— И как, собственно, вы предполагаете осуществить эту блокаду? — поинтересовался адмирал. — Ведь корабли в море не могут находиться бесконечно. Им нужна вода, продовольствие, боеприпасы, отдых для команды, наконец.
— Вы правы, Фаддей Фаддеевич, — сказал Пирогов. — Но, выход все же есть. Для начала надо построить несколько десятков быстроходных кораблей, которые легко бы догоняли и захватывали тихоходные транспортные суда, но смогли бы уйти от быстроходных вражеских фрегатов. Вы видели так называемые балтиморские клипера? Это корабли, построенные в Америке, во время войны между Британией и Североамериканскими Соединенными штатами, прорывали блокаду англичан, уходя от кораблей и фрегатов противника. А в 1833 году на воду был спущен большой трехмачтовый балтиморский клипер "Энн Мак-Ким".
— Да, я слышал много удивительного об этом корабле, — задумчиво сказал Беллинсгаузен. — Он быстроходный, и несет много парусов. А вот орудий на него много не поставишь – корпус у клипера узкий, да и перегрузить его тяжелыми пушками тоже нельзя.
— А кораблю-истребителю торговли много пушек и не надо, — ответил Пирогов. — Он должен не вести бой в составе линии, а нападать на британские торговые суда, как во время войны с Наполеоном летучие партизанские отряды нападали на французские обозы. Налетел, захватил, утопил, и продолжил снова свою охоту. Снабжение – воду, продовольствие и порох – можно забирать с захваченных вражеских торговых кораблей. Что же касаемо отдыха экипажей… Нужно основывать военно-морские базы для наших крейсеров на островах, лежащих неподалеку от морских торговых путей.
У меня есть атлас карт, которые я взял с собой из будущего. На этих картах есть не только неоткрытые еще острова, но и указаны глубины, течения, словом все, что даст возможность нашим кораблям свободно крейсеровать по всем морям и океанам.
— Вот как! — обрадовано воскликнул Беллинсгаузен, — да вашим картам, Игорь Сергеевич, просто нет цены. И мысль ваша о крейсерской войне с Британией мне тоже понравилась. Как вы понимаете, решать сей вопрос будет государь со светлейшим князем Меншиковым – военно-морским министром и генерал-губернатором Великого княжества Финляндского…
— Фаддей Фаддеевич, вы ведь помните, о чем мы с вами договаривались в самом начале нашего разговора, — напомнил адмиралу Пирогов, — о том, что здесь было сегодня сказано, никто больше не должен знать. Государю известно обо всем, и этого достаточно. Теперь и вы с Николаем Карловичем приобщились к одной из величайших тайн в мире.
— Я все понимаю, Игорь Сергеевич, — кивнул адмирал. — Знали бы вы, как мне хочется побывать в будущем, чтобы своими глазами увидеть корабли, на которых наши потомки ходят по морям и океанам. Может быть, мне удастся там побывать? — Беллинсгаузен вопросительно посмотрел на Пирогова.
Тот лишь развел руками, всем своим видом словно говоря. — Дескать, я бы и рад, но решать сей вопрос не мне, а только одному человеку – государю императору Николаю Павловичу.
— А вы, Николай Карлович, — обратился он к Краббе, — готовьтесь к большой и трудной работе. В нашей истории именно вы создали русский паровой и броненосный флот. Думаю, что и в вашей истории вам придется заниматься тем же самым.
— Ну, Игорь Сергеевич, — улыбнулся адмирал, — а меня вы что, совершенно в расчет не берете. Я тоже могу сделать многое полезное для нашего флота. Хотя, конечно, уже годы у меня не те. Но, и на берегу для меня, наверное, тоже найдется работа.
— Вот уж чего-чего, а работы всем хватит, — сказал Пирогов, вставая, и тем самым показывая, что долгий и полезный для всех разговор подошел к концу. Фаддей Фаддеевич, если бы мы не рассчитывали на вас, то я бы сегодня не был бы вашим гостем. Просто у вас достаточно много работы по начальствованию над Кронштадтом. А Николай Карлович пока сейчас относительно свободен, и по указанию государя считается как бы прикомандированным к нам – гостям из будущего.
— Я все понимаю, Игорь Сергеевич, — кивнул адмирал, — и признаюсь вам, что очень рад своему знакомству с вами. Буду чрезвычайно рад видеть вас у себя. Можете рассчитывать на мое полное содействие и помощь. Честь имею!
— Честь имею! — Пирогов склонил голову перед великим мореплавателем. — Фаддей Фаддеевич, я тоже весьма доволен сегодняшней встречей. Надеюсь, что мы с вами увидимся, и не единожды. Всего вам доброго…
В мире прекрасного
Пока мужчины решали свои глобальные задачи по переустройству мира, Ольга Румянцева решила заняться чисто дамскими делами. А именно, прогуляться по Невскому, а потом навестить Карла Брюллова. Ей было жалко этого талантливейшего художника, который попал в немилость петербургскому обществу из-за своей неудачной женитьбы. Его супруга и ее родственники оклеветали Брюллова, обвинив его во всех смертных грехах. К тому же они имели наглость потребовать, чтобы художник выплачивал своей супруге, которая состояла в любовной связи с родным отцом, что-то вроде алиментов.
Ольга отправилась на Васильевский остров, где в казенной квартире Петра Клодта при Академии художеств проживал сейчас несчастный Брюллов. Она помнила об обещании, которое дала на балу в доме Энгельгарта. Еще бы – ведь Ольга совсем недавно и представить себе не могла, что ее портрет будет рисовать САМ Брюллов!
Ольга хорошо знала здание на набережной со сфинксами из Фив, которые появились здесь в 1834 году. Полюбовавшись на мрачных изображения египетских полульвов-полулюдей, она спросила у служащего Академии, как ей найти квартиру господина барона фон Клодта. Служащий, посмотрев на нарядное платье барыни и на дорогое колье на шее Ольги – подарок императора – почтительно склонился перед ней и предложил проводить до квартиры господина барона.
Петр Карлович Клодт, хотя и был чистокровным немцем, потомком крестоносцев из Вестфалии, оказавшихся позднее в Ливонии, но душой был русским. И немудрено – детство и юность он провел в Омске, где был очарован величием российских просторов и широтой сибирской души. В Петербурге он окончил артиллерийское училище, но, в отличие от своих воинственных предков, решил стать не военным, а скульптором. Лучше всего у него получались лошади, изображать и лепить которых он начал еще с детства. Женился Петр Карлович на племяннице жены знаменитого скульптора Ивана Мартоса, Иулиании – или как ее все называли – Уленьки Спиридоновой.
Супруга Клодта была бесприданницей, да и барон, несмотря на свою пышную родословную, был нищ, как церковная крыса. Но его скульптуры лошадей пришлись по душе императору Николаю I, Петр Карлович стал получать заказы, финансовые дела его поправились, и семейство Клодтов выбралось из бедности. Дом барона был всегда открыт для гостей. И душой его была хозяйка – добрая, неунывающая и улыбчивая Уленька.
Именно она встретила Ольгу, и приветливо поздоровавшись с гостьей, проводила ее в комнату, где нашел убежище от сплетен и досужих пересудов Карл Брюллов.
— Карлуша, тут к тебе гости, — сказала баронесса, постучав в дверь. — Ольга Валерьевна говорит, что ты пригласил ее для того, чтобы нарисовать ее портрет…
— Спасибо, Уленька, — ответил Брюллов, — все именно так. Я попросил мадемуазель Ольгу посетить бедного художника в его скромной обители, и оказать честь попозировать ему. Проходите, Ольга Валериевна, заранее прошу у вас прощения за беспорядок в моей мастерской. Если вы готовы, то можно сразу приступить к работе.
Ольга с любопытством осмотрела комнату, сплошь заставленную неоконченными картинами, эскизами и рисунками. Она вспомнила, что Брюллов, по отзывам современников, был натурой увлекающейся, и часто бросал работу над еще незаконченной картиной, начиная рисовать новую, сюжет которой захватывал его. Порой он возвращался к неоконченному шедевру, порой, он так и стоял в углу, и у Брюллова все не доходили до него руки.
— Садитесь вот сюда, Ольга Валерьевна, — сказал он, указывая на кресло, стоявшее у окна. — А впрочем… Нет, пожалуй так будет лучше. Вы посидите, а я похожу немного, посмотрю на вас…
— Карлуша, — робко спросила баронесса, — а можно я тут у вас посижу, посмотрю на то, как ты работаешь? Я буду тихонечко сидеть, никому не помешаю…
— Уленька, — с улыбкой сказал Брюллов, — ведь ты же прекрасно знаешь, что я не могу ни в чем тебе отказать. Оставайся уж… Только, не мешай мне – ведь ты знаешь, что когда я работаю, то я не ручаюсь за себя, и могу накричать на тебя. А мне очень не хочется этого делать…
— Ну вот и договорились, — с промолвила довольная Уленька, — ты, Карлуша, просто ангел. Хотя иногда бываешь излишне горяч. Но все равно, я очень тебя люблю…
И она, тихонечко уселась в углу комнаты, превращенной в мастерскую художника. А Брюллов, отбивая ладонью ворс на кисти, стал ходить вокруг Ольги, пристально разглядывая ее.
