Первое, что явилось моему мысленному взору, это Праймус Дуайер. Он улыбался мне в приглушенном красном свете нашей палатки в тундре, за нейлоновыми стенками которой кричат и кричат крачки. Второе, что пришло на ум и поразило меня, — Комочек. Но эту мысль я поспешила прогнать и только третью отважилась высказать.
— Мартини с хорошей водкой. Холодненький!.. — мечтательно произнесла я.
Питер Лейдер недоуменно посмотрел на меня и пожал худыми плечами:
— Я, правда, думал совсем о другом, но от такого тоже не отказался бы. Сегодня вечером я приглашаю тебя, Вилли Алтон, и только попробуй не принять приглашение. В десять часов в «Храбром драгуне». Я буду ждать тебя там…
Он не успел договорить. Дверь, за которую он держался, распахнулась, и на пороге возникла старушенция — ее пушистые козьи сережки на подбородке раздувались от встречного ветерка.
Грозно тыча в Питера пальцем, она задребезжала:
— А ну-ка сейчас же иди работай! За тобой если не приглядывать, ты так и будешь обхаживать весь день хорошеньких барышень. Да-да, знаю тебя, будешь! Сейчас же прекращай все ухаживания и работай!
Питер так проворно шмыгнул за дверь, что я только успела разглядеть мокрое пятно от плавок на его брюках. Старушка, сердито хмурясь, посторонилась, чтобы пропустить меня.
— Заходите, мисс, — сказала она и забормотала что-то себе под нос.
Проводив меня до моего стола, она стояла потом над душой и все зудела, пока я, не выдержав, не собрала книги в стопку и не сбежала.
Вернувшись в тот вечер домой усталая, я ожидала найти Ви на кухне среди аппетитных ароматов готовящегося ужина или хотя бы у заднего крыльца возле шашлычницы, раздувающую угольки под шампурами. Но дом был пуст. На кухонном столе лежала записка:
«Солнышко, я у преподобного Молокана, как ты изволишь его называть. Настоящее его имя — Джон Мелкович, номер в телефонной книге. Останусь у него ночевать. Запарь себе хлопья, свари яйца или доедай то, что в холодильнике. Звонила Кларисса. Люблю тебя. Ви».
Я похихикала над запиской, держась за пупок.
— Гляди-ка, а кто-то у нас, оказывается, лицемер! Интимные связи до свадьбы? Мораль, значит, побоку… — Заметив, что держу руку на животе, я сказала Комочку: — И чего это я с тобой разговариваю? Ты же еще даже не человек. — Сказала и уселась доедать остатки фаршированного цыпленка.
Включив телевизор, я через три секунды поняла, что ненавижу его, и выключила. Встала, намереваясь размяться: подпрыгнуть пятьсот раз — с тех пор как я поняла, что любой мужчина в городе может быть моим отцом, и торчала по утрам дома, боясь встретиться с «молодыми побегами», я не делала никаких физических упражнений. На триста сорок первом подскоке мне показалось, что звонит телефон. Я понеслась к аппарату, но в трубке услышала только какие-то далекие гудки. Я вернулась на диван, стала листать материну книгу про вязание, и меня тотчас сморило.
Проснулась я в темноте, луна торчала в небе словно натуго привинченная к нему болтом. Таймер на видеомагнитофоне показывал 22:21, и я, как человек, не привыкший опаздывать, бросилась лихорадочно собираться. Ни на секунду мне не пришло в голову, что, наверное, мне не стоит пить, или что нужно перезвонить Клариссе, или хотя бы подумать, что я надену, я просто натягивала на себя то, что попадалось под руку. В итоге смотрелась я очень даже ничего в коротеньком платьице Ви времен ее хиппняцкой молодости, с банданой из красного шелкового платка и с золотыми кольцами в ушах — я прямо залюбовалась собой, отступив на несколько шагов от зеркала. Прикид мой напоминал какое-то дорогое дизайнерское решение на цыганскую тему. Обувшись в допотопные босоножки на каблучищах, я выскочила за дверь, когда на таймере еще не набежало 22:25.
«Храбрый драгун», самый старинный бар в Темплтоне, был построен еще при жизни Мармадьюка Темпла, сразу после основания поселения. Сначала это была крошечная дощатая хибара, которую хозяин заведения отстроил собственными руками, и даже сам изготовил вывеску, до сих пор предоставленную на обдувание всем озерным ветрам. На вывеске он изобразил извивающегося огнедышащего дракона и над ним аккуратной строкой название. В те времена повальной безграмотности никто не заметил, что «дракона» перепутали с «драгуном», даже Мармадьюк, который читать научился сам, а писать и вовсе не умел. Когда первый поверенный въехал в город и остановил свою хромоногую клячу, дабы прочесть вывеску, он, откинувшись в седле, долго хохотал, пока вокруг не собралась толпа.
— И что же такого смешного тут, сэр? — спросил обиженный хозяин заведения.
— Видите ли, драгун — это такой рыцарь, а дракон — это дракон, — объяснил поверенный.
Хозяин притащил ведро краски, взобрался на плечи здоровяку Соломону Фолкнеру и пририсовал снизу рыцаря в доспехах, пронзающего дракона копьем. Вот под эту самую старинную, только теперь уже отреставрированную вывеску я и спешила сейчас. По пятницам бар оккупировала местная молодежь, в остальные же дни недели здесь тусовались рокеры и улица Пионеров прерии была заставлена «харлеями» аж до самой пресвитерианской церкви. Уже перед самой дверью, сквозь которую пробивались костедробильные басы, я остановилась перевести дух и успокоиться, после чего вошла в зал, где над начищенным до блеска и сохранившимся со старых времен дощатым полом повисал густой табачный дым.
Музыка продолжала играть, и далеко не все из присутствующих обратили на меня внимание. И все-таки многие обернулись посмотреть, кто я такая. Ко мне тут же подскочил улыбающийся Питер Лейдер, а в руке у меня тут же оказался крошечный «бокальчик» с какой-то темной липкой жидкостью, и, когда я опрокинула его содержимое внутрь, рот и горло мне обожгло сладким крепким вкусом ликера.
— Знаешь, Вилли, — сказал Питер, от которого уже несло спиртным, — честно говоря, я думал, ты не придешь.
— Знаешь, Питер, честно говоря, я случайно задремала и чуть не проспала все начисто.
— Честно говоря, — начал он опять, и только тут я заметила: галстука на нем нет, а одет он в розовенькую спортивную рубашечку и желтый свитер. Вырядился под яппи! Панибратски положив руку мне на плечо, он продолжил: — Честно говоря, Вилли, выглядишь ты просто классно!
— Боже, Питер, ты только не обижайся, но мне показалось, ты меня сегодня вроде бы пожалел? Не надо меня жалеть. И ручонками обнимать не надо, у меня все в порядке.
— Ручонками? — Он как-то жалобно улыбнулся. Усики его задвигались как живые. — А я вроде всегда считал себя галантным.
В моем взгляде он, видимо, уловил сомнение, потому что немного отступил назад, обиженный. Он, кажется, собирался что-то сказать, но прямо над моим ухом кто-то гаркнул:
— Это кто у нас тут галантный? Питер? Да он ко всем бабам клеится; вот подожди маленько, и сама увидишь.
Я обрадованно обернулась и увидела Иезекиля Фельчера — в жеваной марлевке и брюках хаки. И одеколон его подходил к одежке — «Олд спайс». Ядреный такой запашок.
— Фельчер, ты?! Иезекиль. Какая приятная встреча!
— Конечно, приятная — увидеться с очаровательной Вилли Аптон. Я так понял, ты пришла на обещанное пивко?
Питер, наблюдавший за нами, подмигнул мне, прежде чем я успела ответить.
— Выпивка сегодня за мой счет! — крикнул он. — Посидишь с этим умником, Вилли? А я пока сбегаю принесу. Будет приставать, мне скажи.
— Да посижу уж, — отозвалась я. — Спасибо.
Он повернулся и пошел к стойке бара, на ходу пританцовывая и по-девчачьи виляя бедрами.
— Ну ты молодец, Иезекиль, — сказала я, когда мы остались одни. — Только вот смотри, как странно: я почему-то всегда думала, что Питер Лейдер гей.
— Кто? Пит? Ну какой же он гей! И я вообще-то не шутил — он правда клеится ко всем девкам. У нас ведь городок маленький, и, если парень дарит девчонке цветы, готовит ей завтрак и названивает целый день, чтобы наговорить приятных слов, то такой здесь считается хорошим нормальным парнем. А если парень считается нормальным и хорошим, то у него от девчонок отбоя нет. Даже те, которые раньше смеялись над Питом, когда он был толстым, теперь его любят.
