— А сейчас куда, пап? — спрашивает Андрей, но я лишь прикладываю указательный палец к губам.
Сейчас я везу их в музей. Сказочное, как я пообещал детям, место, до которого мы доезжаем за три станции и находим музей именно там, где и было обещано Интернетом-поисковиком. В пяти минутах ходьбы от станции ВДНХ.
— Ууу, — изумляется Андрей, а Лера прижимается к моей ноге. Перед восторгом у нее срабатывает испуг: обычная, как я предполагаю, реакция для ребенка ее возраста.
Я же строю кислую мину. Здесь, в музее «Ледниковый период», вместо впечатливших меня фотографий гигантских разноцветных сталактитов, свисающих прямо с потолка, я вижу обтянутые материей пирамидальные конструкции, создатели которых безуспешно пытались скрыть от зрителей спрятанные внутри обычные лампочки.
Да и весь музей напоминает старого шулера, которому не хватает даже обаяния, чтобы продавать свой обман со вкусом.
Дети, тем не менее, в восторге. Уже через минуту они разбегаются по разным углам помещения, и я чувствую себя владельцем кроличьей фермы, откуда сбежали не два, а по меньшей мере две сотни кроликов.
— Лера! Андрей! — ношусь я по залу, распугивая немногочисленный сонный персонал — двух теток не первой молодости.
С детьми у меня всегда так. С самого рождения они были для меня чем-то вроде телевизионной схем, в которых я никогда ни черта не понимал. Я вспоминал свое детством и телемастера Колю, сухощавого двухметрового гиганта, который приходил в наш дом, когда переставал работать телевизор. Он уходил, а оживший за время его присутствия телевизор продолжал работать, и я с ужасом думал о том, каким надо быть чудовищем, чтобы сладить с этим жутким механизмом внутри телевизора.
Когда мы гуляли по парку втроем (Лера тогда еще не значилась даже в планах), мне казалось, что Наташа выгуливает нас двоих — Андрейку и меня. Когда я выкатывал коляску с дочкой на пешеходный переход, я был уверен, что лишь присутствие Наташи не позволяет машинам сбить нас. Я так и не узнал, что это такое — кормить ребенка с ложечки и не чувствовал, как рубашка намокает от теплой струи, бьющей из примостившегося у тебя на руках крошечного живого тельца. Мне даже не пришлось вспоминать элементарные и совершенно вылетевшие из головы математические истины — я ни разу не помогал Андрею готовить домашнее задание. Признаться, я до сих пор удивлен, что Наташа доверяет мне детей на целый день; с моей колокольни это выглядит непростительным притуплением материнского инстинкта.
— Андрей, Лера! — кричу я, и раскрыв руки, дергаюсь в разные стороны, как вратарь, пытающийся сбить с толку пенальтиста.
Но дети не слушаются. Веселятся, завидев медведей, волка и особенно — двух смеющихся скелетов и притихают только у инсталляции с тремя мамонтами: двумя большими и одним маленьким, с которого дочь не сводит испуганного взгляда. Переходят на осторожный шаг и перешептываются, увидев трон, над которым нависает куполообразный светильник с крестом наверху; что эта штука делает в палеонтолическим музее, я так и не понял. Сталактиты и сталагниты и в самом деле убоги и совсем не походят не те сверкающие кинжалы из Интернета.
— Ну что, поехали? — спрашиваю я и дети смотрят на меня умоляюще-тоскливо. Но потом, вспомнив, что больше ни на чью поддержку рассчитывать не могут, идут за мной. Лера — уже забыв о музее, а Андрей — чуть надув губы.
— Вам понравится, — выдаю я солидный аванс Старбаксу.
Мы едем в Старбакс на Краснопресненской набережной — самый дальний из возможных вариантов посещения американской кофейной. В Старбаксе дети еще ни разу не были, но Андрей, споря то ли со мной, то ли с Лерой, начинает доказывать, что в «Шоколаднице» готовят вкуснее.
— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я. — Чтобы сравнить, нужно хотя бы попробовать. Кстати, ты знаешь, что такое Маккиато со льдом и карамелью?
Взглянув на меня исподлобья, сын отрицательно мотает головой.
— А лимонно-маковый маффин? Тройной чизкейк? — не унимаюсь я, вспоминая подробности из найденного в интернете меню.
Тройной чизкейк достается как раз Андрейке, а Лерочке — шоколадный маффин, на недоеденную половину которого она смотрит с мольбой, явно мечтая о том, чтобы вторая половина десерта исчезла сама собой.
— Тебе помочь? — спрашиваю я у дочери, и Лера охотно кивает.
— А в «Шоколаднице» чизкейк с ежевикой, — вспоминает Андрей, который, похоже самостоятельно управится со своим лакомством.
— Ты что, не наелся? — спрашиваю я, и сын перестает есть.
— Тебе жалко тратить на нас деньги, — помолчав, говорит он, и это звучит совсем не как вопрос.
Я закашливаюсь: яблочный сок, который я потягиваю через соломку, будто только и ждал, чтобы вместо пищевода нырнуть в гортань.
— Кто тебе сказал? — спрашиваю я.
Спрашиваю совсем тихо, но от этого Андрей пугается не меньше.
Ребенок только сейчас понимает, что слова, которую он, возможно, слышал от взрослых, обладают страшной силой, и пугается. Прежде всего, оттого, что решился их произнести.
— Мама сказала? Или Никита? — допытываюсь я, но Андрей только вертит головой.
— Хочешь, игрушку какую-нибудь куплю? — спрашиваю я. — Вам обоим по игрушке. Хотите?
Сын все еще смотрит недоверчиво, но в душе он уже повернулся ко мне лицом. Я чувствую это, и это — лучшее доказательство того, что я его отец.
— Купи нам… знаешь что… — запинается он.
— Купи телевизор, — выпаливает Лера, и Андрей кивает.
— Да, — говорит он, — купи телевизор в нашу комнату.
— У вас нет телевизора? — спрашиваю я, хотя прекрасно понимаю, о чем меня просят.
— Есть! Два! — радостно докладывает Лера, но Андрей ее перебивает.
— Есть в зале и на кухне, — уточняет он. — А в нашей комнате… — он шмыгает носом. — Никита хотел поставить, но мама сказала, что нам еще рано.
— Еще чего! — восклицаю я, но тут же одумываюсь. — Мама имела в виду, что вы еще маленькие.
— Она так и сказала, — говорит Андрей. — А он ее послушал.
— Никита? — спрашиваю я, и Андрей кивает.
У меня же сбивается дыхание. Я понимаю, что с его неразумного язычка едва не сорвалось нечто похуже обвинений в жадности. Он едва не назвал Никиту папой.
— Он хотел купить большой, плазменный, — расставляет руки Андрей, показывая размеры экрана. — Но мама…
— Понятно, — говорю я, понимая, что не имею представления о том, как бы соскочить с неудобного разговора. По крайней мере, не давать лишних обещаний.
— Давайте немного подождем, — предлагаю я.
— И ты купишь телевизор? — расцветает личико Леры.
— Посмотрим, — говорю я и поднимаю плечи. — Без маминого разрешения все равно ничего не выйдет.
— Ну, паааап, — надувает губки Лера.
— Давайте я телефон покажу, — нахожусь я.
— Ооо! — весь загорается Андрей.
Облако между нами рассеивается в один момент. Андрей рассматривает телефон с неподдельным восторгом, и я с гордостью отмечаю, что даже плазменный телевизор от Никиты не сделал бы моего ребенка настолько счастливым. По крайней мере, на вид.
— Я тоже хочу, — тянется к брату Лера, добивая локтем недоеденный маффин.
— Дай-ка на минутку, — прошу я у Андрея телефон, а сам поднимаюсь и беру со стола салфетку.
— Ну папа! — расстраивается Андрей.
— Я только отправлю сообщение и верну, — обещаю я, оттирая локоть дочери от липкой коричневой субстанции.
— Не хочу я!
Насупившись, Андрей кладет телефон на стол и, сложив руки на груди, поворачивается полубоком.
— Никита сразу дает, если просишь, — добавляет он.
«И телевизор?», собираюсь было уточнить я, но лишь вздыхаю и сажусь на место.
— Никита подарил мне цирк! — вспоминает Лера. — Вот такой!
Она разводит руки в ширину и получается, что размерами игрушечный цирк ненамного уступает плазменному телевизору.
— А мне — гигантский бакуган, — говорит Андрей.
Я же делаю вид, что меня это никак не касается. Сдвинув брови, я тычу в отдающие легкими толчками «Йоты» буквы на экране, и, справившись с задачей, понимаю, что результат читается слишком двусмысленно.
«К СОЖАЛЕНИЮ С ДЕТЬМИ», читаю я свой ответ Мостовому. Подумав, все же исправляю на «СЕГОДНЯ С ДЕТЬМИ» и слежу за миганиями оповещателя, сигнализирующего об отправке сообщения.
— Ну что, крутой? — возвращаю я телефон Андрею.
Сын смущенно улыбается. Мой слэнг кажется ему тем, чем он является на самом деле. Всего лишь новой нелепой попыткой загладить собственную вину. Проблема, понимаю я, в том, что моя вина перед детьми не искупиться никаким количеством попыток.
— Дай мне, — снова тянет ручонки Лера.
— Ты еще маленькая, — прячет сын телефон за спину.
— Пааапаа!
— Но Лерочка, — я стараюсь говорить нежно, — ты и в самом деле можешь уронить телефончик. И папу будут ругать на работе.
