– Банди следует давать меньше жирной пищи, – завела бабуля, – он опять плохо покакал…
Знаем, знаем, «слишком жидко». И тут зазвонил домашний телефон. Нина Андреевна взяла трубку. Краски разом покинули ее веселое лицо. Щеки запали, и нос странно вытянулся.
– Дорогой, – воскликнула она, – милый, как ты?
Потом протянула мне трубку и прошептала:
– Говорит, времени мало, просит тебя.
Голос Макса прорывался сквозь шум и треск.
– Дашута, здесь карантин по желтухе, к адвокату не пускают, на свидание тоже, пришли лекарства и еды побольше, сигарет не забудь, тут их совсем нет…
– Макс, – завопила я как ненормальная, – где ты спрятал миллион долларов, полученный от Круглого?
– Как где, – изумился экс-супруг, – в сейфе на антресолях, спроси у мамы, она знает.
– Макс! – опять закричала я, но из трубки уже неслись гудки.
Римма Борисовна, ничего не понимая, поглядывала на нас с большим удивлением.
– Мой сын, – пытаясь удержать мелко дрожащую нижнюю губу, принялась объяснять Нина Андреевна, – уехал по делам в Америку, вот и звонит оттуда, правда, нечасто, очень дорого.
– А, – протянула не поверившая ни одному ее слову Римма Борисовна, – понятно, только ведь Даша, кажется, говорила, что вещи ему в тюрьму повезет…
– Пойду, пожалуй, переоденусь, – пробормотала Полянская и вышла из столовой.
Просто железная старуха, редкое самообладание. Но мне тоже следовало отправляться по делам.
Женька сидел перед микроскопом, сосредоточенно уставясь в окуляр.
– Принесла? – нервно осведомился он.
– Узнал? – ответила я.
– Ладно, давай витаминчики, – потребовал приятель.
– Сначала стулья, потом деньги, – отреагировала я.
– Вымогательница, – прошипел Женюрка, – да меня полковник со свету сживет, если узнает.
И он принялся выдавать служебные тайны.
Перед подъездом Яны Соколовой стоят два ларька. В одном торгуют хлебом, молоком и всяческой выпечкой, в другом – газетами, табаком и разной мелочью. Продавцам отлично виден подъезд. К тому же они сами жильцы этого дома и великолепно знают всех соседей. Те частенько отовариваются у них. Газетчица даже завела общую тетрадь и дает кое-кому товар в долг. Так вот, женщины уверяют, что Танечка каждый день ходила в магазин, покупала Раде Ильиничне свежий кефир. А тут несколько суток не показывалась, не появлялась довольно долго и Яна. Но некоторое время тому назад студентка вошла в подъезд своего дома. Потом спустя минут двадцать вышла вместе с какой-то девушкой. Они сели в машину и уехали. Больше Яна не возвращалась. В квартире нашли отпечатки пальцев только членов семьи и Танечки. Входную дверь не взламывали, а открыли ключом. Более того, уходя, убийца преспокойненько запер замок. Из дома ничего не пропало. Милиция объявила розыск студентки, но пока безрезультатно. Сложность заключается еще и в том, что в доме не нашли ни одной семейной фотографии. Выходило, что у Соколовых просто не было снимков. Рада Ильинична и Таня застрелены, другая близкая подруга Яны Женя Полякова стала жертвой разбойного нападения. Одногруппники посдавали экзамены и разъехались кто куда. Милиция располагала только двумя маловразумительными фотографиями девушки. Одна обнаружилась в паспортном столе, и Яне на ней около шестнадцати лет, другую дали в деканате мехмата, вынули из личного дела. Оба снимка черно-белые, небольшие, и идентифицировать по ним Соколову крайне трудно. Тем не менее их раздали патрульным, велев глядеть в оба. Но Яна словно сквозь землю провалилась.
В Раду Ильиничну и Танечку стреляли из пистолета «ТТ». У тетки прострелена шея, потом сделан контрольный выстрел в голову. Тане попали почти в сердце и опять же произвели контрольный выстрел. Все. Больше не удалось узнать ничего. Сначала пытались искать убийцу среди знакомых Гаврилиной. Но Таня была малообщительной, на дискотеки, в рестораны и всевозможные студенческие тусовки не ходила. Любовника не имела, с лицами мужского пола знакомилась неохотно, бизнесом не занималась. Из подруг – только Яна Соколова.
Рада Ильинична последние годы вообще не выходила из дома. За покупками ходили Яна и Танечка. Подышать женщина выходила на балкон. Из хороших знакомых у нее была лишь Амалия Генриховна Кляйн, соседка по старой квартире. Но Амалии пока нет в Москве, она уехала отдыхать в Турцию, что снимает с женщины всяческие подозрения. Срок путевки начинался с 10 июня, когда Гаврилина и Соколова были еще живы и здоровы.
Оставив Женьку изучать вожделенные витамины, я вышла на улицу. Влажная, липкая жара моментально пробралась под кофточку. Ни малейшего порыва ветра, никакого движения воздуха. Я медленно покатила на Новослободскую улицу. Откуда мне знакомы эти имя и фамилия – Амалия Генриховна Кляйн? Кого так звали?
В Бутырской тюрьме гомонила привычная очередь. Позаглядывав в окошки, нашла знакомую Катерину.
– Привет, – обрадовалась девушка и, захлопнув деревянную дверцу, тут же выскочила ко мне.
– Ну вот, ушла, – недовольно протянула толстая тетка, сжимавшая в руках пакет с «раздетыми» карамельками.
– Чего я, не человек, посрать отойти не могу, – вызверилась на бабу Катерина, – будешь ругаться, вообще не вернусь!
– Ладно, ладно, прости уж, – испугалась несчастная.
– Ну народ, – кипела тюремщица, – просто гидры вонючие, иди сюда.
И она втолкнула меня в небольшую комнату с железными шкафчиками, скорее всего раздевалку.
– Чего надо?
– Лекарства и продукты передать. Кстати, что еще приносят?
– Ведро, таз, вентилятор, стиральный порошок, – принялась перечислять Катя, – одеяло, плед, постельное белье…
Я призадумалась, целое хозяйство.
– Давай, – поторопила меня стражница, – топай в универмаг, купи большую сумку, китайскую. Все туда поклади да после трех подходи. Только дорогое не бери, а то отберут, и сигарет побольше. Блоков десять сунь хороших, которые твой курит, и две «Примы» прихвати, «стрелков» угощать. Ханку с дурью не ложь, с этим не пачкаюсь.
– Что? – не поняла я.
– Водку и наркоту не передаю, боюсь, – пояснила Катя.
Следующие два часа носилась по магазинам, и в результате в «Вольво» оказались три неподъемные сумки.
Катька только крякнула, поднимая одну из них.
– Лады, – пробормотала тюремщица, роясь в содержимом, – только неразумный ты человек, ну на фиг ему там одеколон после бритья, ведь выпьет!
– Он не алкоголик, – успокоила я девушку.
– Значит, другие отнимут и выпьют, – радостно усмехнулась Катька. – А это чего?
– Сотовый телефон.
– Ну, – замотала головой деваха, – а потом попадется, начнут колошматить, сразу расскажет, кто принес.
Я быстренько достала еще одну стодолларовую бумажку. Катя секунду поглядела на зеленую купюру и сунула трубку за пазуху. Иголки, ножницы и перочинный ножик нареканий не вызвали.
– Хорошо заплачу тому, кто устроит мне свидание с Полянским, по возможности без стекла, с глазу на глаз, – объявила я.
Катерина покачала головой:
– Не, я только передачки.
Минут через сорок женщина вернулась и протянула грязноватый тетрадный листок: «Все получил, спасибо, Макс».
Утирая со лба пот и пытаясь выгнать из носа чудовищный тюремный запах, я поехала на Горбушку. Ряды палаток уходили вдаль. Продавцы наперебой расхваливали товар. Но мне не были нужны ни «Титаник», ни «Армагеддон», ни «Два придурка». Меня интересовала только порнография. Наконец набрела на палатки с искомой продукцией и принялась разглядывать продавцов. Вот этот, пожалуй, подойдет.
Красномордый парень с бычьей шеей лениво потягивал из темной бутылки пиво. Взгляд его сонно пробежал по толпе. Я приблизилась к коробкам и принялась изучать ассортимент. Так, «Веселые каникулы», «Монашки на отдыхе», «Стальная машина»…
– Прикольная штука, – щелкнул пальцем по «Монашкам» продавец, – только получил.
Я скорчила рожу:
– Небось ничего нового, тискают бедных баб по всем углам…
– А ты чего хотела, – изумился парень, – картин платонической любви? Это не у меня.
– Да нет, – продолжала я кривляться, – просто такое однообразие, все уже проглядела – и лесбиянок, и «голубых», и зоофилов. Больше не цепляет.
– Есть семейное порно, – сообщил продавец, – снято скрытой камерой, не какая-нибудь там инсценировка, все вживую.
– Фу, еще хуже. Бабы как на подбор старухи, у мужиков волосатые подмышки и брюхо до колен, стошнит глядеть.
– Так чего тебе надо? – вызверился торговец.
– Говорят, можно заказать кино по собственному сценарию, с малолетками, например, или садомазохизм.
– Можно-то можно, – вздохнул красномордый, – знаешь, сколько стоить будет?
– Мне все равно, – безнадежно махнула я рукой, – лишь бы мужа завести.
– «Виагру» купи, – усмехнулся торгаш, – дешевле станет.
– Слушай, доктор, – решила я возмутиться, – без тебя знаю, что и кому купить. Не хочешь брать заказ, не надо, другого найду.
