– Ой, Марго, не привередничай. Ешь, давай. – Маринка садится напротив меня и начинает медленно и красиво есть суп.
Я вытираю под столом о джинсы влажные ладони и не могу оторвать глаза от тарелки. Думаю, как начать разговор. Я часто крутила перед сном в голове возможные фразы, но сейчас они испарилась. Ничего не приходит на ум. Любое предложение звучит, как слабое оправдание.
– Марго, я знаешь, что у тебя узнать хотела, – Марина отламывает малюсенький кусочек хлеба, мнет его подушечками пальцев и лишь потом отправляет в рот. – Мне сучка-Лиля вчера такой бред сказала, что типа вы с Владом мутите. Говорит, видела вас. Прикинь, какая стерва, не успокоится никак. Я все понимаю, но такую чушь нести. Наверное, плойкой голову перегрела. – Она хихикает, горловина футболки съезжает по ее плечу, немного оголяя его. Она выглядит такой домашней и комфортной.
– Ты, кстати, останешься сегодня у нас? Вместе к зачету поучим.
Я сглатываю и откладываю ложку. Смотрю на Марину, а она – на меня. Улыбка сползает с ее лица.
– Она же просто позлить меня хочет. – Тихо договаривает свою мысль. – Марго… это же неправда? – Таким голосом маленькие дети зовут маму в темноте: испуганно и беззащитно.
Мне хочется провалиться сквозь землю. Случилось то, чего я так сильно боялась. Мы сидим друг напротив друга. И Марине будет больно, чтобы я не сказала. Все мои прошлые доводы, вроде «защитить Марину», кажутся полнейшим бредом.
А еще мне, похоже, очень нравится Влад. Я поймала себя на том, что мне очень приятно находится рядом с ним. Мне нравится его запах, жесты, интонации. Вчера, когда он довез меня до универа, я ощутила внезапное разочарование, что поездка оказалась такой короткой. Я часто думаю о нем и все время ищу его глазами в толпе.
Марина смотрит на меня с неверием, как будто до нее никак не доходит смысл. Я прочищаю горло и усилием воли начинаю говорить:
– Мне стоит начать сначала, Марин – Отвожу глаза в сторону. – Я не рассказывала тебе, но почти сразу после возвращения из Лондона Влад стал… не знаю, как это назвать. В общем, он проявлял ко мне повышенное внимание. Ты не думай, никакой симпатии ко мне он не испытывал, просто спортивный интерес. Меня ужасно бесили его наглость и вседозволенность. Я просила его оставить меня в покое, но потом… Я не знаю, зачем я это сделала.
– Что ты сделала? – Выговаривает одними губами.
– Мы с Соколовым целовались. – Я заставляю себя поднять на нее глаза. Марина бледная, спина ровная, плечи напряжены. Смотрит на меня прозрачными глазами. – Я знаю, как это ужасно с моей стороны, но поверь, Маришка, я никогда в жизни не хотела причинить тебе боль. Я просто хочу быть честной.
– И что, тебе теперь мое благословение нужно, честная моя?
– Ни один парень не важен для меня так, как ты. – Мой голос срывается.
– Видно, это не совсем так. – Все так же тихо говорит Марина.
Горький комок слез подступает к горлу. Она сжимает покоящиеся на столе ладони в кулаки, и начинает меня морально препарировать.
– Ты с первого дня твердила мне, что Соколов – мудак, козел, потаскун… напомни-ка, мне весь список твоих псевдоаргументов. Говорила, что он разобьет мне сердце. Типа, он недостаточно хорош для меня, так? А для тебя он, получается, достаточно хорош, да? – С каждым предложением она повышает голос, пока окончательно не переходит на крик.
Резко замолкает. Теперь я понимаю значение выражения «звенящая тишина». Ее нарушает только громкое дыхание Марины, а я, кажется, совсем не дышу. Вытираю щеки от слез, но это не помогает: они срываются и падают на джинсы, оставляя темные кляксы.
Сейчас я вижу перед собой другую Марину: жесткую, резкую, раненую.
– Ты с ним спала?
– Нет.
Марина пристально разглядывает меня.
– Нет, говорю же тебе. – Мой голос дрожит. – Скажи, что мне сделать, Марин. Я все исправлю. Я не хочу тебя терять. Помнишь, что я сказала тебе на твой день рождения? Ты для меня не просто подруга, ты моя семья. – Громко всхлипываю и прикрываю рот рукой.
– И ты по-семейному решила воткнуть мне нож в спину? – Марина пялится в одну точку перед собой. – Теперь понятно, почему он тогда подсел к нам в столовой. Просто хотел тебя побесить.
– Я все сделаю, Марин. – Шепчу я.
– Не приближайся больше к нему. – Чеканит она, в голосе – металл.
– Ладно… хорошо.
– Я хочу, чтобы ты ушла. – Марину начинает трясти, а у меня сердце замирает от страха. Что теперь будет? Мы же вместе всю жизнь, с детского сада. Совместное первое сентября, экзамены, выпускной. Я не помню себя без Марины. А как мы были рады, когда поступили, да еще попали в одну группу.
– Мне очень жаль. – Чувствую, как страдальчески морщится мой лоб. – Мне так жаль, Марин. Если бы я могла поступить по-другому…
– Марго, уйди. – Марина закрывает глаза.
Я встаю и иду в коридор. Не с первого раза попадаю в лоферы. Беру сумку и выхожу, тихо закрыв за собой дверь. Пелена слёз застилает глаза. Оступаюсь на лестнице и чуть не лечу с нее кубарем. На ходу набираю Тасю, но она вне зоны доступа. Признание не облегчило мне душу, стало только тяжелее. К вине добавилась неизвестность.
25
– А вы что, с Мариной поругались, что ли? – Спрашивает, кажется, в десятый раз у меня Олег. Он «случайно» увидел меня в столовой, спросил для приличия разрешения и плюхнулся напротив, не дожидаясь ответа.
Я качаю головой.
– А что тогда вместе не обедаете? Мне кажется, вы раньше поодиночке не передвигались.
Я неопределенно пожимаю плечами. Меньше всего я хочу сейчас обсуждать с ним эту тему. Я вообще не хочу ни с кем разговаривать.
– Она тоже какая-то странная ходит. – Олег задумчиво почесывает подбородок и возвращается взглядом ко мне.
Господи, ну, что он пристал? Не отвечает человек – значит не хочет. Докопался. Почему я не лезу к другим людям с дурацкими вопросами и уважаю их личное пространство? Раздраженно ковыряю влажную запеканку. Чай остыл. За окном – дождь. Голова болит второй день. Тупая боль окольцевала черепную коробку и давит, проверяя ее на прочность. Жизнь перевернулась с ног на голову и вообще не радует.
Сегодня утром на семинаре мы должны были разделиться по парам, чтобы опросить друг друга и определить тип личности. Я с глупой надеждой повернулась к Марине, но она окинула меня таким презрительным взглядом, что слезы моментально обожгли глаза. Я отвернулась и часто заморгала, чтобы позорно не заплакать прямо на занятии. Я, к несчастью, узнала, что моя Марина может быть жесткой и бескомпромиссной. Она не оставила мне ни единого шанса, чтобы реабилитироваться в ее глазах. Она не то, что больше не разговаривает со мной, даже не смотрит в мою сторону. В группе девчонки уже что-то заподозрили на наш счет и стали перешёптываться. Как это обычно бывает: кто-то что-то видел, кто-то додумал.
– Придешь ко мне в пятницу на днюху? – Слышу бодрый голос Олега. – Родители на дачу уезжают: у мамы плановая высадка редиса и свеклы. Так что квартира в моем распоряжении. Будет лампово. В настолки поиграем, отдохнем, поболтаем, потанцуем. – Олег играет бровями.
– Что, прости?
Столовая наполняется студентами. Когда я пришла, здесь было от силы человек пять, а теперь практически нет свободных столов. Время обеда – половина первого. Стучат приборы. Пахнет гречкой и чем-то жареным. Голоса сливаются в общий гул, усиливая головную боль. Жмурюсь и делаю глоток остывшего чая.
– Марго, – Олег заглядывает мне в глаза. – Я не пойму, что с тобой такое… бледная какая-то. Ешь, хватит запеканку ковырять. Уже обратно в творог ее превратила.
Мне хочется послать его в задницу с непрошенными советами, но привитое мамой уважение к семье Поповых не позволяет мне этого сделать. Поднимаю на него глаза. Он ест вареники с вишней, обильно макая их в сметану. Уголок губ запачкался. Придвигаю к нему салфетницу и отстраненно рассматриваю его. У Олега ухоженные руки с аккуратными ногтями, красная, клетчатая рубашка, чистая кожа. Он ловит мой взгляд и игриво улыбается, обнажая зубы:
