Тускло горела лампочка под потолком. Сонно и тяжело дышала корова. Аграфена устроила постель на сене в пустом стойле.
— Ложитесь, поспите, — сказала Наталья, — а мне все равно не спать. Когда понадобитесь — разбужу.
И неизвестно, наяву это было или ранняя зорька наворожила такой веселый сон Катерине. Будто праздник на улице, будто играет гармонь около самых окон. Играет, рассыпается серебром… И подходит Сергей к окну и зовет тихонько: «Катерина! Катерина!» И Катерина видит его яркие глаза и темные брови вразлет… Радостно и тревожно Катерине, не знает, что ему ответить.
«Твоя мать не любит меня, — шепчет она, — и для тебя я тоже нехороша. А зачем ты стоишь здесь?.. Ты же найдешь себе тихую, хорошую…»
А гармонь звенит и заглушает ее голос. И сквозь мелкие, частые ее переборы слышится только ее имя:
«Катерина! Катерина!..»
Катерину тряхнули за плечо, и она проснулась.
— Ну, крепко спишь! — сказала Наталья. — Раз пятнадцать тебе крикнула. Вставай, принимай прибыль!
Несколько мгновений Катерина не могла различить, где сон, а где явь: гармонь еще играла за стеной, постепенно удаляясь.
— Ишь, гулянку устроили возле скотного двора! — проворчала Наталья отходя. — Да еще к окошку кто-то совался… Места им нет!
Катерина вскочила и побежала к корове. В маленькие окошки глядела холодная заря.
Клетку с теленком перетащили в Катеринин телятник. Катерина густо настлала ему чистой соломы и сверху тоже прикрыла соломкой, как одеялом. Через минуту в телятник вошел дед Антон.
— Уже управились? А я думаю, дай схожу взгляну, как тут дела.
— Все хорошо, дедушка Антон! — еще сильно взволнованная, ответила Катерина. — Телочка!
— Ну, в добрый час! Идите спать теперь.
Аграфена зевнула:
— И то пойду! — И вышла из телятника.
Но Катерина все стояла у клетки и смотрела на маленького черного с белым теленка.
— Племенная, дедушка Антон!
— Это что за чудеса такие? — раздался вдруг голос Дроздихи. — На окне цветы какие-то…
Наталья вошла с веткой пышного розовато-белого ночного левкоя. Тонким прохладным ароматом потянуло от густых лепестков.
— Хм!.. — усмехнулся дед Антон. — Не иначе, у тебя, Наталья Гавриловна, какой-то ухажёр завелся. Цветы носит!..
— Да ты, знать, одурел, старый! — удивилась Дроздиха. — Да на что мне цветы? Куда мне их?
— Ну, не тебе, так, значит, мне! — продолжал дед Антон. — Знать, влюбилась какая-нибудь…
— Ох, старый кочедык! — засмеялась Дроздиха. — Ишь, что городит!.. Выдумал тоже: будут ему цветы дарить!.. — И вдруг, словно ее осенило, Дроздиха уставилась на Катерину: — Ба!.. Да это, видно, тебе!..
— Вот так! Проснулась! — закричал дед Антон. — Да неужто, голова, нам с тобой будут цветки подбрасывать? Эх, матушка, соображать надо!
Катерина, чувствуя, как горячая кровь заливает ей лицо, взяла цветок. Она знала, откуда он: такие цветы растут только в палисаднике у Рублевых. Они до самых заморозков цветут у них за высокой загородкой. И, не в силах сдержать счастливую улыбку, сказала:
— Дедушка Антон, надо нам из телятника уйти. Пусть телочка спит!
И, когда вышли все в тамбур, напомнила:
— Дедушка Антон, значит я в этом телятнике хозяйка. Ты помнишь это?
— А кто же? Так и договорились. Хозяйка ты, и ответчик ты.
— Ну, тогда так. Запиши, дедушка Антон, в наши правила: чтобы никто, кроме меня и кроме ночного сторожа, не входил в телятник, даже бригадир. Даже ты. Только ночной сторож может входить и я. Принимаешь?
— Ну что ж, правильно! И в Караваеве так.
— Да ведь я оттуда и вычитала. И чтобы посуда у меня была отдельная. И чтобы корма мне в тамбур подавали, а телят кормить буду только я. Принимаешь?
— Принимаю.
— Ну вот. И напиши это, дедушка Антон, в наши правила. Чтобы на ферме все об этом знали.
— Обязательно напишу.
Тусклая заря желтела на небе. По небу шли тяжелые, медленные облака. Кое-где еще сквозили чистые осенние звезды.
— Ну, иди, голова, иди спи! — сказал дед Антон. — А уж мне идти не к чему — скоро доярки придут.
Шел день за днем. Отшумела листва на деревьях. Улетели птицы. Скотину выгоняли поздно, пригоняли рано. А скоро и совсем поставили в стойла — заморозки начались по утрам.
Телятница Паша, растапливая в большом телятнике печь, вздыхала и охала.
— Ах, вы подумайте, вы подумайте только — ведь не топит Катерина-то! И от дров отказалась!
— Хоть бы ты, Марфа Тихоновна, в это дело вмешалась, — сказала однажды молчаливая Надежда. — Ну что это, поморозит всех телят! Простудит, а куда их потом? Ты же все-таки бригадир!
— Не мое дело. — с напускной беззаботностью ответила Марфа Тихоновна. — Читала, небось, правила? Никому не входить. Вот как! Ну и хорошо. Я и не войду. Зачем я пойду? Пускай одна в своем телятнике царствует.
И спустя несколько минут с язвительной усмешкой добавила:
— Зато и отвечать будет одна!
А в Катеринином царстве пока все было тихо, чисто и весело. Восемь маленьких теляток стояло в клетках. Восемь голосов встречало ее, когда она приходила их кормить. Катерина и кормила их, и чистила, и обмывала, если запачкаются… Но когда стали выпадать заморозки, у Катерины затревожилось сердце. В один из холодных октябрьских дней, когда под дождем вздувались и плыли по лужам пузыри, Катерина зашла к деду Антону. Бабушка Анна сидела с газетой у окна перед накрытым столом и ждала деда обедать.
Увидев Катерину, она отложила газету:
— Что, Катюша? Все ли у тебя благополучно?
— Все хорошо пока, бабушка Анна!
— А, ну и в час добрый! А тут вот опять, вишь, что делают — изничтожают Корею-то! Ни совести, ни жалости… Ну есть же звери!
— А у нас в Союзе как дела? Ты про новостройки, бабушка Анна, тоже читаешь?
Бабушка Анна оживилась, подняла очки на лоб:
— А как же? Ну, у нас в Союзе работа как в котле кипит: буровые вышки ставят, землю изучают, дороги прокладывают — это где канал должен пройти. А на канале, видишь, плотину выстроят… Уж не знаю, на сколько километров, только очень далеко вода разольется… А электричества будет сколько! Ведь, небось, везде электрических станций на каналах-то понаставят!
Да, — мечтательно вздохнула Катерина, — большие работы. Есть где развернуться человеку. Знаешь, бабушка Анна, меня иногда прямо так и подзуживает: эх, поехать бы туда, подсобить бы людям!
— Э! Катерина! — махнула рукой бабушка Анна. — Если каждый туда ринется, кому же дома работать?..
В избу вошел дед Антон, отряхнул мокрую шапку у порога.
— А кто же это куда собирается? — спросил он, снимая пиджак. — Уж не ты ли, Катерина?
— Я, дедушка Антон, — улыбнулась Катерина. — Вот как читаю я про новостройки, так даже сердце рвется — тоже как-то помочь хочется, поработать бы там!
Дед Антон с усмешкой покачал головой:
— Эко ты! А что ж, помогать разве только там можно? Помогать и дома можно. Вот, скажем, на заводах какие-нибудь мощные самосвалы делают для новостроек — помогают они или нет? Помогают. Железнодорожники везут груз на новостройки. Помогают они или нет? Помогают. На Алтае вот лес валят да сплавляют по Оби, гонят для новостроек — помогают? Помогают! Ну, а мы, колхозники? Мы хлеб даем. Мясо даем. Молоко даем. Кормим людей, которые на новостройках работают. Помогаем мы им или нет? Как скажешь, голова?
Катерина смутилась, засмеялась.
— Вот покажи настоящую работу на своем телятнике, сохрани всех, вырасти — пожалуйста, вот уж и ты помощник на новостройках! А как же, голова?.. Ну, как, живы твои-то?
— Живы! — радостно ответила Катерина. — Как рыбки!
Бабушка Анна, как только вошел дед Антон, сразу захлопотала, принялась накрывать на стол.
— Садись, Катерина, с нами! Раздевайся, садись!
— Нет, нет, спасибо! — застеснялась Катерина. — Я только вот к дедушке Антону. Дедушка Антон, попроси председателя на фланель денег выписать, надо бы телятам попонки сшить… Побаиваюсь мороза.
— Вот вы с дедом-то выдумщики какие! — сказала бабушка Анна. — Теперь попонки вам понадобились. А истопили бы печку, когда холодно, вот тебе и все!
— Нет, уж ты, голова, нас не сбивай, — возразил дед Антон. — Уж взялись за новое дело, так со старым его путать нечего. А мне председателю только слово сказать, расход невелик. Он об этом и сам знает. Он у нас человек неглупый. С ним сговориться просто, дело с двух слов понимает!.. А шить-то кто эти попонки будет?
— Вот еще! — весело воскликнула Катерина. — Сами сошьем! Девчат позову, да за один вечер и сошьем!
— Принеси и мне штуки две, — снисходительно сказала бабушка Анна. — Хоть и слепа стала, а сошью.
— Спасибо вам! — сердечно поблагодарила Катерина и, веселая, несмотря на дождь и ветер, побежала домой.
На другой же день, как поставили коров на зимовку, Петр Васильич проводил в избе-читальне первое зоотехническое занятие. Все работники молочной фермы, все конюхи, все овцеводы и куроводы явились на это занятие. Никого не пришлось уговаривать, только оповестили: так давно уже в повседневной работе, в неудачах, в заботах созрело у людей чувство необходимости учиться, понимать, знать. Первым пришел дед Антон и сел в переднем углу, во главе стола. Петр Васильич благодарно улыбнулся ему. Вслед за ним притащилась Наталья Дроздова.
