсирующим членом к складочкам. — Нет! Стой! — снова тормозит меня, начиная отползать, сводит ноги.
— Ника! — рычу. — Хватит меня дразнить!
— Я хочу сверху, — встает на колени, толкает меня в грудь.
— Нет! Не сейчас.
— Я хочу! — капризно надувает губы. — Пожалуйста, мой зверь!
Никогда не мог ей отказать ни в чем. Послушно падаю на спину.
— Ну-ка быстро иди сюда!
Вероника, довольная кошка, садится на меня, снимает топик, откидывая его на пол. Ее грудь колышется от частого дыхания. Наклоняется, проходится ногтями по моей груди, ловлю губами ее грудь, всасывая соски, ласкаю языком, чувствуя, как она ерзает на мне, потираясь горячими складочками о член.
— Все, малышка, не могу больше, — хриплю я, обхватываю талию и сам сажаю на себя рыком.
