мать, и в это время у Ханны появлялось больше свободы передвижения.
Мария заперлась в нужнике. Внутри царили холод и зловоние. Мария так и не избавилась от своего детского страха: ей казалось, что с наступлением темноты здесь собираются злые духи и наблюдают за ней, пока она справляет естественные надобности. Подняв рукав, девочка укусила нежную кожу на внутренней стороне руки и почувствовала вкус крови. Это помогло ей отвлечься, но всего на несколько секунд. К тому же Мария знала: даже если злых духов здесь нет, Бог все видит, потому что Он повсюду.
«Господи, помоги! Господи, спаси!»
Как же было бы хорошо, если бы Эббот не умер и они так и остались бы в доме возле Темпл-Бар!
После разговора с Ханной Мария жила в страхе – она боялась не только служанки, но и всего вокруг: вздрагивала от каждой тени, каждого резкого слова матери, каждого стука в дверь и каждого хмурого взгляда дедушки. В среду, случайно увидев, как Ханна разговаривает с ван Рибиком на улице, она уже опасалась худшего, но все обошлось. В тот раз Ханна не донесла на нее и не объявила Марию ведьмой и убийцей. Девочка пыталась успокоить себя: если судомойка обвинит в колдовстве внучку господина Фэншоу, простолюдинке никто не поверит. А вдруг поверят? Тут ведь не угадаешь. И пусть даже от слов Ханны отмахнутся, подозрение будет преследовать Марию всю жизнь, будто дурной запах. Как ни крути, а Эббот все-таки умер.
После ужина дедушка и мать почти каждый день поднимались наверх и сидели в большой гостиной. Время от времени мать читала старику вслух. Но чаще он любовался диковинками из своей коллекции. Мелкие предметы господин Фэншоу в основном хранил в гостиной, в красивых застекленных деревянных шкафах голландской работы, украшенных инкрустациями. Он трясся над своими редкостями, точно скупец над золотом, и подробно описывал их на листах линованной бумаги, которые затем вставляли в кожаный переплет, и получалось что-то вроде приходно-расходной книги. Сейчас дед трудился над третьим томом. О самом недавнем своем приобретении, Калибане, он уже написал.
– Даже когда зверь издохнет, он все равно останется в моем собрании раритетов, – рассуждал господин Фэншоу за обедом. – Велю сделать из него чучело – прекрасное будет наследие для потомков! К тому же лев послужит отличным украшением для нашего холла.
* * *
Зная, что дед и мать проведут в гостиной не меньше часа, Мария надела плащ и деревянные башмаки и выскользнула в сад. После вчерашнего дождя земля размокла. Было очень темно, даже звезды в небе не светили, но вдалеке у ворот, ведущих на конюшенный двор, едва заметно мерцал фонарь, давая Марии хоть какой-то ориентир.
Девочка на ощупь осторожно пробиралась вперед по дорожке. Когда ее глаза привыкли к отсутствию света, она стала различать оттенки темноты – вот слева высится изгородь, через которую кое-где проглядывает небо, а впереди чернеет крыша павильона. Его никогда не запирали. Мария прошмыгнула внутрь, оставив дверь открытой, и застыла, дожидаясь, когда сердце перестанет бешено колотиться.
Внутри воздух оказался еще холоднее, чем снаружи. Летний павильон состоял из большой передней комнаты и маленькой задней – в теплую погоду слуги держали там вино, сладости и любые другие лакомства, которые желали отведать хозяева и гости.
Дрожащая Мария сжалась в комок и поплотнее запахнула плащ. Ну за что ей такое наказание? Она же просто хотела, чтобы все было хорошо, как раньше.
К ужасу Марии, снаружи послышались шаги и мужские голоса. К павильону кто-то приближался. Девочка попятилась. Держась за стену, она добралась до приоткрытой двери, ведущей в заднюю комнату, и проскользнула внутрь. Мария хотела закрыть дверь, но не решилась: вдруг скрип ее выдаст?
Тяжелая входная дверь павильона с шумом распахнулась. Какой-то мужчина пробормотал себе под нос ругательство. Мария вжалась в стену.
– Клади его сюда.
– А теперь что прикажете, хозяин?
– Жди на улице, да смотри в оба. А я скоро вернусь. Надо запереть ворота.
Девочка узнала первый голос. Человек, которого назвали хозяином, – дядя ван Рибик. Должно быть, мужчины вошли в сад через дверь в стене за павильоном. Эта дверь вела в переулок в дальней части Слотер-стрит, и обычно ее запирали и на замок, и на засов.
Удаляющиеся шаги стихли. Мария осталась одна, но здесь она в западне. Второй мужчина где-то возле двери. Тут девочка услышала, как он вернулся в павильон. Незнакомец тяжело дышал, будто запыхался. Мария уловила шорох, потом тихий, приглушенный шлепок: похоже, на каменный пол что-то упало. А затем раздался новый звук, самый громкий – звон монет.
Время шло, но Ханна не появлялась. Может быть, затаилась где-нибудь в темноте. Хотя, скорее всего, она заметила рядом с павильоном движение и вернулась в дом. Мария так продрогла, что ей пришлось сунуть в рот складку плаща, чтобы зубы не стучали. Все чувства смешались воедино – и страх, и холод, и угрызения совести из-за смерти Эббота. Она понимала, что Господь наказывает ее за грехи и нынешние страдания – всего лишь малая толика кар, ждущих ее в преисподней: там будет в десять тысяч раз хуже.
Мария не слышала, как вернулся дядя. Но вот зазвучали два голоса, его и слуги: оба тихонько переговаривались, но чем ближе они подходили к внутренней двери, тем явственнее звучала их речь.
– Он же вот-вот очухается, – сказал слуга. Мария уловила характерный ирландский акцент. – И что мы тогда будем с ним делать?
– Отведем на конюшню, – ответил дядя ван Рибик. – Там мы быстро развяжем ему язык.
– А вдруг кто-нибудь услышит?
– Не услышат. И смотритель, и его сын ушли. До утра они точно не вернутся. А больше там никого нет. Хозяева лошадей в городе теперь не держат, пользуются общественной платной конюшней.
– А если Джонсон будет играть в молчанку?
Дядя Хенрик тихонько рассмеялся:
– Я знаю, где лежат ключи. Втолкнем его в вольер ко льву. Увидит эту зверюгу и сразу выложит все, что нам нужно.
* * *
Тем вечером Маргарет Уизердин пришла на Генриетта-стрит. Они с мужем Сэмюэлом были слугами Джеймса Марвуда: он давал им крышу над головой в своем доме в Савое, одевал обоих и платил им жалованье, а взамен они стояли на страже его интересов – только его одного, и больше ничьих. Но за прошедшие несколько лет между Маргарет и госпожой Хэксби наладились своего рода приятельские отношения.
Этих двух женщин трудно было назвать подругами, ведь разница в их общественном статусе не позволяла развиться полноценной дружбе. Однако нельзя было сказать, что Маргарет работала на Кэтрин,
