побрела к дому.
Я тихо вошла в квартиру, с трудом разделась и, войдя на кухню, положила перед мамой зарплату. Затем выпила воды, проигнорировала мамин приказ вымыть полы и отправилась в свою комнату. Легла в кровать и с головой укрылась одеялом, а потом уснула.
Проболела я почти две недели. Болела сильно: меня то скручивал кашель, то знобило и трясло, как припадочную, то я обливалась потом, буквально сгорая изнутри.
Мама иногда заходила ко мне в комнату, приносила воду и таблетки, а потом молча уходила. Братьям запретили подходить к моей комнате, а мне было запрещено её покидать без разрешения. Мама дико боялась, что и остальные заразятся, но им повезло. Когда мне стало получше, то мама снова включила свою старую пластинку. «Денег нет, вот ты проболела, копейки получишь, на что мы жить будем» и все в таком духе. Я молчала, пыталась встать с кровати, но была так слаба, что снова падала обратно в мягкие объятия одеяла.
– Сука такая, – ворчала мама, думая, что я не слышу. Она разговаривала с отчимом, не стесняясь крыть меня матом. – Выебывается больше. Я вижу, что глаза блестят. Здорова она, просто прикидывается. Лишь бы на работу не идти. Захожу вчера, а она музыку слушает и ножкой трясет. Больная, тоже мне…
Больше я ножкой не трясла, боясь снова рассердить маму. Да и музыку слушала только ночью, когда не могла уснуть от того, что ноги крутило от судорог.
*****
Перед экзаменами меня на какое-то время оставили в покое. Мама вспомнила, что хороший аттестат тоже нужен, разрешила взять отпуск на работе на время экзаменов и запретила братьям мешать мне готовиться. Ну а я с чистой совестью брала тетради и шла в читальный зал библиотеки, где до закрытия занималась.
Иногда мне компанию составляла Катька, правда, устав, утаскивала меня погулять, но я была не против. Гулять приходилось подальше от дома, чтобы не столкнуться с мамой или отчимом. Однако мне везло, пусть я и отчаянно трусила, что очень веселило Катьку. Правда и веселье со временем сошло на нет. Я понимала, что если хоть по одному экзамену получу тройку, то мама с меня шкуру спустит. Поэтому частенько отказывала Катьке и подруга, надув губы, занималась вместе со мной.
Катьке было проще. Она договорилась с родителями, что будет поступать на заочку и параллельно работать. Её бабушка работала в университете библиотекарем и, естественно, внучку бросить не могла. Катька и меня зазывала с собой, но я отказывалась, выдумывая нелепые отмазки. Скажи я ей правду, и подруга меня будет клевать, пока ей не надоест, а это ей не надоест никогда.
Экзамены я сдала успешно, получила аттестат и криво улыбнулась, когда меня поздравила и обняла Катькина мама, тетя Алла. Моя мама не пришла, сославшись на мигрень. Когда я уходила на вручение аттестатов, она лежала на диване, охала и прижимала ко лбу мокрую тряпку.
Мои одноклассники радовались, а я стояла в сторонке и, смотря на них, грустно улыбалась. Сейчас они поедут на выпускной, а я отправлюсь домой, потому что мама не разрешила. Завтра они будут спать вволю, а я поеду рано утром на мясокомбинат, зайду в отдел кадров и скажу, что теперь буду работать полную смену постоянно. Послезавтра у них начнется новая жизнь, а моя останется все той же – серой и унылой.
– Деньги им платить, чтобы тебя там выебали, как дуру деревенскую? – фыркнула она, когда я впервые заикнулась о выпускном. – Это раньше танцевали до утра, адресами обменивались, да рассвет встречали. А сейчас нажрутся и давай ебаться, пока не посинеют.
– Кривой пизды дурные дети, – поддакнул отчим, не отрываясь от газеты. Я не стала спорить, налила себе чай и ушла в комнату. Может мама права и мне правда там делать нечего? Есть же дела и поважнее.
На следующий день я приехала на работу и первым делом зашла в отдел кадров. Галина Кирилловна Кириченко по-прежнему сидела там. На первый взгляд, ничего не поменялось, но я увидела, как постарела наш кадровик. В волосах белела седина, губы окружила сеточка морщин, и лишь глаза были все теми же. Жесткими и цепкими.
– А, Соловей! – вместо приветствия гаркнула она. Я улыбнулась и присела на стул. – Ну, какими судьбами? Увольняться пришла?
– Нет, – мотнула я головой. – Аттестат принесла, теперь могу полную смену работать.
– Это хорошо. Народ нужен, – хмыкнула Галина Кирилловна. Я промолчала и подождала, пока она внесет изменения в мой лист. – Готово. Передам мастеру цеха. Так, о зарплате она тебе рассказывала?
– Да.
– Ну, значит, воздух сотрясать не буду, – хохотнула она. – Дуй переодеваться.
– Хорошего дня, – улыбнулась я. Галина Кирилловна серьезно на меня посмотрела и, кивнув, поджала губы. Словно поняла, что для меня этот день хорошим никогда не будет.
– От она! – удивилась Анька, увидев меня в раздевалке. – Насть. Я думала, ты увольняться будешь.
– Куда там. Еще поработаем, – вздохнула я, надевая белый халат и застегивая пуговицы. Анька потерла толстую губу и кивнула.
– Ага. Ладно. Тебя подождать?
– Не, иди. Сама дойду, – улыбнулась я. Но, когда Анька вышла, моя улыбка исчезла, будто ластиком стерли. Я умела быть вежливой. Умела и маски надевать, если нужно, потому что у меня был хороший учитель.
Лида тоже удивилась, когда я вошла в цех и направилась к пельменному автомату. Только, в отличие от Аньки, ничего не стала говорить. Нахмурилась, покачала головой и кивнула мне. Я кивнула в ответ и запустила машину, когда рабочие заняли свои места.
Правда на обеде она перехватила меня в коридоре и, утащив в подсобку, устроила допрос. Сначала я отнекивалась, а потом поплыла, когда Лида грубо меня встряхнула за плечо.
– С твоей-то башкой и в этом клоповнике? – возмутилась она, когда услышала, что я отказалась от вышки. Лида говорила правду. Я частенько рассказывала рабочим всякие интересности, да и быстро все схватывала, когда меня обучали на оператора линии. – Или аттестат плохой?
– Хороший, – пожала я плечами.
– А в чем дело тогда? – спросила Лида. Я промолчала и покраснела от смущения. Мама всегда мне говорила, что нельзя выносить сор из избы. Но Лида все поняла.
– Понятно. Семья против, – вздохнула она и, погладив меня по голове, кивнула. – Ладно, пошли работать, горе ты мое луковое.
Я не смогла сдержать улыбки, да и Лида улыбнулась. Пусть и немного грустно.
С того дня началась моя новая жизнь, хотя, если так посмотреть, она была все той же. Утром я вставала первой, ставила чайник на огонь и
