— Между протчим, мужики, все это оттуда идет, — Егор Харитонович тычет пальцем в западном направлении. — Не дают им спокою наши достиженья. Посадили три тыщи ученых и сказали: хоть лопни, а засуху на Урале сделай! Спутники гады используют для разгона облаков.
— Будет трепаться-то, — заметил Павел Игнатьевич.
— Я на полном серьезе, между протчим, — обиделся Басаров. — Конешно, про это никто тебе не скажет. Тут догадываться надо, вывод делать. Со спутниками в шуточки не поиграешь. Но! — Басаров сделал многозначительную паузу. — У нас тоже найдется, что сказать господам ученым. Вчерась по радио намеки были.
— Слышал звон, да не знаешь, где он, — Павел Игнатьевич укоризненно качает головой. — Ты, Егорка, лучше бы у себя на дворе хлам прибрал. Тут одной искры хватит, из дому выскочить не успеешь.
— Ни хрена! — беззаботно возразил Басаров. — У Егора пожарная охрана поставлена.
На крыльцо вышел Кутейников. Постоял, покашлял.
— Прошу заходить, товарищи, уже восемь часов, — пригласил он. — Обещался приехать первый секретарь райкома, но что-то запаздывает. Будем начинать.
Егор Басаров тоже приглашен на собрание. На этом настоял Глазков. «Пусть послушает, — сказал он Кутейникову. — Он хоть и трепло, а дело знает, этого не отнимешь».
Поддернув штаны, Егор Харитонович степенно прошел в зал Дома культуры, сел рядом с Рязанцевым и ласково похлопал его по плечу.
— Не дрейфь, Саша Иванович! На то и собранье, между протчим, чтоб кой с кого стружку сымать. Если что — я тебя всегда поддержу. Отбрешемся.
— Ты так думаешь? — Рязанцев сверкнул на Егора Харитоновича стеклами очков.
Саша Иванович худ лицом, смотрится как подросток, ради любопытства отпустивший рыжеватую бородку клинышком.
— Тут и думать нечего, между протчим, — строго говорит Егор Харитонович. — Четыре дня как трубы привезли, а они лежат. Почему, позвольте задать вопросик? Егор в лепешку разбивался, самолично по областному начальству мыкался, а колхозное руководство не мычит и не телится. По нонешним временам можно так работать? Нельзя так работать!
— Дело-то, Егор Харитонович, не простое получается, как мы с тобой думали. Надо еще одному полю дать воду. Завтра расчеты закончу и начнем. Только ты, Егор Харитонович, не очень хорохорься. Там работать да работать.
— Поживем — увидим, — неопределенно ответил Басаров и вдруг круто сменил тему разговора. — Слушай, Саша Иванович, я замечаю, зачастил ты в наш край. За председательской сторожихой Галей ухлестываешь? Как до свадьбы дело дойдет, учти, между протчим: лучшего плясуна, чем Егор, в деревне не было и не будет. Понял? Я могу до полной потери сознания выкаблучивать.
Рязанцев покраснел и отвернулся.
Николай Петрович поднялся на сцену, постучал карандашом о стол.
— Все коммунисты и приглашенные собрались, — объявил он. — Есть предложение начать партийное собрание.
Избрали президиум: Кутейников, Сухов, Глазков. Утвердили повестку дня. Николай Петрович предоставил слово докладчику Глазкову.
Алексей мучительно и долго строил первую фразу доклада, после каждого слова растягивая «во-от». Чувствуя мелкую дрожь в кончиках пальцев, Алексей скользил взглядом по рядам, отыскивая «точку опоры». Рядом с отцом он заметил Родионова. Лаврентий Сергеевич погрозил ему пальцем. Дескать, чего же ты, говорить разучился, что ли?
Но скоро Алексей настроился, увлекся, горячо и с подъемом заговорил о положении в районе и области, о необходимости срочно перестраивать работу и отношение к ней.
Минут через десять приехал Дубов.
— Здравствуйте, товарищи! — поздоровался Виталий Андреевич. — Прошу извинить за опоздание, — он быстро прошел по залу и сел в первом ряду. — Продолжай, Глазков.
— Наша задача, — говорил Алексей, — сегодня заключается в следующем: организация и организованность, ответственность и дисциплина, точный расчет наших сил, способностей и возможностей. Что касается полеводства, то мы должны самое большее в три дня произвести летний посев кормовых культур. На тех полях, где посевы уже погибли. Вторая задача заключается в том, чтобы через неделю дать воду в Кругленькое озеро.
Затем Глазков перешел к животноводству. Привел свои расчеты по поголовью скота, которое можно будет оставить в зиму. Когда он сказал, что придется временно ликвидировать свиноферму и за счет выбраковки сократить дойное стадо, в зале сразу зашумели.
— Мера эта вынужденная, — Алексей чуть повысил голос. — И расчеты пока предварительные. Все будет зависеть от того, сколько мы заготовим кормов, то есть зависит полностью от нас, от нашей работы и нашей старательности.
Едва после доклада Кутейников спросил, кто желает выступить, как в задних рядах подняла руку доярка Антонида Лебедева. Не дожидаясь приглашения, она сдернула с головы косынку и, размахивая ею, торопливо пошла по проходу к сцене.
Бойкая на язык Антонида верховодит на молочном комплексе и атмосфера там часто зависит от ее весьма переменчивого настроения. Сухов не раз жаловался на Антониду, но у Глазкова было на этот счет свое мнение. «Не жаловаться надо, — выговаривал он Степану Федоровичу, — а самому расторопнее быть». Но сейчас Глазков встревожился: вдруг да ляпнет что Лебедева.
— Это что же такое получается? — спросила Антонида, все еще размахивая косынкой. — Еще ничем ничего, а они уже план составили, как коров на мясо перевести. Это наших-то коров? За кои-то годы завели добрый скот — и губить? Нет, дорогие мои, такой номер не пройдет! Мы, доярки, промеж себя так говорим: какой бы корм нынче ни был, а свое дело не бросим, с фермы не побежим. Что от нас зависит, все будет по совести! Верно, бабы, говорю? — обратилась Антонида к дояркам, сидящим отдельной кучкой.
— Правильно! — тут же зашумели женщины.
— Теперь про другое скажу, — обрадованная поддержкой Лебедева заговорила еще решительнее. — Планы разные составлять мастеров много у нас, а кормоцеха рука еще не коснулась. Опять до белых мух тянуть станем? Снова холодной водой скот поить? Вот о чем пускай у правленцев голова болит. А коров своих мы в обиду не дадим. Вот такая моя речь и наказ нашим руководителям. Мы со своей стороны, доярки то есть, решаем так: что б ни случилось, а план по молоку все равно выполним. У меня все.
Последние слова Антонида произнесла тихо, засмущалась и убежала на свое место.
— Молодец, Тоня! — похвалил ее Павел Игнатьевич. — В самую точку попала!
— Тише, товарищи! — приподнялся за столом Кутейников. — Павел Игнатьевич, если хочешь выступить, — пожалуйста.
— Можно и выступить. Негоже старикам от молодых отставать. — Павел Игнатьевич мелкими шажками просеменил к трибуне. — Я что хочу сказать, дорогие товарищи? Везде по деревням теперь один разговор и одно обсужденье идет. Кто пугается, а кто храбрится. Так завсегда бывает, коль беда в ворота лезет… Я уже большенький был, как голод в двадцать первом году случился. Хватил народ лиха, ой, хватил! Хоть теперь время другое, а против погоды не попрешь. Так что каждый нынче, а члены партии в первый черед, должны в полную силу, а где и через силу делать колхозу то дело, на каком он стоит или будет поставлен. К этому я и призываю. А чтоб слово мое не пустым было, я как член партии и старый колхозник буду помогать в любой работе. Кроме того обещаю, — тут голос у старика дрогнул, — обещаю от себя лично поставить стожок сена колхозному животноводству. Где литовкой, где серпом, где руками нарву, а поставлю!
Когда стихли аплодисменты, вскочил Егор Басаров и хлопнул фуражку об пол.
— Раз на то пошло — и я выступлю! — Егор Харитонович подбоченился и оглядел собрание лихо горящими глазами. — Я, мужики, что скажу? Я скажу так: нечего стращать нас этой засухой!
— Егор Харитонович, сюда проходи, — пригласил его Кутейников.
— Меня и отсюда видно и слышно… Я в пустынях, мужики, бывал. Там один песок, а люди живут! А тут заладили: засуха да засуха.
— Конкретнее, Егор! — крикнули из зала.
— Егор как раз подходит к конкретности. Не жары надо бояться, а самих себя, между протчим. Что у нас с вами получается на нонешний день? Хреново получается, мужики, если не сказать, что сильно плохо. Взять тот поливной участок. Я сам лично добывал трубы, а они, между протчим, лежат! Это вам один факт, а есть и другие. Перечислять не стану, а скажу про камыш. Камыша и протчего болотного растения у нас шибко много, а как его взять? Про это дело председатель в докладе молчок, потому что и сам поди-ка не знает. А надо знать! Или будем лазить без штанов по воде и ножницами его стричь? Вот какой вопрос, между протчим. А где ответ? Надо трактора учить плавать. Не смешно, между протчим! — строго прикрикнул Басаров. — Кончились смешки да хаханьки. Еще косилки на плаву делать надо и протчие машины. Тогда можно и себе и на продажу камыша накосить.
