– Ну, – говорю я, глядя на удаляющуюся тетку.
– Бах, бах, – изображает Кшись стрельбу. – Пушка что надо, просто так бы и поцеловал. Браток, вог я тебе говорю, это не то что пришел и все. Тут нужно понимать, знать, уметь, чуешь?
– Чую, Кшись, чую. Что у тебя из пасти смердит, – но последнюю фразу я предусмотрительно не произношу, поскольку в данный momento mori козырь в его руках и на его стороне правда, честь и красота.
– Пошли, поставлю тебе хот-дог, – радуется Кшись, так как две с половиной сотни – это две с половиной сотни. – С двойной колбасой.
– Нет, мать приготовила обед, – отказываюсь я и чувствую себя гораздо лучше, сжимая в ладони металлическую рукоять.
– А что? – интересуется Кшись.
– Картошку с цветной капустой, – отвечаю.
– Без яйца? – спрашивает Кшись.
– Без, – говорю.
– А я только с яйцом, – говорит Кшись, – разумеется, жареным.
– А я только с колбасой, – говорю я, – разумеется, вареной.
– Как? – спрашивает Кшись, потому что картина вареной картошки, вареной цветной капусты и вареной колбасы категорически противоречит общепринятому и почитаемому канону блюд в этом засраном спальном микрорайоне города.
– Как накакал, – говорю, – так и съел.
Стоит ли дожидаться пришествия какого-то необыкновенного воплощения Шивы, которое произведет вселенский смертомучительныи расхерач?
вторник
Она – олицетворение суки. Эталон внутренней гнили. Источник всяческой неприязненности. Символ извращенных систем. Акт, прерванный неожиданной рекламной паузой.
Ой, Бася, Бася. Почему все устремляется к кровавым финалам чемпионатов мира по футболу? Ведь на самом-то деле ты обычная молодая женщина. Которой просто хочется иметь шубу известного модельера.
Я знаю, Бася, ты хотела быть гидом автобусных экскурсий. Но со столь креативной внешностью у тебя не было выхода – ты стала менеджером. И все благодаря твоему папе. Потому что папа понимает. Папа умеет. Папа знает. Как подсказать несколько слов. Кому нужно. Как вылизать зад. Как влезть без мыла и дважды повернуться.
понедельник
Какой день. Антициклон наконец уходит. Ветки задумываются, а не выпустить ли маленькие зелененькие листочки. Кучки, оставленные четвероногими нашими друзьями, скукоживаются и исчезают с тротуаров, как снег под первыми лучами солнца. Травка дешевеет. Солнышко блестит. Порошок без примесей. Еда наконец-то доставляет удовольствие. В целом неплохо.
А тут Бася возвращается с рекламной кампании в супермаркете, где она заодно очень удачно отоварилась.
– Мирек, чай! – говорит Бася, копаясь в набитых сумках. – Смотри, Госька, что я себе купила, красиво, да?
– Покажи, – говорю я.
– Чай мне и Гоське, – говорит Бася. – Взгляни, Госька, ты даже не поверишь почем.
– Почем? – спрашиваю я.
– Кажется, я тебя о чем-то просила, – говорит Бася. – Ты что, оглох? Печенье, шампунь, горошек, кукуруза – сегодня все было дешевле.
– А как рекламировала? – интересуется Гоха, щупая блузку.
– Сама, Госька, знаешь, что я тебе буду рассказывать. Я беседовала, показывала, представляла. Посмотрим, что из этого будет. На будущей неделе, может быть, что-нибудь узнаем, наверно, что-то получится, но не могу сказать сколько. Увидим. Директор звонил?
– Нет, – отвечает Госька. – Ой какая красивая, дорого стоит?
– В том-то и дело, что нет. Говорю же тебе, Госька, сходи сама, посмотри, одежда, печенье, масло – все гораздо дешевле, я там полдня провела, но не зря. Не знаю, в чем дело, наверно, какая-нибудь годовщина магазина.
– О-ой, – говорит Госька, поскольку хочет получить отпуск. – Бася, все страшно красивое. А что с отпуском?
– С каким отпуском? – Бася ломает дурочку.
– На следующей неделе, – говорит Гоха.
– Ну да, как нет пути, так господи прости, да? Я должна подумать, Госька, заслужила ли ты его, – говорит Бася. – Нет, ты только глянь, этот крем просто страшное везение.
– Сплошь заграничные товары, – говорю я. – Сплошь заграничные.
– Послушай-ка, – говорит Бася, – я что, сама должна делать себе чай?
Раскрою один секрет. Каждое утро Бася съедает сырок «Дарек» (зарегистрированная торговая марка), содержащий ценную вытяжку из полена. То есть самое лучшее. А «Дарек» – это вещь. Нет, я правду говорю. Тем более что для меня нет никакой корысти врать про «Дарек». Уж я предпочел бы придумать какую-нибудь чушь позаковыристей.
– Сплошь продукты иностранного происхождения, – говорю я. – Тебе не стыдно?
– Ты идешь или мне самой делать? – говорит Бася. – Идешь или предпочитаешь заняться кассовыми отчетами за последние три месяца?
– Тебе не стыдно? – говорю я.
– Ну что такое? – гневно вздыхает Бася. – Такое я впервые вижу.
– Иди и сделай чай, – говорит Гоха, – или лучше я сделаю.
– Ты чего откалываешь? Знаешь же, что она трехнутая, так чего дурака валяешь? – спрашивает Госька, когда мы оказываемся в задней комнате.
– Я сделаю чай, – говорю я, – и тебе тоже.
– Погоди, я сама сделаю, – говорит Гоха.
– Да нет, я сделаю, а ты хочешь? – говорю я.
– Господи, Мирек, у тебя кровь идет из носа, – говорит Гоха, – иди в туалет и вытри.
– Сперва чай сделаю, – говорю я.
На светлых плитках пола появляются смешанные с соплями рыжие пятна.
– Иди в туалет и умойся. Ты выглядишь, будто у тебя размягчение мозга. Иди умойся. Я залью кипятком, а ты насыплешь сахара и принесешь, только не откалывай номеров. Ну иди, не стой так.
– Если ты по-прежнему считаешь, – гипнотически говорит журналистка, ведущая программу в зеркале, и под взбитым блондинистым коком угадываются ее рожки, – что твой пенис имеет оптимальный размер, а твоя партнерша полностью удовлетворена вашими совокуплениями, то ты пребываешь в заблуждении и твоя жизнь являет собой ряд не слишком забавных анекдотов с печальным концом.
– Нет, я так не считаю, – говорю я.
– В таком случае чего ты ждешь? – спрашивает она.
– Не знаю, – говорю я.
– Тогда не стой столбом, – говорит она. – Отнеси чай, действуй.
Сегодня что, пятница? Пятница? Неужто, в задницу, пятница? В пятницу я способен многое простить. Способен рассказать Басе о своей эмоциональной жизни.
– Я не удовлетворен размером своего члена, – объявляю я, внося чай.
– Заплати в рассрочку за корзину с покупками, – говорит со смехом Бася, как будто ничего не слышала. – О, вот и чаек.
– Чай, – говорю я.
– Тьфу. Почему такой сладкий? – морщится после первого глотка Бася.
– Я подсластил, – говорю я.
– Но почему он такой сладкий?
– Я как следует подсластил, – говорю я. Как будто она не знает, что я забочусь о ней, как о собственной матери, что хочу, чтобы у нее было все самое лучшее.
– Сколько ты насыпал? Три?
– Девять, – говорю я. Как будто она не знает, что мне для нее ничего не жалко.
– Что? – давится Бася следующим глотком.
– Надо наслаждаться жизнью, – улыбаюсь я ей, потому что твердо знаю, что жизнью надо наслаждаться, и хочу, чтобы она чувствовала то же самое.
– Девять? – переспрашивает Бася, и глаза у нее становятся круглые от удивления.
Ловить каждую минуту, каждый миг. Брать от жизни все. Влечь плуг по сухой, каменистой почве. На каждом шагу выбирать крупные клубни и узловатые корни. Жевать их. Наслаждаться их наваром. Приветствовать каждый новый день с удвоенной силой биоксетина.
– Сахар крепит. Ты веришь в это? – спрашиваю я Басю.
– Что с тобой?
– Ты веришь в это? – спрашиваю я Басю.
– Мирек! – кричит Бася.
– Я не удовлетворен размером своего члена, – говорю я.
– Что??? – давится Бася. – Ты уже планировал отпуск? Так вот можешь больше не планировать.
– Почему ты пренебрегаешь качественными отечественными продуктами? – задаю я вопрос.
– Забудь о повышении, – говорит Бася. – Хотя мы будем говорить сейчас по-другому. Я представляю твое дело соответствующим инстанциям. Так что не говори потом, что я бросаю слова на ветер. Все, я пишу отношение в дирекцию. С меня хватит твоего присутствия, мне в моем отделении такие сотрудники не нужны.
– Руки вверх, – говорю я и стреляю в нее из пальца, – ты в это веришь?
– Видишь, я отправляю факс в Варшаву, – говорит Бася, но бросает взгляд на сумки, полные замечательных покупок, и сменяет гнев на милость: – Ладно, у меня сегодня хорошее настроение, так что у тебя есть возможность все исправить, ты еще можешь извиниться. Ну?
– Ты веришь во внезапный спуск? – Я хватаю ее за руку. – Веришь в жизнь после жирного?
– Ты что, пугаешь меня? Мне уже надо бояться? Или еще нет? – говорит Бася, выстукивая на пульте незримый номер центрального отделения. Клик. Клик. – Сейчас увидим, кто поверит во внезапное расторжение договора.
– Но чего? Чего бояться? – улыбаюсь я Басе и отпускаю ее руку. – Ни в коем случае, Бася, тебе не надо ничего бояться, стремительный спуск – и ты уже там, а там тебя поджидает все самое лучшее: шведский стол, немецкое качество, французская артистичность, английская благовоспитанность, польское гостеприимство, русская душа, испанская мушка, итальянская пылкость, чешский фильм. Вот я стою у твоих дверей, Бася, и стучусь.
