Надежда Петровна глубоко вздохнула и, окунув ватный тампон в посуду с кодом, густо смазала им Тонину ногу. Затем чуть помедлила, взяла в руку нож и, поджав губы, полоснула им вдоль ноги — от колена до щиколотки. Из раны потекла прозрачная желтоватая жидкость.
Тоня вскрикнула, закатила кверху глаза и вдруг застыла, как неживая.
— Скорее нашатырный спирт! — крикнул Бочкарев, которого доктор предупредил, что надо делать в подобных случаях.
Константинов схватил стоявший на тумбочке флакон, открыл пробку и дал понюхать Тоне. Тоня вздрогнула, дернулась всем телом и открыла глаза.
— А-а-а! — закричала она, пытаясь вырвать ногу. — Я не дам больше резать!
— Нет, дашь, миленькая, дашь, — прошептала Надежда Петровна сквозь зубы... — Да держите ж вы ее! — крикнула она, и Константинов обеими руками крепко прижал к столу Тонины плечи.
— Потапенко! Чего стоишь, как пень, ногу, ногу ей подержи!
Надежда Петровна, не мешкая ни минуты, сделала новый надрез, за ним еще и еще.
— Все, моя милая, все, моя хорошая, успокойся. Все уже, все!.. — прошептала она.
Тоня затихла.
Распухшая как колода нога на глазах становилась тоньше, худела. Крови так и не показалось, и второй нож, лежавший наготове, не понадобился.
— Да, да, Михал Михалыч, уменьшается... Видно, как опухоль спадает, — заикаясь от волнения сказал Бочкарев. — Теперь главное как следует обработать рану, — повторил он слова доктора. — Не жалеть перекиси водорода.
Надежда Петровна сделала все так, как приказал врач: дважды промыла перекисью рану, вложила туда смоченную в марганцовке марлю и не туго забинтовала.
— Попросите больную пошевелить пальцами и подвигать стопой... — Бочкарев не заметил, что, повторяя слова доктора, называет Тоню «больная».
Тоня была в сознании и слышала, что сказал Бочкарев. Она попробовала пошевелить ногой и обрадовалась: она могла двигать большим пальцем; правда, очень немного, с трудом, но могла. Стопой она тоже чуть-чуть покачала — взад-вперед.
— Михал Михалыч! Стопа и один палец работают! — крикнул в трубку Бочкарев.
— Отлично!.. Значит, заработают и остальные... Да, передайте больной, что ее нога разболится сильнее. Не пугайтесь, это будет означать, что нога из полумертвой опять стала живой.
— Сейчас скажу... Тонечка! — Бочкарев зачем-то закрыл трубку ладонью. — У тебя скоро может довольно сильно разболеться нога, по доктор сказал, что это очень хорошо...
— Что ж тут хорошего?.. — Тоня поморщилась.
— Про кофе и водку не забыли? — спросил доктор.
— Сейчас поднесем, — не теряя радостного чувства, ответил Бочкарев. — О-бя-за-тельно!
— Дайте обезболивающее. Если нет понтапона, пусть примет анальгин.
— Понял вас... Огромное спасибо, Михал Михалыч, — с чувством сказал Бочкарев.
— Это жене старшины, запамятовал как ее величать, спасибо скажите. И от меня передайте. Героическая женщина!.. Кстати, как там у вас погода? Метет по-прежнему?
— Бушует, Михал Михалыч.
— А у нас вроде начинает затихать. Как только заваруха кончится, немедленно прилечу.
«Заваруха» на заставе кончилась через три часа. Пурга утихла так же внезапно, как и началась. Перестало дрожать стекло в канцелярии, улегся трое суток мотавшийся снег. Выглянуло солнце. Оно как-то недоуменно и неодобрительно взирало с высоты на то, что натворила за эти дни природа.
С заставы немедленно вышли наряды — встречать и сменять тех, кто застрял на границе.
Первым вернулся на заставу наряд, который проверял Невиномысский. Все изрядно натерпелись почти за трое суток, обросли, но старались держаться бодро.
— Товарищ старший лейтенант! Пограничный наряд выполнял приказ по охране государственной границы Союза Советских Социалистических Республик. За время несения службы признаков нарушения границы не обнаружено.
— Благодарю за службу! — начальник заставы чуть помедлил и улыбнулся. — Все в порядке?
— В порядке, товарищ старший лейтенант!
— Добро!.. А теперь в баню и отдыхать!
— Есть в баню и отдыхать! — весело ответил старший наряда.
— Разойдись!
Никто, однако, не уходил: хотели узнать о самочувствии жены начальника.
— Спасибо, лучше. Про операцию вы уже, наверно, знаете... Через полчаса должен прилететь доктор. Вертолет уже в воздухе.
— Может быть, Антонине Кирилловне мою «Спидолу» дать, пускай музыку послушает, — со стороны младшего лейтенанта это была большая жертва, и Бочкарев оценил ее.
— Большое спасибо, Владимир Павлович. Но мне кажется, ей сейчас нужен абсолютный покой.
Вертолет прилетел вовремя. Доктор Седых, большой, грузный, с выбивающимися из-под шапки седыми вихрами, в мешковато сидевшем на нем полушубке, тяжело спрыгнул с лесенки вертолета. За ним сошла миловидная молодая женщина в штатском с докторским чемоданчиком в руке.
— Здравия желаю, товарищ подполковник! — приветствовал начальник заставы.
— Здравствуйте, дорогой... Как больная? Впрочем, вижу по вашему улыбающемуся лицу, что получше. Ну, ведите нас к ней... Это Нина Николаевна, не знакомы? — доктор показал на молодую женщину. — Наша операционная сестра.
Все трое пришли на квартиру Бочкарева. У порога их встретила Надежда Петровна, и начальник заставы представил ее.
— Ах, вот вы какая, героическая женщина! — шумно приветствовал ее доктор. — Здравствуйте, здравствуйте, рад вас видеть, коллега. Да, да, коллега, если рискнула оперировать!
— А что было делать, Михаил Михайлович? Мужики-то забоялись. — Надежда Петровна улыбнулась.
Тоня встретила доктора благодарным, однако ж настороженным, тревожным взглядом; что он скажет, осмотрев ногу?
Сидевший у постели санинструктор Потапенко встал при виде вошедших.
— Мы тут что-то вроде санитарного поста организовали, — пояснил Бочкарев. — Солдаты изъявили желание дежурить возле Антонины Кирилловны в свободное от службы время.
— Молодцы солдаты! Хотя возле такой очаровательной больной каждый мужик сутками сидеть согласится. Правда? — доктор подмигнул Потапенко. — Но шутки в сторону. Давайте-ка посмотрим, что у вас тут получилось... Нина Николаевна, разбинтуйте.
Доктор осмотрел Тоню очень внимательно. Слушал, мерил давление и долго, Надев очки, разглядывал рану.
— Болит?.. Ну-ка, пошевели пальцами!... Молодец!.. Стопой! Тоже неплохо... Болит?
— Болит, Михал Михалыч. Очень.
— Оно и положено по закону.. Значит, так. Антибиотики и обезболивающее продолжать. Перевязки ежедневно, не жалея перекиси. Ногу держать на подушке. Через две недели будешь на этой ноге прыгать... Нина Николаевна сейчас по всем правилам обработает рану. А ты, — доктор глянул на Потапенко, — смотри и перенимай. Небось, все забыл, чему мы тебя учили?
— Так точно, товарищ подполковник медицинской службы. Забыл. Потому что практики никакой нету.
— Чтоб ее у тебя совсем не было, — буркнул доктор.
Сестра закончила обрабатывать рану, и Надежда Петровна стала потихоньку собирать на стол.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал Потапенко. — Разрешите?
— Ступай, ступай! — легко согласился доктор. — Я улечу сегодня, а Нина Николаевна тут у вас с недельку поживет, — продолжал он. — Понаблюдает за Антониной Кирилловной. Физиологический раствор ей надо вливать, глюкозу, кровь. Кровь мы сейчас ей дадим.
Нина Николаевна, не дожидаясь, пока распорядится доктор, вынула из своего чемоданчика прибор для переливания крови и саму кровь в большой стеклянной ампуле.
— Ой, я боюсь! — прошептала Тоня. — Может, немножко позже, нога после перевязки успокоится...
— Можно чуток и повременить, — согласился Михал Михалыч.
— Тогда прошу дорогих гостей к столу, — пригласила Стародубцева. — А то, небось, проголодались... Может, пилотов позвать?
— Не надо, Надежда Петровна. Мы тут с вами сейчас кое-что разопьем, — доктор достал из портфеля пузатую бутылку коньяка с иностранной этикеткой. — А им, бедолагам, нельзя. Ни граммули!.. Пускай в столовой поедят.
— Я распорядился, там все готово, Михал Михалыч, — сказал Бочкарев.
— Ну и лады... К такой закуске, — доктор оценивающим взглядом окинул стол, — водочка больше подходит, но ничего, снизойдем и к виноградному зелью.
Михал Михалыч аппетитно, будто с мороза, потер руки и разлил по рюмкам коньяк.
— Мне, наверное, лучше воздержаться, — сказал Бочкарев. — К войскам скоро пойду.
— Ничего! Я как старший по званию разрешаю вам выпить за здоровье больной. И вам, Антонина Кирилловна, в качестве лечебного средства, — доктор встал из-за стола и поднес Тоне полную рюмку. — Ну, как говорят пижоны, поехали!
— А по выздоровлении, Антонина Кирилловна, что собираетесь предпринять? — спросил доктор, закусив ложкой икры. — Я бы вам весьма рекомендовал съездить в санаторий, например, в Сочи. На воды. Путевку мы вам достанем.
