Прогулка по Кронштадту
А прибывший в прошлое Игорь Пирогов с головой погрузился в дела XIX века. Первым делом он отправился… Правильно – куда может отправиться настоящий моряк – в Кронштадт.
Добрался он туда в сопровождении лейтенанта гвардейского флотского экипажа Николая Карловича Краббе. Он только что вернулся из неудачной экспедиции в Хиву командующего Оренбургского корпуса генерал-лейтенанта Перовского. Это был полный веселый 26-летний офицер, никогда не унывающий и не стесняющийся пошутить над собой.
Пирогов знал, что этот лейтенант со временем дослужится до полного адмирала и управляющего морским министерством. Именно при нем русский парусный флот станет паровым и броненосным. Ему принадлежит заслуга в устроении первых наших военно-морских баз на Дальнем Востоке, в создании боеспособных океанских эскадр.
Николай Карлович, несмотря на свою фамилию и отчество считал себя русским человеком. Как-то раз, когда ему довелось услышать высказывание какого-то остряка, который назвал его ""немчурой", он страшно обиделся, и воскликнул: "Помилуйте! Ну какой же я немец? Отец мой был чистокровный финн, мать – молдаванка, сам же я родился в Тифлисе, в армянской его части, но крещен в православие. Стало быть, я – природный русак!"
Пирогов понял, что ему повезло со спутником. Он вспомнил, что Краббе обожал разные сальность, как то: анекдоты, порнографические открытки и все прочее, что можно найти в секс-шопах XXI века. Игорь вспомнил, что у него в его безразмерном бауле завалялась колода карт, которую он купил в Роттердаме.
— Вернемся из Кронштадта в Питер – подарю ее Николаю Карловичу, — подумал он. — Надо порадовать человека!
В Кронштадт они отправились на небольшом пароходике. Всю дорогу Пирогов травил анекдоты про поручика Ржевского, а Краббе раскатисто хохотал, и в промежутках, старательно записывал услышанное карандашиком в свой блокнот.
Несмотря на свою близость к Петербургу, сообщение с ним и зимой и летом было затруднено. И главная военно-морская база России на Балтике жила своей особой жизнью, которая превращала моряков в свою, особую касту. Город еще не освещался газовыми фонарями, и ходить поздним вечером по его улицам было далеко не безопасно. Но не из-за боязни нападения мазуриков, охочих до чужих кошельков, а из-за непролазной грязи, которая в весеннюю и осеннюю распутицу на улицах Кронштадта порой доходила до колена.
Главная улица Кронштадта, Дворянская, была разделена на две части. По одной из них — "бархатной" – могли гулять только офицеры и их жены, по другой — "ситцевой" – гуляли матросы и члены их семей. Несмотря на распространенное мнение о том, что сие было сделано для того, чтобы лишний раз подчеркнуть различие между "их благородиями" и нижними чинами, раздельное хождение позволяло офицерам не отвлекаться на созерцание подчиненных, а нижним чинам – не тянуться во фрунт перед своими командирами.
Пирогов и Краббе шли по Дворянской улице, как и положено, по "бархатной" ее стороне. Они беседовали о военных кораблях, которые уже стали паровыми, но все еще ходили под парусами. Командиры красавцев фрегатов и корветов с презрением смотрели на извергающие дым пароходы, которые смешно пыхтя шлепали гребными колесами по воде.
— Игорь Сергеевич, — убежденно говорил Краббе Пирогову, — я все прекрасно понимаю. Как бы мне ни нравились эти парусные красавцы, но век их подходит к концу. Будущее за паровыми судами. Вы ведь слышали, что два года назад британский пароход "Сириус" совершил переход из ирландского порта Корка в Нью-Йорк. Правда, шел он большей часть под парусами, лишь время от времени, когда ветер стихал или был противным, используя паровую машину.
— Да, я слышал об этом, — сказал Пирогов, наблюдая за тем, как моряки, отправленные в порт на заработки своим начальством, быстро и умело разгружали прибывшее в Кронштадт французское торговое судно. — Самое смешное, это то, что этот пароход всего на несколько часов опередил судно, называемое "Грейт Вестерн", построенное специально для пассажирских перевозок через Атлантический океан.
Знаю я и о том, что на смену пароходам с гребными колесами, уже идут корабли, у которых в качестве движителя используется гребные винты. Четыре года назад британцы заложили винтовой паровой корабль "Архимед".
— Да, — задумчиво сказал Краббе, — похоже, что все эти красавцы, — он кивнул на стоящий у пирса могучий линейный корабль, на котором, словно муравьи в муравейнике сновали матросы, — доживают свой век. Вместо свиста ветра в снастях, хлопанья парусов и плеска воды, моряки будут слушать лязг механизмов и пыхтенье паровой машины. Но, это прогресс, и от него никуда не денешься.
— Николай Карлович, — осторожно сказал Пирогов, — а вы не думаете, что вместе с паровой машиной на вооружении кораблей придут и бомбические пушки системы Пексана. Это будет смертный приговор кораблям, построенным из дерева. Одна бомба, выпущенная из такого орудия, и деревянный корабль будет разбит, изломан, зажжен.
— Они уже пришли, Игорь Сергеевич, — нахмурившись сказал Краббе. — Я слыхал, что на Черном море в Николаеве, под наблюдением адмирала Лазарева, начато строительство 120-пушечного линейного корабля "Двенадцать Апостолов". Он будет вооружен бомбическими пушками. Кстати, Михаил Петрович потребовал, чтобы для Черноморского флота построили несколько пароходо-фрегатов и паровых судов.
— Так вот, Николай Карлович, — сказал Пирогов, — а теперь представьте, что с таким вот стопушечным парусным красавцем сойдется в бою паровое судно, без мачт, и покрытое снаружи стальными плитами. И вооружено это судно – назовем его броненосцем – будет всего несколькими бомбическими орудьями, но крупного калибра и дальнобойными. И что такой вот броненосец сделает с большим парусным кораблем?
Краббе задумался. Он почесал переносицу, посмотрел на линейный корабль, стоявший у пирса, покачал головой, и сказал. — Я думаю, что описанный вами, Игорь Сергеевич, бронированный монстр, сможет расправиться с деревянным парусным кораблем довольно быстро, и без всякого вреда для себя. Только, подобные, как вы говорите, броненосцы, будут неповоротливыми и тихоходными. И их паровые машины, которым потребуется много угля, не позволит им совершать дальние плаванья. Удел таких кораблей – прибрежные воды, где они, действительно, будут очень полезны.
— В общем, вы правы, Николай Карлович, — кивнул Пирогов, — но в таком мелководном и замкнутом водоеме, как Балтийское море, броненосцы смогут дать отбор любому иностранному флоту, как бы он ни был силен. И, тем самым, полностью обезопасить от вражеского нападения с моря на столицу Российской империи.
Примерно так же они будут полезны и на Черном море. Несколько таких кораблей надежно защитят побережье Крыма, Севастополь, Одессу и устье Днестра и Дуная. В мелководном Азовском море они отразят нападение самого сильного флота противника.
— А как защитить наши рубежи на Тихом океане и на Севере? — поинтересовался Краббе, — вы мне не поверите, Игорь Сергеевич, но сегодня я услышал от вас столько нового и интересного, что теперь пищи для размышлений мне хватит надолго.
— Николай Карлович, — улыбнулся Пирогов, — я вам рассказал только про десятую часть того, что можно сделать для усиления русского флота. Это жизненная для нас необходимость. Помните, что говорил Петр Великий, основатель этого города и крепости: "Всякий потентат – сиречь, государство – который армию имеет – одну руку имеет, а который флот имеет – две руки имеет". Вот и надо сделать так, чтобы государство Российское не было одноруким уродом…
Белеет парус одинокий
Так, за разговорами, Пирогов и Краббе дошли до дома Главного командира Кронштадтского порта, который находился на Княжеской улице. Игорь хорошо знал этот дом. Но выглядел он в XXI веке не совсем так, как в веке XIX-м. На нижнем этаже этого здания сейчас находилась канцелярия, хозяйственные отделы, второй этаж был отведен под квартиру Главного командира, а на третьем этаже – царская квартира, где останавливались члены царской семьи, когда посещали Кронштадт.
Николай Карлович, видимо, получив соответствующее поручение и все необходимые полномочия от императора, смело вошел в дом Главного командира Кронштадтского порта, коим в это время был проставленный русский мореплаватель, вице-адмирал Фаддей Фаддевич Беллинсгаузен.
Переступая порог этого дома, Пирогов почувствовал невольное волнение. Еще бы – он сейчас увидит человека, который открыл целый континент. Возможно, что Антон когда-нибудь усовершенствует свою машину времени, и можно будет увидеть и потолковать с самим Христофором Колумбом. Но будет ли это – неизвестно. А вот первооткрыватель Антарктиды – перед ним, приветливо здоровается с человеком из будущего, и гостеприимно приглашает присесть к столу, и отведать холодного хлебного кваса – только что из ледника.
