«Ага…»
И он продолжил: «…потому что честность – как деньги, благодаря ей любые отношения только выигрывают».
Надо же, абсолютно Джеррины слова. Мне показалось, что я сейчас засмеюсь; все, что угодно, лишь бы прошла эта жуткая боль в висках, ударившая сквозь депрессию, в которую я погружаюсь. Слишком много выпила. Майлз крикнул, чтобы ему налили еще, а я все думала про Джерри, про то, как он подпаивал меня, а потом заставлял раздеваться и стоять неподвижно перед входом в ванную. Потом поворачиваться. Потом еще раз. И про Люси. Которая заставила меня пройти через это опять.
Надо было возразить. И я возразила – когда почувствовала Майлзов язык у себя в ухе.
«Нет!» – заорала я так, что несколько человек обернулись. Я вскочила, оттолкнула его, выбежала на улицу и понеслась на Коллинз-авеню ловить такси. Не знаю, побежал ли он за мной, выкрикивая: «ЛИНА, ПОДОЖДИ», или мне привиделось на фоне всего этого сумбура в голове.
Таксист-латинос улыбнулся как будто с жалостью; с зеркала у него свисал крест, на торпеде по краям стояли фигурки Христа и Девы Марии. Мы поехали по затопленным улицам, я всю дорогу молчала.
Вернувшись домой, я все думала о Джерри. Хорошее было время; между нами все было непоколебимо. Я заплакала, написала мейл маме, потом заказала в интернете пиццу на тонкой основе с чоризо и лаймовый пирог целиком. Мигрень немного отступила: я зашла на Cute Overload, через сорок минут привезли еду. Села на диван, включила телик: шел фильм, где Аль Пачино играет голливудского режиссера, скрывающего от всех, что восходящая кинозвезда, которую он нашел, на самом деле – всего лишь компьютерная программа. Я глянула на пиццу, на жирные пятна от нее на картонной коробке, на красные ломтики чоризо, ярко выделявшиеся на фоне расплавленного сыра, в который они были вставлены. Потом посмотрела на пирог в пластиковом контейнере, предвкушая, как буду каждый раз кайфовать от тонкого и резкого цитрусового вкуса. Но сначала пицца. По одному ломтику того и другого, остальное в холодильник. Растяну удовольствие на неделю.
Герой Аль Пачино с помощью компьютерной актрисы пытался помириться с бывшей женой, которую играет прекрасная Кэтрин Кинер. У нее никогда в жизни не было и не будет ни одного грамма лишнего веса.
Потом пошли титры; они вывели меня из транса. Я посмотрела на упаковку, валявшуюся передо мной на полу. Вся еда была съедена. В груди загорелось и сжалось, по щекам потекли слезы. Я подсчитала калории и заревела.
Первый импульс был пойти в ванную, засунуть два пальца в рот и выблевать все обратно. Вместо этого я пошла в мастерскую – поработать и отвлечься, как советовала Люси. Я нервно возилась с ключом в замке, отчаянно пытаясь переместиться в другое пространство, где можно будет забыть о том, что я только что натворила, как вдруг ягодицу пронзила адская, жгучая боль, будто укусила какая-то тварь!
В расстроенных чувствах я поковыляла обратно в дом и легла ничком на диван, обливаясь слезами отчаяния. Завибрировал мобильник: Люси. Я рассказала, что произошло (про укус, не про еду), и она сказала, что сейчас приедет. Я заставила себя встать и спрятала пустые коробки из-под еды под кровать, так как знала, что она проверит каждый шкаф. Я записала все в Утренние страницы, и мне стало лучше. Включила беговую дорожку, которую до этого поставила в гостиной, и, хотя задницу по-прежнему жгло, влезла на тренажер и пошла.
19
Клеймо на жопе
Я встала рано, чтобы успеть сложить в машину «Тотал-джим». На утро у меня запланирован КСЕМ, потом кикбоксинг с двумя усталыми бучихами – сотрудницами службы по надзору за условно освобожденными; их участок включает район Маленькое Гаити. Sacre bleu![36] Потом ланч в «Хоул-Пейчек»: шпинатная лазанья на подушке из шпината же; пятьсот калорий, и ни одной больше, вбиты в приложение Lifemap на айфоне. После ланча – в клуб, который по ошибке назвали «Бодискалпт»[37]: туда должна прийти Лина Соренсон.
На взвешивании Соренсон показывает 89,5. Да, весы на этот раз официальные. Но все равно медленно. Как она визжала от восторга, что вес у нее теперь меньше 90; меня это страшно выбесило. Я решила, что замучаю ее кардиотренировками, иначе это говно с нее не согнать. Начала с орбитрека: 4 подхода по 15 минут с увеличением уровня сопротивления с 8 до 10, потом до 12 и до 14. Когда в зал вальяжно заходит Майлз, отсвечивая своей непринужденной улыбкой, которая выглядит круто, но только до тех пор, пока не поймешь, что парень-то так – туповат, – я перевожу Соренсон на беговую дорожку и включаю 9 км/ч.
Немного размявшись, Майлз встает на тренажер рядом с ней, здоровается кивком и натужной улыбкой, она отворачивается. Он ляпнул еще какую-то глупость, я не расслышала. Соренсон ответила робкой улыбкой, но с явным неудовольствием. Я не просто занималась с ней с увеличенной нагрузкой, я каждую четвертую минуту заставляла ее выкладываться полностью в течение целой минуты.
– Я пытаюсь запустить у тебя нормальный обмен веществ.
Соренсон в ответ только куксится; вот ведь упрямая толстая сука. Но на меня это не действует. Делай, как я говорю, потому что верховная власть здесь я, я бог красивых тел, и ты мне подчинишься… На последние пять минут я разогнала дорожку до 16 км/ч и приказала выложиться полностью в последние две минуты. Она, задыхаясь, дотопала кое-как до конца занятия, и я показала ей счетчик калорий:
– Семьсот двадцать две! Вот такой показатель мне нужен. Ты должна мне его обеспечить!
Я подняла ладонь, она, дрожа, подставила свою и пошла, вся потная и запыхавшаяся, во фреш-бар, выпить там какой-нибудь морковно-брокколиевой бурды. Майлз, с полотенцем на шее, лениво потащился через зал за ней, и я услышала, как он сказал: «Ты так сегодня старалась».
Тут пришла моя маленькая еврейская старушка София Розенбаум. У нее недавно умер муж, и она надолго пропала. Теперь вот снова начала выходить из дому и что-то делать. Я отправила ее на небольшую разминку на велотренажере, чтобы не перенапрячь колено: из-за разрушительного воздействия времени там и так уже не колено, а какая-то пульпа из осколков костей и хрящей. Я слушала ее рассказы про детей и внуков, живущих в дальних странах, и продолжала шпионить за Майлзом и Соренсон.
Ну вот: выйдя из душа, Лина подходит, вся испуганная, и просит разрешения пойти с Майлзом, который уже ждет у двери, сам только из душа, с мокрыми волосами, зачесанными назад; зубы он выставил напоказ, наверно, тоже чтоб подсохли. Разрешения? Знала бы эта маленькая дурочка, что я это все и подстроила и что сейчас ее жестоко выебут! Они ушли, я осталась с Софией.
Отзанимавшись и выпив с ней холодного чая, я взяла ключи от маминой с Либом многоэтажки и поехала туда. С верхнего этажа я смотрела вдаль и вниз на город. С одной стороны было видно трассу 95 и поток машин на ней, но на тротуарах – ни души. Да, здесь можно заниматься, причем в полном уединении, и я спустилась, достала «Тотал-джим» из багажника «кадиллака» и затащила его в лифт. Поднявшись, установила его в маминой квартире. Потом зашла в спортзал в соседней хате и увидела, что беговые дорожки-то, оказывается, на колесах и эти колеса можно опустить, нажав на педаль. Я перетащила одну в квартиру. Неудобняк, конечно, но ладно: потом верну. Глянув на стальную балку над головой, я запрыгнула на одну из несущих колонн, которая по толщине как стойка строительных лесов. Зафиксировалась ногами и, легко удерживая собственный вес, свесилась вниз головой, чем вызвала прилив крови. Такой мини-танец на шесте, типа стриптиз. Я попыталась представить, как бы это получилось у Соренсон и ей подобных! После этого я нормально потренировалась, наблюдая, как меняется небо за пустыми жилыми высотками.
Ранним вечером добралась до КСЕМа – позаниматься на ринге и поработать на лапах с Эмилио. Если «Бодискалпт» – чистенький такой клубик, то КСЕМ – настоящая потогонная фабрика. От тренажеров исходит напряженное мычание: оно заглушает даже звон ударов металла о металл и создает ощущение, что находишься в каком-то привокзальном сортире, где у всех хронический запор. Впечатление усиливает жуткий шум от тренировочных таймеров на боксерских рингах с неумолимой последовательностью зеленого, желтого и красного сигналов. На другой стороне ангара боксеры трамбуют груши комбинациями разных ударов, на них лает инструктор, и все это – под настойчивый гул хип-хопа.
Нас с Эмилио многое связывает: мы оба воины – это понятно, но обоим чего-то не хватило в карьере. Чего там говорить, есть победители, и есть все остальные. Второе место или последнее – разницы нет. Я достигла потолка в 2007-м в «Мариотт-Орландо-Уорлд-Сентер»[38], когда упустила последний шанс стать чемпионкой мира по тайскому боксу. Я вышла в полуфинал в Сидар-Рапидс в Айове за год до того, но напоролась в итоге на какую-то непробиваемую кобылу – уже забыла, как ее звали, внешне похожа на Марвина Хаглера[39], только в женском трико, – она оказалась шустрее и сильнее меня. На следующий год мы снова с ней встретились. Я тренировалась как бешеная и к реваншу была на пике формы. И опять я дралась храбро, но бой-баба, как оказалось, была мастер спорта по боксу, да и ногами хуярила, как конь. Вредно для души зацикливаться на поражениях, поэтому скажу только, что тогда поняла: не одолеть мне эту суку, тем более она на четыре года меня моложе. И все – спортивной карьере конец.
