секунд, которые прошли с того момента, когда я увидел Рейвича, до его исчезновения, – я вспомнил нечто очень важное. Тогда я кое-что заметил, вернее, кое-кого. Но не придал значения. Я был слишком сосредоточен на том, чтобы сделать выстрел.
Я увидел за стеклом еще одно знакомое лицо, совсем рядом с Рейвичем.
Она изменила раскраску, но черты лица так быстро изменить невозможно. Тем более что я хорошо знал это лицо.
Зебра.
– Я еще жду, – проговорила Шантерель. – Но ваша мрачная мина начинает меня раздражать, как и многозначительное молчание.
– Извините. Дело в том, что… – Я непроизвольно улыбнулся. – Мне подумалось, что вы можете проникнуться к моей персоне излишней симпатией.
– Не искушайте судьбу, Таннер. Всего пару часов назад вы целились в меня из пистолета. Как правило, подобные знакомства заканчиваются печально.
– Согласен, обычно так и бывает. Но вы тоже целились в меня. Причем калибр вашего оружия…
– Хм… Возможно.
Похоже, я ее не убедил.
– Но если мы хотим двигаться дальше, потрудитесь приоткрыть завесу, за которой прячется ваше темное прошлое. Прежде чем мы доберемся до дому, я хочу узнать, почему этот человек должен умереть. На вашем месте я бы постаралась доказать, что он действительно заслуживает смерти. Иначе потеряете мое уважение.
Машина дергалась и раскачивалась, но ее движение уже не вызывало рвотных позывов.
– Он действительно заслуживает смерти, – сказал я. – Не могу сказать, что это дурной человек. На его месте я поступил бы точно так же.
«Только сделал бы это чисто, – добавил я мысленно. – И никого бы не оставил в живых».
– Слабое начало, Таннер. Но продолжайте.
Пожалуй, стоило бы выдать Шантерели стерильную версию моей истории, но я вспомнил, что такой версии просто не существует. Поэтому я рассказал о солдатской службе и о том, как попал к Кагуэлле. Я сообщил, что Кагуэлла был властным и жестоким, но не злым. Ему не были чужды такие вещи, как доверие и преданность. Его трудно было не уважать, и трудно было не стремиться заслужить его уважение. Наверное, наши отношения с Кагуэллой сложились удачно по очень простой причине. Он был перфекционистом. Все, что его окружало, должно было являть собой совершенство: вещи, которые он коллекционировал, женщины, с которыми спал, – вот почему он выбрал Гитту. Это относилось и к людям, на него работавшим. Я считался отличным солдатом, превосходным телохранителем, знатоком оружия, убийцей – я соответствовал по всем параметрам. Но лишь Кагуэлла дал мне возможность оценить себя, предоставив в качестве эталона совершенство.
– Преступник, но не чудовище? – уточнила Шантерель. – И этого было достаточно, чтобы на него работать?
– Ну, еще он неплохо платил.
– Продажная ваша душа.
– Это не все. Он ценил мой опыт и не хотел мной рисковать, поэтому не давал слишком опасных заданий. Скорее, я выполнял роль консультанта. Мне почти не приходилось носить оружие. Для этого у нас были настоящие телохранители – помоложе, лучше натренированные. Тупые копии меня самого.
– А при чем здесь человек, которого вы увидели в Эшер-Хайтсе?
– Его зовут Арджент Рейвич, – сказал я. – Раньше он жил на Окраине Неба. Его семья пользовалась там большим почетом.
– В Пологе тоже.
– Неудивительно. Если здесь у Рейвича есть связи, это объясняет, каким образом ему удалось так быстро освоиться в Пологе, пока меня мариновали в Мульче.
– Забегаете вперед. Что привело сюда Рейвича, ну и вас тоже?
Я рассказал, как оружие Кагуэллы попало не по назначению, как из-за этого погибла семья Рейвича. И как Рейвич, поклявшись отомстить, отследил путь оружия и вышел на моего хозяина.
– Вам не кажется, что он предстает в весьма выгодном свете?
– Не спорю. Но на его месте я бы никого не оставил в живых. Это была его единственная ошибка, которую я не могу простить.
– Не можете простить, что он оставил вас в живых?
– Это не было актом милосердия, Шантерель. Совсем наоборот. Негодяй хотел заставить меня страдать из-за того, что я подвел Кагуэллу.
– Извините, я не сильна в логических построениях.
– Он убил жену Кагуэллы – женщину, которую я обязан был охранять. Но оставил в живых Кагуэллу, Дитерлинга и меня. Дитерлингу просто повезло, его приняли за мертвого. Рейвич знал, что делает. Он хотел, чтобы Кагуэлла наказал меня за то, что я позволил Гитте умереть.
– И?..
– Что – и?
Было видно, что она вот-вот потеряет терпение:
– Как с вами поступил Кагуэлла?
Простой вопрос, предполагающий простой ответ. Нет, не совсем, поскольку Кагуэлла вскоре умер. Раны доконали его, хотя поначалу казалось, что они не представляют угрозы для жизни.
Почему же так трудно ответить? Почему язык онемел, а в голову пришло нечто другое? Нечто, заставившее меня усомниться в том, что Кагуэлла действительно мертв?
– Да никак, – сказал я наконец. – Но мне пришлось жить с этим позором. Наказание не слабее любого другого.
– Однако Рейвич, наверное, рассчитывал на другое.
Мы пробирались через район Полога, напоминавший увеличенный снимок внутренности легкого, – бесконечные шарики альвеол на разветвляющихся стебельках, соединенные, как мостиками, темными жгутиками свернувшейся крови.
– А разве могло быть иначе? – спросил я.
– Возможно, Рейвич пощадил вас, потому что не считал врагом. Вы всего лишь наемник, а его месть предназначалась для Кагуэллы.
– Замечательная мысль.
– И скорее всего, верная. Вам не приходило в голову, что убивать этого человека не следует? И что ему вы, быть может, обязаны жизнью?
Разговор начинал меня утомлять.
– Нет, не приходило, по той простой причине, что это не имеет никакого значения. Мне плевать, что думал обо мне Рейвич и почему решил подарить жизнь – из мести или из милосердия. Это абсолютно не важно. Важно то, что он убил Гитту и что я поклялся Кагуэлле отомстить за ее смерть.
– Отомстить за ее смерть. – Шантерель невесело улыбнулась. – Вам не кажется, что это отдает Средневековьем? Верность вассала сюзерену и все такое. Клятвы чести, кровная вражда… Не подскажете, который сейчас год, Таннер?
– Шантерель, только не притворяйтесь, будто вы хоть что-то в этом понимаете.
