Сам Валентин, впрочем, ставил на Ёху.
Ишь, пивка захотелось, подумал он, сравнивая Хунгера с жилистым телохранителем.
И вдруг засомневался…
Дело, собственно, не в форме… Какая сейчас у Ёхи форма?… Вон как расплылся… И благодушие во взоре… А телохранитель Николая Петровича и помоложе, и обязан рыть землю всеми копытами…
Но ведь опыт…
У Ёхи колоссальный опыт подобных развлечений.
– Ге-на! Ге-на! – скандировала блондинка, заражая весь зал неподдельным энтузиазмом.
Зал подхватил:
– Ге-на!
Хунгер несколько недоуменно обернулся.
На ходу скинув свободный спортивный пиджак, закатав рукава белой рубашки, ослабив узел галстука, телохранитель Гена подошел к стойке. Руку Хунгеру он не пожал, сразу поставил локоть на стойку.
– Видите, видите! Не перевелись еще богатыри на земле русской! – торжествовала ведущая. – Есть еще на земле суровые мужчины, готовые постоять за честь «Анны Карениной»!
Богатыри…
Земли русской…
Валентин опустил голову.
Богатыри… Старого крематория… Только им и защищать честь «Анны Карениной»… Чего-то я, наверное, не понимаю… Чего-то я, наверное, уже никогда не пойму…
– Представьтесь, пожалуйста.
– Просто Гена, – хмуро, но веско ответил телохранитель.
Недоуменно глянув на Гену, немец тоже утвердил локоть на стойку.
– Начали! – скомандовал Кузьма Егорыч, добровольно взявший на себя роль арбитра.
Прищурив зеленоватые холодные глаза, жилистый телохранитель Николая Петровича уставился куда-то поверх головы сразу побагровевшего немца. Их руки, сплетясь, чуть вздрагивали, выдавая невидимое напряжение. Следя за соперниками, зрители в баре умолкли. Не сдюжит Ёха, вдруг понял Валентин. Возраст не тот и пузо мешает.
Первыми захлопали Николай Петрович и блондинка в черном.
Стерев пот с лица, немец все с тем же обиженным недоумением пожал плечами. Победитель Гена руку ему не протянул. Еще раз пожав плечами, немец обиженно вернулся за свой столик.
Телохранитель Гена выпрямился и по-хозяйски посмотрел на ящик пива, выставленный барменом на стойку.
– Пора, Валентин Борисыч! Вот теперь действительно пора! – взмолилась Раиса Васильевна, напирая сзади грудью на Валентина. – Ну, родненький! Ну, солнышко! Сделай этого грубияна. Видишь же, какой он несимпатичный! Отбери у него пива! Ты же не боишься его?
– Нисколько, – хмыкнул Валентин.
– Ну так иди! Сделай нахала!
– Нет, – сказал Валентин. – Состязания закончены.
– Как закончены?
– А так. Хватит.
– У меня девушки так не капризничают, как вы, – обиделась Раиса Васильевна и, схватив микрофон, не давая Валентину опомниться, нежно и прельстительно засмеялась.
– Дамы и господа! – голос Раисы Васильевны стлался над залом, как дымок костерка над весенними полянами. – Сегодня на «Анне Карениной» встретилось первоклассные бойцы. Но если вы думаете, что приз уже разыгран, то вы ошибаетесь. Сейчас вы увидите таинственного чемпиона, черную маску, великого незнакомца, пожелавшего остаться неизвестным…
Она обернулась:
– Прошу!
Зал восторженно загудел.
Николай Петрович, нагнувшись, что-то шепнул блондинке на ухо и та, засмеявшись, выкрикнула восторженно:
– Ге-на!
Форменный зоопарк.
Телохранитель Николая Петровича утвердил локоть на стойке.
– Боисся? – шепнул он. – Маску натянул, козел?
В поднявшемся шуме слова Гены потонули, их расслышал только Валентин. Но телохранитель этого и хотел телохранитель. Узкая черная маска, прикрывающая глаза Валентина, явно раздражала его.
– Ге-на! – вопила блондинка.
– Ге-на! – широко поддержал зал.
Похоже, хладнокровный жилистый Гена понравился зрителям.
…Он поднимался с ковра, поправляя лямки красного трико с крупными буквами на груди – СССР, и зал восторженно взрывался:
– Ку-ди-ма! Ку-ди-ма!
Когда это было?…
– Боисся? – негромко переспросил Гена. – Это правильно. Сейчас я ломать тебя буду.
Валентин не ответил.
– Начали!
Зал ахнул.
– Зер гут! – выдохнул Ёха Хунгер. Он даже приподнялся со стула. – Высокий класс!
Телохранитель Гена ошеломленно глядел на свою жилистую руку, прижатую к стойке.
– Не по правилам! – он старался не оглядываться, чтобы не встретиться взглядом с Николаем Петровичем. – Он начал раньше команды!
Валентин усмехнулся и снова поставил локоть на стойку.
Не теряя ни секунды, телохранитель Гена навалился на руку Валентина, в какой-то момент он даже оторвал руку от стойки, но Кузьма Егорыч тут же хлопнул в ладони:
– Локоть!
Силен, паскудник, отметил про себя Валентин, боясь только одного, как бы с его лица не сползла маска.
Силен, паскудник.
«Боисся… Ломать буду…»
Я бы сам сейчас с удовольствием сломал тебе руку, паскудник. Я бы сделал это в одно мгновение. Нет проблем. Ведь ты, наверное, совсем недавно пил и веселился с Серегой. Ты, наверное, общался с ним каждый день. Может, вы даже были приятелями. Может, именно ты, подонок, и наладил Серегу в гостиничное окно…
Вот тебе дармовое пиво!
Рука Валентина, почти прижатая к стойке, медленно, как чудовищный рычаг, начала подниматься, и так, неуклонно и медленно, поднималась, пока телохранитель Николая Петровича не выдержал.
Зал взорвался аплодисментами.
Аплодировал даже Николай Петрович.
И сразу ударила музыка.
Ах вы, сени мои, сени, сени новые мои!..
Валентин жадно жевал сосиски, обильно политые острым кетчупом, подхватывал на вилку роскошные ломти красной рыбы, запивая ее баварским пивом, и, конечно, не забывал про картофельный салат. В крошечном банкетном зале за столом, весьма пристойно накрытым, кроме него и Кузьмы Егорыча никого не было. Валялся, правда, на диване пьяненький поваренок, но он никому не мешал. Только иногда, открыв глаза, растерянно спрашивал:
– Вы что? Не ели три дня?
– Отпади! – прикрикивал на поваренка Кузьма Егорыч. – Вздрючу!
– Разве это еда? – пригорюнился Кузьма Егорыч, подкладывая Валентину все новые и новые сосиски. – Ты бы вот попал ко мне в Потресово, есть на Волге такое местечко. Я бы тебе картошечку обжарил в огне, а к обжаренной картошечке подал рыжики. Никакого мяса не надо. Мне можешь верить. Знаешь, Валюха, какие у нас боровики? Так тебе скажу, потолще, чем шея у этого немца.
– Угу… – мычал Валентин.
В дверь постучали.
– Легок на помине, – восхитился шеф-повар. И замахал рукой: – Входите, входите, герр Хунгер!
Валентин засмеялся:
– Ёха!
– О, Валя! – немец споткнулся от неожиданности.
Бросив на стол связку баварского пива, Хунгер обнял Валентина:
– Валя!
– Вот как правильно угадал! – от души хохотнул шеф-повар, довольный столь неожиданной встречей бывших чемпионов. – Теперь все в сборе. Исключая второго финалиста.
Он сплюнул.
– Зер гут! – немец ухватил бутылку пива.
– Ёха!
Они снова обнялись.
– Я что-то такое чувствовал… – Хунгер легко находил русские слова. – Смотрел на тебя и думал, ну есть Кудима! Вылитый Кудима – чемпион! Я что-то такое чувствовал, Валя…
Немец еще больше побагровел. Не от выпитого, от волнения.
– Пей, Ёха, пей. Пива хватит. Считай, вместе его зарабатывали.
– О, Валя! – немец еще раз обнял Валентина. – Жаль, я тогда не добрался до тебя в Осло!
Поваренок на диване проснулся и стал тереть глаза. Он хорошо помнил, что когда засыпал, за столиком сидели два толстяка. А теперь сидели три. Ну прямо, как в сказке.
– Отпади! – строго пригрозил поваренку шеф-повар. – Вздрючу!
Изумленный поваренок послушно закрыл глаза.
Ночь.
Море за кормой.
Музыка над морем.
Ключ к долголетию
С верхней палубы парома Киль открылся сразу, как в диораме. Ратуши, высотки, море черепичных крыш. Своеобразие открывшемуся пассажирам виду придавали гигантские портовые краны, безостановочно, казалось, бесшумно, с каким-то невероятным, поистине нечеловеческим упорством ползающие по невидимым с парома рельсам.
По трапу неторопливо стекал на пирс поток пассажиров. На пирсе этот поток разделялся на ручейки, которые, мгновенно ускоряясь, спешили к стеклянным галереям досмотровых залов.
Валентин неторопливо, как все, спустился на площадку автомобильного досмотра.
– Приглашаются к досмотру группы «Совтур» и «Тбилиси»… – пронеслось над палубой парома. – Приготовиться группам «Таллин» и «Сибтур»…
Валентин усмехнулся.
– Просим не забывать документы и личные вещи… Просим не вступать в пререкания с таможенниками…
Не лишнее предупреждение, отметил про себя Валентин, увидев выкатывающийся на досмотровую площадку сияющий микроавтобус Коляки. У Коляки сейчас навалом и дел и волнений. А я, похоже, забыл не только личные вещи, но и документы…
Валентин еще не знал, даже не предполагал, как, примерно, будут развиваться дальнейшие события, но почему-то был уверен в успехе.
