— Чё затеял беспутный! — аж стонала Клавдия, глядя на эти сборы. — Куда дурака черти несут!
— Прошу не вякать! — как можно строже предупредил ее Егор Харитонович. — Егору не привыкать колхоз выручать.
Он сам не понимал толком, что такое с ним происходит. Весь вечер возбужденно метался по двору, не находя заделья. Взялся было поправлять клонящийся к земле плетень, но только выкопал яму под стойку и бросил: так постоит, не к спеху. Играючи облысил десятка полтора жердей, сел после этого покурить, но азарт снова поднял его и погнал искать новую работу. И только когда солнце тяжело грохнулось о землю и взметнуло яркий закат, Егор Харитонович угомонился.
— Клань! — позвал он жену. — Поди сюда, Клань.
— Чё заладил? Клань да Клань…
— Завтра вот в город еду, — зачем-то напомнил он, когда Клавдия подошла и села рядом на крылечко. — С первым автобусом рвану, в шесть часов.
— Ну и чё? Проспать боишься? Разбужу.
— Не в том дело, Клань… А в том, между протчим, — он, говорун, болтун, ботало, одним словом, теперь трудно подбирал слова, жевал их и получались они невнятные и слабые. — Я ж ему, председателю, шутейно назвался, мне в городе подшипники к мотоциклу купить надо, а он все на правду свел. Ну, чего ты головой качаешь? Он же вроде за глотку взял меня. Теперь мели Егор хвостом, не мели, а дело делай… Понимаешь, какой фокус получается?
— Пужливый стал ты, Егорушка, — засмеялась Клавдия, но дальше заговорила уже серьезно. — Седни Кутейников на ферме опять беседовал. Так обрисовал, что хоть завязывай голову да убегай. Я ему так и скажи. А он мне чё отвечает? Никуда и нельзя бежать. На вас, говорит, на баб самая большая надёжа. Тормошите мужиков, не давайте им спокою… И говорит, и говорит, и говорит. Складно все, понятно. На что уж Надька Капустина — так и она подымается после, руки вот так уперла в бока и тоже давай речь держать. Вот тебе и молчунья!
Егор Харитонович подивился словам жены, но ничего не сказал, только подумал, что сейчас бабам-дояркам беда, а основное горе зимой будет. Оно и так не сладко на ферме, а когда кормов нет, так вперед коровы доярка ревет…
А наутро он снова был Егором-боталом, и когда ехал в город, автобус содрогался от хохота, сраженный потоком анекдотов и потешных историй.
Областной центр встретил Басарова сухой каленой духотой. Горячий асфальт был вязок и вонял гудроном. Поливальные машины чуть смачивали улицы, но вода тут же испарялась.
У молочных магазинов очереди. Егор Харитонович подошел в одном месте послушать, о чем народ говорит. А там одна бойкая баба разоряется насчет того, что народ в деревнях вообще перестал работать. От этого, дескать, и с молоком перебои, а скоро и хлеба просто так не купишь.
— Вы кого тут слушаете, что ухи развешали? — загорячился Басаров, вклиниваясь в самую толпу. — Вы поезжайте да посмотрите, чем корова теперь питается. А то баламутите тут, языки чешете!
— И то правда, — поддержала его какая-то старуха.
Заговорили, заспорили в очереди, но Егор Харитонович слушать не стал, подался дальше. То и дело сверяясь по бумажке, где был записан адрес строительного треста, он с час плутал по переулкам, но все ж таки вышел к новому стеклянно-бетонному дому с яркой золоченой вывеской. Сунулся в приемную управляющего Перескокова, но у того идет затяжная оперативка.
Два раза покурив в коридоре, Егор Харитонович спохватился, что начинает дело не с того краю. Вот балда! — обругал он себя. Сперва надо разузнать, есть ли трубы и какие они, а после уж лезть к начальству.
План действия созрел мгновенно. Бросив недокуренную папиросу, Егор Харитонович пошел по кабинетам, разнося по управлению аромат свежего дегтя. Надо сказать, роль свою он сыграл отменно. Заходил, снимал фуражечку, представлялся, что из деревни, что послан получать трубы, а где это — он не знает. В одном из кабинетов деревенскому ходоку посоветовали съездить на материальную базу треста. Там есть такой Кузьма Иванович, не самый главный, но все знающий.
Басарову того и надо было. Скорым ходом к трамваю, с трамвая опять рысцой, и вот он уже на складе — большом пустыре, огороженном где сеткой, где бракованными железобетонными плитами. Потыкался туда-сюда, с одним покурил, с другим пошутил, и вот уже стоит перед Кузьмой Ивановичем, сухим и строгим на вид стариком. Егор Харитонович не поскупился на комплименты. Назвал папашей, отцом родным, благодетелем, разжалобил рассказом о пропадающей деревне. Старик незаметно втянулся в разговор, и вскоре уже по-свойски Басаров спросил:
— Показал бы, папаша, какие трубы в наличности имеются. Мне как-то веселее будет говорить с товарищем Перескоковым. Факт, между протчим, он всегда факт.
Кузьма Иванович закрыл свою конторку на висячий замок и повел Басарова по складской территории.
Расстались они большими друзьями.
Теперь снова в трест. Секретарша управляющего, недовольно поглядывая на сапоги Егора Харитоновича, чуть раздвинула очередь ожидающих приема.
— Здравствуйте вам! — Басаров расшаркался и помахал у пола фуражечкой. — Послом я прибыл, дорогой наш Евгений свет Михайлович, а проще говоря, товарищ Перескоков. Вся деревня Хомутово и лично председатель Глазков передают вам пламенный привет! Я тоже, если не возражаете.
— Звонил мне Глазков, — угрюмо ответил управляющий. Приземистый, широкощекий, с пухлыми белыми руками, он не сидел, а восседал за огромным письменным столом, на краю которого толпился целый табунок разноцветных телефонов. — Должен огорчить вас: труб нет. Сами сидим на голодном пайке. Я прекрасно сознаю ваше трудное положение, но выше головы, как говорится, не прыгнешь. Нету труб, дорогой ты наш подшефный.
— Та-ак! — Егор Харитонович вроде бы даже обрадовался такому повороту дела. Он подвинулся ближе к столу и хитро заподмигивал. — Хороший хозяин, между протчим, должон знать, что в хозяйстве есть, а чего кот наплакал. Это всему миру понятно. Разрешите ваших хороших сигареточек закурить? — Басаров выловил из пачки сигарету, зажег ее и с удовольствием пустил в лицо Перескокову струю дыма. — Теперь будем продолжать дальше. Раз вы человек занятой без меры, я для конкретности разговора на базу слетал. А там, между протчим, этих труб, какие нам надо, два штабеля в крапиве лежат. «Хуже всего иметь дело с наивным человеком», — мельком подумал Перескоков, а Басарову сказал:
— Правильно, лежат. Но это совершенно не значит, что они никому не нужны.
— На что нужны? — удивился Егор Харитонович. — На какую-такую божью мать? Я там, между протчим, справочку навел у Кузьмы Иваныча. Трубы пять лет валяются, на них и смотреть тошно, как их ржавчина погрызла. А нам годятся. Да не насовсем просим, а временно, поскольку стихия приперла.
— Я же русским языком говорю…
— Дак и я не турок какой, — отпарировал Басаров. — Себе лично прошу, да? В гробу я видал ваши трубы!
— Хорошо, хорошо, — легонько осаживает управляющий Басарова, уже и не зная, как отвязаться от такого посланника. — Я все прекрасно понимаю. Возможно, через месяц придумаем что-нибудь.
— За месяц сгорит наш полив к едреной фене, зачем тогда трубы? Нам счас надо.
— Не могу-у!
— А ты смоги, Евгений Михайлович, — Басаров счел, что дипломатию надо кончать. — Возьми да смоги. Слабо? А польза ба-альшая будет!
— Все, все, все! — управляющий привстал за столом. — У меня дел невпроворот. До свидания, привет Глазкову.
Но Басаров и бровью не повел. Усмехаясь, он предложил:
— Тогда звони. Собчай.
— Кому звонить? — не понял Перескоков.
— Я почем знаю… Начальству какому, кто над тобой сидит. Так, мол, и так, явился тут один охломон из деревни Хомутово за трубами для погибающей мелиорации, а я не дам. Если собрание будет, я скажу, что подымать сельское хозяйство — всенародное дело. А тут трубы просят! Они есть, а я не дам… Нет, ты звони, звони! — Басаров снял трубку одного из аппаратов и сунул Перескокову. — Ты меня, Евгений Михайлович, не доводи. Егор тонким обращениям не обучен, может запросто морду начистить. А там пускай разбираются, чья правда правдее.
— Это уже слишком! — Перескоков смотрел на Егора Харитоновича испуганно и удивленно.
— Дак и я говорю, чего нам лишнего просить? Сколь надо, столь и просим, — с этими словами Егор Харитонович подсунул под руку Перескокову свои бумаги, услужливо подал ручку. — Вот тут распишись, Евгений Михайлович, и вот туточка.
Перескоков был так ошарашен и неожиданным вторжением деревенского посланца, и его нахальством, что уже безропотно взял ручку и поставил в нужных местах свою подпись. Потом он как-то уже осмысленно и особенно внимательно пригляделся к Басарову.
— Что-то лицо твое мне знакомое. А вот где встречались, не помню. Но встречались, это точно.
— Да куда уж точнее, — заулыбался Басаров. — Мы ж вместе газопровод тянули. А? Я еще жалобу на тебя писал, что с народом как барин держишься. Помнишь? Тебе же выговор тогда по партийной части врезали. А?
