– С ума сошла, – завозмущалась бабка с противоположной скамейки, – уморишь кису.
– Он там задохнется, – зажужжало справа.
– Некоторым нельзя доверить ничего живое.
– Вон, вчерась в газете писали, как в ресторанах из собак котлеты делают!
– О-о-о!
– Правда, правда!
– Вот она куда бедного котика тащит! На шашлык продать!
– Надо милицию позвать!
– Таких арестовывают!
Я вздохнула: увы, придется встать с насиженного места и перебираться в другой поезд, в этом покоя не будет.
– Эй, мамаши, – загудел мужской голос, – вы когда-нибудь довольны бываете?
– Ты о чем, сыночек? – ласково поинтересовались бабки.
– Сначала возмущались, что она ребенка не так одела, потом вас кот завел, слишком хорошо живет, а когда тетка его в сумку пихнула, опять тридцать восемь. Чего хотите-то?
– Люди правильно жить должны! – рявкнула старуха с противоположной скамейки.
– Это как? – заинтересовался мужик.
– С меня пример брать, – в один голос отреагировали бабки.
– Дети, семья, муж! – добавила одна.
– Главное, производство! – возразила другая.
– Ишь, сказала! Зачем оно надо! Бабе следует о семье думать. О детях!
– А-а-а! Из-за таких, как вы, нас Америка побеждает! На Родину работать надо, благосостояние увеличивать.
– Ты пахала? – спросила моя соседка.
– А как же! – приосанилась бабуська на противоположной скамейке. – Тридцать лет на одном месте, на заводе!
– А я близнецов поднимала, по звонку не ходила, – усмехнулась другая старуха. – И чего вышло? Вместе в метро раскатываем, да и пенсия небось одинаковая. Только мне дети помогают, во, сапоги купили, принесли да сказали: «Носи, мама», – а тебе завод чё на старость прислал?
– Мещанка!
– Зато с детьми!
– Да из-за таких…
Поезд подкатил к перрону, двери мягко разъехались в стороны.
– Станция «Филевский парк», – донеслось из динамика.
Я схватила сумку и ринулась к выходу, пенсионерки самозабвенно продолжали ругаться. В пылу спора они забыли, какое нынче столетие на дворе, и начали грозить друг другу:
– О тебе надо в райком сообщить! Нет, в горком партии, пусть тобой займутся! Проповедуешь не наш образ жизни!
– Забыла, что Леонид Ильич говорил на съезде? Женщина-мать – вот богатство страны!
Поезд загрохотал и улетел в черноту тоннеля, я пошла к выходу, испытывая самый настоящий ужас. Не дай бог превратиться через сорок лет в подобие этих бабок, начать третировать окружающих бесконечными замечаниями и менторскими тирадами. Что надо сделать, дабы не стать на склоне лет злобной занудой, не дающей жить окружающим? И почему считается, что пожилые люди мудры, приветливы и благородны? Сколько подобных старух доканывают родственников вечными обидами, вредностью и неуправляемой ненавистью. Может, попросить Кристину пристрелить меня, если девочка заметит во мне вышеперечисленные признаки? Ну почему бы бабушкам и дедушкам просто не радоваться от осознания того факта, что они до сих пор живут на этом свете, видят солнышко, траву, слышат пение птиц, смотрят сериалы…
Глаза наткнулись на вывеску «Анютины глазки». Я схватилась за ручку двери и только сейчас задалась вопросом: а как узнаю Ильяса? Небось в кафе полно народа! Ну не подходить же к каждому черноглазому и темноволосому мужчине со словами: «Здравствуйте, вы меня ждете?»
Но, войдя в помещение, я поняла, что никаких проблем не будет, в крохотном зальчике имелось лишь три столика и только за одним сидел посетитель. Я приблизилась к нему.
– Ильяс?
Мужчина вежливо встал и улыбнулся.
– Да.
– Оля.
– Рад встрече, – кивнул собеседник.
Я внимательно оглядела его. Мне никогда не нравились мужчины восточного типа, но следует признать: Ильяс хорош собой, напоминает Омара Шарифа, если помните этого замечательного актера. Бездонные темно-карие, почти черные глаза, легкая смугловатость кожи, пухлые, по-женски капризно изогнутые губы, красиво вьющиеся волосы. Пахло от Ильяса дорогим одеколоном, на его запястье болтались не самые дешевые часы, а свитер он купил не на лотке у метро.
– Разрешите, поухаживаю за вами, – галантно сказал он, выдергивая из моих рук сумку с Баксом. – Как желаете сесть, лицом к залу?
– Мне все равно, лишь бы спокойно поговорить!
– Здесь никто нам не помешает, – заверил Ильяс, – можем сразу приступать к делу. Хотите, чтобы я вам помог? Тридцать тысяч евро!
Я заморгала: либо сей фрукт крайне глуп, либо патологически жаден, он даже не дал мне слова сказать, сразу назначил цену. Ладно, подыграю «осеменителю».
– За один раз?! Очень дорого!
– Нет, – ласково улыбнулся Ильяс, – цена назначена аккордно, до результата.
– Ага.
– Деньги вперед.
– Понятно.
– Место встречи на ваш вкус.
– Ясно.
– Оплата за гостиницу или квартиру производится вами.
– Угу.
– Никаких бумаг я не подписываю.
– Естественно.
– Обязательств на себя не принимаю, ребенок только ваш. И вообще, меня с вами никогда не было.
– Позиция в подобном случае правильная.
– Можем приступить в любое время.
– Прямо сейчас?
– Без проблем, я абсолютно готов.
– Ну… для начала не мешает познакомиться, – протянула я.
Ильяс спокойно расстегнул дорогой кожаный портфель. Я уставилась на его руку, украшенную золотым перстнем, похоже, этот «ребенкоделатель» захаживает в салон на маникюр. Хотя Ильяс зарабатывает телом и обязан содержать его в надлежащем виде. Внезапно мне вспомнилась Роза, жалкая, очень худенькая, с неаккуратно уложенными волосами, одетая в старенькое платье. Нормальные мужчины считают, что жена – витрина семьи, и украшают ее, но у Ильяса, похоже, иное мнение по этому поводу.
– Вот, – вежливо сказал он, – смотрите, справки от врачей. Психоневрологический, кожный, туберкулезный диспансер – я на учете не состою. Анализ на гепатит и СПИД отрицательный, еще хламидии, полистайте, полистайте. Вон заключение внизу: здоров! Там лежит результат психологического обследования, тестирование подтверждает уникальные умственные способности.
– Редкий человек сейчас имеет на руках такое исчерпывающее заключение о состоянии своего тела! – воскликнула я.
– Вы платите деньги, – без тени какого-либо смущения заявил Ильяс, – и должны иметь полную информацию. Спрашивайте что хотите, отвечу без утайки.
– Знаете о несчастье с Асей?
– Да, – кивнул Ильяс, – ее убил грабитель.
– Почему вы решили, что Локтеву застрелил вор?
Ильяс пожал плечами:
– А кто? Ася была очень беспечной, открывала дверь на каждый звонок, сколько раз я говорил ей: «Ну хоть спроси, кто там». Но она лишь смеялась, отвечая: «Какой толк в вопросе? Неужели ты полагаешь, что услышу в ответ: «Я пришел тебя изнасиловать!» Вот и дошутилась.
– Вам не страшно? – резко спросила я.
– Почему? – изумился Ильяс.
– Вдруг и вас уберут!
Ильяс заморгал:
– Я никому не мешаю и всегда осторожен, так просто в квартиру посторонних не пущу!
– Могут на улице пристрелить.
– Меня?
– Вас.
Мгновение Ильяс с удивлением моргал, потом улыбнулся.
– Понимаю, вы платите деньги и опасаетесь за конечный результат. Не волнуйтесь, я честный человек, который изредка помогает отчаявшимся женщинам. Никто из моих клиенток потом о знакомстве со мной не распространяется, с этой стороны проблем нет, я тоже соблюдаю приличия – при положительном результате мигом исчезаю, и более мы никогда не встречаемся. Разумно?
– Да, – кивнула я.
– Врагов не имею, друзей, впрочем, тоже, убивать меня некому. Можете смело вносить платеж.
– Ошибаетесь.
– В чем? – искренне изумился Ильяс.
– Над вашей головой резко сгустились тучи, скоро из них ударит молния, та самая, что убила Асю, – тихо сказала я, – вы бежали в одной упряжке, вас тоже не пощадят. Единственный способ сохранить жизнь – рассказать мне правду, я найду преступника раньше, чем он наведет на вас пистолет.
Ильяс захлопнул папку.
– Не пойму, о чем вы толкуете.
– Слушайте меня внимательно, – велела я.
Глава 19
Пока я излагала события, Ильяс сидел молча, его лоб постепенно покрывался бисеринками пота.
– Только не надо сейчас делать круглые глаза и заявлять, что ничего не слышали о Марке Матвеевиче и Луизе Иосифовне, – рявкнула я. – Что за тайну раскопала Ася? Каким боком вы причастны к этому опасному делу? Поймите, от вашей откровенности зависит ваша жизнь. Если убийца, а я думаю, что это сама Луиза Иосифовна, решившая избавиться от шантажистки, будет поймана, тогда вы дотянете до почтенной старости.
Ильяс начал болтать ложечкой в остывшем кофе.
– Послушайте, – сказал он наконец, – представляете, сколько лет должно быть тетке, если она жила при коммунистах?
– Ельцин совершил переворот в 91-м году, – напомнила я. – Если Луизе Иосифовне тогда было, допустим, лет сорок семь, то сейчас ей слегка за шестьдесят, по нынешним понятиям, еще молодая тетка. Дама могла сохранить фигуру, к тому же костюм Снегурочки не позволяет точно определить возраст внучки Деда Мороза, а дурацким париком с косами и челкой легко закрыть лицо.
