смерти, – Фарид тяжко вздохнул, прежде чем продолжить: – Все эти годы я просто хотел ее обнять, заверить ее, что все будет хорошо. Это меньшее, что я мог бы сделать.
– Она сейчас рядом с вами, Фарид, – сказал гипнотизер. – Можете протянуть руку и сделать это.
По наитию пациент перекатился по кровати, крепко обнял Сорайю и стал гладить ее по волосам ладонью.
– Прости меня… – прошептал он.
Салман буравил Фарида подозрительным взглядом, придя в смятение от такого проявления нежности. Он щелкнул пальцами, выводя его из транса, и вспомнил, какими легкими и естественными были их с Азифой проявления любви друг к другу. Без требований, манипуляций и неудобных просьб.
Пациент поднялся с постели, расправил помявшуюся рубашку и надел ботинки.
– Как вы себя чувствуете теперь? – спросил Салман, которого не отпускала мысль, что Фарид никогда на самом деле не любил Назию.
– Более умиротворенно, – ответил тот, потирая глаза и потягиваясь, будто только что проснулся от глубокого сна.
Фарид нащупал в кармане телефон и открыл последнее сообщение от Назии. Даже сейчас ее холодные, расчетливые слова могли растоптать его в пыль. Они навсегда засели в его сознании. Последняя месть Назии за его предательство, которому нет прощения.
Памятные ночи
Би Джаан вышла из кухни, как раз когда Фарид спускался по ступеням.
– Что происходит за дверями комнаты Назии-апа? – спросила она. – Что вы делали с Сорайей?
– Я… я не знаю… – пробормотал он.
– Как это?! – прогремела экономка. – Как это не знаете? Разве вы не были с ней в одной комнате?
Из салона выскочила Наурин и встала у лестницы, уперев руки в бока.
– В чем дело, Би Джаан?! – возмутилась она. – Чего ты кричишь?
– Нури, – взволнованно сказал Фарид, – она расспрашивает меня о Сорайе. Я не знаю, что она…
– Не беспокойся, – перебила его Наурин. – Эти служанки вечно безобразничают. Иди лучше в салон. Там как раз еду из «Кафилы» доставили.
Фарид подозрительно скосился на Би Джаан, а затем послушно направился в салон.
– И кстати, – продолжила Наурин, протягивая ему конверт, – вот твоя награда от Назии.
Фарид забрал конверт, не глядя ей в глаза, и наконец ушел.
Би Джаан размазывала слезы по морщинистому лицу тыльной стороной ладони и смотрела на хозяйку с молчаливым презрением.
– Я предупреждала, – сказала Наурин, скрипя зубами.
– Я делаю то, что должна, – глухо проговорила Би Джаан. – Я хотела защитить Сорайю.
Внезапно телефон в руке Наурин мягко завибрировал. Она с удивлением открыла сообщение от Салмана: «Долли случайно ударила горничную. Но, если что, с ней все в порядке. Нам стоит прекратить?»
Наурин торопливо напечатала ответное «нет» и, отослав сообщение, тут же погасила экран.
– Вы должны понимать, – умоляюще произнесла Би Джаан, – она дочь моего брата. На смертном одре он взял с меня обещание, что я позабочусь о двух его детях. Я должна защищать их от любого вреда.
Наурин схватила ее за руку и грубо потащила на кухню. Старая экономка застонала от боли, потрясенная такой жестокостью.
– Я же говорила: доверься мне. Никто никому не причиняет вреда! – выплюнула Наурин, распахивая дверь своей просторной кухни и заталкивая туда Би Джаан. – Говорила же? Неужели так сложно делать, что велят? Видимо, мне придется взять ситуацию в руки.
Наурин хлопнула дверью и спешно заперла ее на ключ, чтобы Би Джаан не успела толкнуть ее с той стороны. Игнорируя громкие удары в дверь, она прокралась обратно в салон и присела рядом с мужем.
– Поднимайся… – прошептала она, постучав пальцем по его бедру. – Твоя очередь. Не обращай внимания на то, что творится на кухне. Я просто заперла ее, чтобы нам не мешали. Не хочу, чтобы слуги что-то прознали.
– Нури, – негромко произнес Асфанд, когда грохот о кухонную дверь стих, – ты выжила из ума. Как ты можешь что-либо скрывать от Би Джаан, когда Сорайя находится в комнате Назии?
– Все в порядке? – спросила Долли с другого конца салона. Она аккуратно отломила несколько кусочков от роти и с огромным удовольствием макнула их в большую тарелку саага. Фарид сидел рядом с ней, напевая старую песню Шамим Ара[14] и не попадая в ноты.
– О да! – оскалилась Наурин. – Я просто говорила Асфанду, что его очередь идти наверх.
– Лучше поторопись, – упрекнула его Парвин. – А то такими темпами мы тут всю ночь проторчим.
– Давайте постараемся максимально сократить наши сеансы, – предложил Салим, громко зевая. – Я далеко живу.
– Ах да… – пробормотала Сабин, бросив на отца сердитый взгляд. – Где ты сейчас живешь? Я понятия не имею, ведь меня ни разу не приглашали поглядеть на дом родного отца.
Салим повесил голову и сжал виски пальцами, избегая и вопроса дочери, и ее грозного взгляда.
– Не глупи, Салим! – засмеялась Долли. – Салман не может контролировать длительность сеанса. Все зависит от того, насколько быстро его клиент прозреет.
Фарид активно закивал, будто слова жены были самым что ни на есть неоспоримым фактом.
– Кажется, вы двое внезапно уверовали в способности этого Салмана, – поддразнила их Парвин. – Интересно, что он делает с людьми в той комнате. Звучит так, словно это лучше даже самого хорошего секса.
Сабин, недовольная этим саркастичным замечанием, хмуро взглянула на Пино. С облегчением осознав, что гнев дочери сместился на кого-то другого, Салим снова поднял голову и улыбнулся.
– Судя по всему, мне пора это выяснить, – сказал Асфанд, поднимаясь с дивана и нетвердой походкой направляясь к выходу.
– Вайзе, Нури, – сказала Парвин, отставляя пустую тарелку на стол и вытирая руки салфеткой, – как у вас нынче дела с Асфандом? Я заметила ваши постоянные хус-фус сегодня. Кажется, вы очень увлечены друг другом.
Наурин фыркнула, успокоенная тем, что Парвин спутала их тихую перебранку с воркованием счастливых супругов.
– Соглашусь с Пино! – хихикнула Долли. – Хорошо, что вы двое так отлично ладите.
– Если честно, как минимум половина из этого – моя заслуга, – пошутила Парвин.
– Да что ты?! – наигранно удивилась Наурин.
– Конечно. Когда я увезла отсюда Сабин, у вас стало на одну головную боль меньше. А теперь, когда почила Назия, у вас будет сколько угодно времени, чтобы снова влюбиться друг в друга.
– Не думай, что тебя так быстро простят за то, что ты забрала у нас Сабин, – сказала Наурин, изо всех сил стараясь выглядеть собранной.
– Ача, а кто сказал, что тебе решать, простят меня или нет? Когда ты вообще хоть что-то сама решала? Даже сегодня исполняешь приказы сестры. А она ведь всегда принимала именно такие решения, которые играли лишь тебе на руку. А ты молча стояла в сторонке, пока она
