– Вам кого? – устало спросила женщина.
– Медведевы тут живут?
– Михаил помер, – равнодушно сообщила тетка.
– Анну можно позвать?
– Я это, – буркнула женщина и со вздохом поставила подойник на табуретку. – Что угодно?
– Журнал «Педагогика» признал вас победительницей конкурса «Моя семья». Вот приз.
И я протянула женщине конверт со ста долларами. Анна равнодушно взяла подношение и процедила:
– Чего это вы, то ругали, со свету сживали, теперь награждаете. Лучше б попросили у нашего начальства детские пособия, два года не платят.
– Совсем недавно работаю, – принялась я оправдываться, – в журнале вообще весь состав сменился.
– И Парфенов? – оживилась женщина.
– Да.
– А что с ним, может, умер?
– Точно, – решила я ее порадовать, приговаривая неизвестного мужика к смерти, – инфаркт, в одночасье убрался.
Баба даже порозовела от радости и сразу стала необыкновенно любезной. Она обмахнула тряпкой облезлую табуретку и проворковала:
– Садитесь, наверное, устали. Молочка не хотите? Свое, парное, от молодой коровки.
Я в ужасе затрясла головой. Терпеть не могу молока, не пью ни под каким видом.
– Надо сфотографировать вас вместе с детьми, – быстро перевела я разговор на другую тему, доставая купленный по дороге «Полароид», – и вам карточки оставлю.
– Сейчас, проходите, – радушно проговорила Анна и распахнула дверь в жилую часть. Внутри изба казалась безразмерной. Комната метров тридцати была обставлена совершенно по-городскому. Три стены занимали стеллажи с книгами: пособия по истории, географии, химии, ботанике… На огромном обеденном столе горой высились коробки с играми: шашки, шахматы, нарды, лото, домино. У окна с буйно цветущей геранью стоял совершенно невероятный в данной обстановке предмет – новенький компьютер. Аппарат был явно подключен к Интернету, потому что от него отходил тонкий белый шнур и подсоединялся к телефонной розетке. Медведевы оказались не такими простыми. Чего здесь не было, так это телевизора.
Анна пересекла комнату и, открыв дверь одной из спален, спросила:
– Андрей, а где остальные?
– Настя в огороде, Симка ей помогает, а Павлик за водой пошел.
– Что же ты прохлаждаешься?
Мальчик ничего не ответил. Мать велела ему позвать остальных, и через пять минут небольшая стайка чумазых ребятишек столпилась в комнате. Старшей лет шестнадцать-семнадцать, и ее застиранный сарафанчик туго обтягивал красивую девическую фигурку. Остальные одеты в трусишки. Ноги босые, волосы нечесаные, и шеи черные от грязи. В этом доме явно предпочитали физической красоте моральную.
Нащелкав фотографий и раздав детям часть снимков, я притворилась недоумевающей:
– А остальные где? Хочется про всех написать.
Анна вздохнула:
– У нас было восемь детей. Самый старший, к несчастью, неизлечимо заболел и умер. Следующий сын выучился на капитана и сейчас постоянно в плавании. Дочь Вероника – актриса. Съемки без конца, вот и недосуг домой приезжать, Антон тоже все время работает, торгует. Со мной только младшие.
Я поглядела на худых, явно недоедающих детей и, вздохнув, спросила:
– Дайте адреса старших.
Анна замялась. Ей явно не хотелось признаваться журналистке, что отпрыски постарались забыть отчий дом.
– Бесполезно, даже не ищите, кто в море, кто на съемках. Просто напишите, что все дети удачно получили образование и стали полноценными членами общества.
– И Вероника? – решила я до конца дожать педагогиню.
– А что Вероника? – удивилась Анна. – Я не одобряю телевизор, мне кажется, что просмотр передач оглупляет детей, и у нас нет этого аппарата, но знаю, что она с большим успехом и много снимается. Каждому, как говорится, свое. Если дочь выбрала такой путь, значит, так тому и быть. Мы с отцом свое дело сделали, дали им крылья, дальше пусть летают самостоятельно.
Ага, и прямо на кладбище. Похоже, что эта чадолюбивая мамаша просто не знает ни о смерти старшей дочери, ни о судьбе сыновей. Ай да педагог! Не стану ничего рассказывать, пусть милиция сообщает о несчастье. Зря только ездила. Адреса Антона не узнала, придется искать в другом месте.
Назад в Москву ехала, пытаясь справиться с грустными мыслями. Как странно! Раньше у меня никогда не было времени на, так скажем, воспитание детей. Каждая свободная минута посвящалась заработкам, иначе нам просто было не выжить: кушать хотели все, а добывающая единица только одна – я. Порой прибредала домой только к одиннадцати вечера и, съев подсунутый Кешкой бутерброд, буквально падала в кровать. Мы редко ходили в театр, кино и цирк, практически никогда не играли в лото. Но когда несметное богатство упало на наши головы, я предложила Аркадию построить отдельный дом. Рядом, на одном участке, но свой.
– Ты чего, – замахал руками сынок, – как это мы с Зайкой без вас окажемся!
Анна же отдала детям все, что могла, и добилась противоположного результата.
Философские раздумья прервал странный стучащий звук, «Вольво» потащило в сторону. Кое-как затормозив, я вышла из машины и обозрела задние колеса. Так и есть, прокол! И запаска имеется, и баллонные ключи в наличии, жаль только, что господь наградил меня хилыми руками. Открутить-то гайки, может, и смогу, но проделать обратную процедуру… Нужно было искать умельца.
Дорога выглядела совершенно пустынной. Постояв под палящим солнцем, я заперла «Вольво» и побрела к видневшемуся вдалеке трехэтажному белому зданию. Пыльная дорожка вилась между кучами мусора, жара стояла немыслимая, и я покрылась липкой серой пылью.
Подойдя к дому поближе, я увидела вывеску: «Городская больница». Надо же, как здорово, сейчас умоюсь в местном туалете и найду какого-нибудь дядю Васю. Сортир оказался на первом этаже. На двери болтался листок – «Нет воды». Печально вздохнув, я пошла по длинному воняющему хлоркой коридору. В коридоре – ни души. В полном одиночестве дотопала до отделения, на двери которого значилось: «Травматология». Толкнула ее и ахнула.
Узкий коридор забит койками. Тут и там над кроватями вздымаются загипсованные руки и ноги. Нещадно вопило радио, и пахло мочой, лекарствами и грязной шваброй. Посреди этого кошмара молоденькая сестричка абсолютно спокойно читала толстенный любовный роман.
– Посещения с двух часов, – недовольно буркнула девица, не поднимая глаз от книги.
Вздохнув, я достала кошелек и стала излагать суть. Проявив редкостное человеколюбие, медсестра, быстро пряча бумажку, побежала на поиски местного механика, велев мне:
– Если кому станет плохо, пусть потерпит.
Я оглядела набитый больными душный коридор. Обязательно, как только кто-нибудь начнет умирать, тут же велю подождать до возвращения медички. Хотя похоже, что смертельно больных тут нет, явственно наличествовали всего лишь поломанные конечности. Только над одной кроватью не торчало никаких растяжек и не было видно никого загипсованного. Может, там вообще никого нет? Одеяло натянуто абсолютно ровно, словно под ним нет тела. Я подошла поближе. В постели лежала женщина. Худенькое, желтоватое, заострившееся личико, череп обмотан повязкой наподобие хоккейного шлема. Из слишком широкого выреза высовывается тонюсенькая шейка с жуткой темно-синей полосой. «Самоубийца, – промелькнуло у меня в голове, – пыталась неудачно повеситься». Женщина дышала совсем неслышно, если бы не медленно поднимавшееся одеяло, ни за что бы не приняла ее за живую. На спинке кровати виднелась табличка: «Неизвестная, поступила 20 июня». Голая нога несчастной свисала с койки. Наверное, неудобно лежать в такой позе.
Я попробовала засунуть неожиданно тяжелую конечность под одеяло. Глаз наткнулся на большую родинку на колене. Коричневое пятно, размером примерно с небольшую мышь, покрывали мелкие черные волосы.
«Надо бы сходить, удалить эту родинку, – зазвучал у меня в голове голос Жени Поляковой, – да боюсь, вот и живу с «мышью».
– Вам, что ли, колесо поменять? – раздался за спиной громкий голос. Мужик лет сорока, в грязном синем халате и драных кроссовках, сжимал в руке чемоданчик с инструментами. Но мне уже было не до него. Сунув спасителю ключи и велев подогнать «Вольво» после починки к дверям больницы, я кинулась искать хоть какого-нибудь врача.
Гиппократы нашлись в ординаторской. Две бабы лет по пятьдесят пять и совсем молодой парень. Несмотря на жуткую жару, они жрали бисквитный торт с жирным кремом и пили горячий чай.
– Где вы взяли ту неизвестную, что лежит у окна? – спросила я.
– Во-первых, здравствуйте, – сурово поставила меня на место толстая врачиха.
– Прием родственников с четырех, – зло уведомила тощая.
– Не видите, люди заняты, – буркнул парень с набитым ртом, – ну и народ, поесть не дадут.
Ладно, сейчас запрыгаете, как блохи. Не обращая внимания на гневающихся эскулапов, я вытащила из кармана мобильный, потыкала для виду в кнопки и прокричала в гудевшую трубку:
