– Гадость какая. Так вот – все мы смертны, но большинство людей ведут себя так, будто будут жить вечно. – объясняет Син: – а это не так. Средний человек живет так, будто у него есть еще целая вечность – чтобы позвонить другу, поговорить с мамой, написать картину или книгу, сказать что‑то важное своему любимому человеку… даже просто отдохнуть. А этой вечности нет. И каждый из нас может уйти в любую секунду. Для этого даже не нужен взвод спецназа, который будет штурмовать номер.
– Я понимаю. – кивает Юки, поглаживая дробовик: – каждому отмерен свой срок.
– Ну да, вот только мы не знаем, сколько отмерено каждому. Вот ты например, думаешь, что ты умрешь здесь и сейчас, но умрешь в возрасте ста лет, старой и сморщенной бабушкой в окружении внуков и правнуков. – говорит Син: – кто ж его знает?
– Не хочу быть старой и сморщенной. – говорит Юки: – хочу умереть молодой. И красивой. Все равно, у нас уже нет шансов жить до старости.
– Ой, а с чего это ты взяла? Откуда такие вот мысли?
– Син, ну смотри, нас Императорская Инквизиция взяла, а мы сбежали. Нас теперь по всей Японии искать будут.
– Во‑первых, мир не ограничивается Японией, а уж просочится через границу с помощью связей в гокудо – не сложно. А во‑вторых, ты вот историю Игр хорошо изучала?
– Что?
– Смотри, я же не зря альманах по Играм купил и Свод правил изучал. Есть так называемые «плавающие» нормы для участников соревнований. Но есть и абсолютно неизменяемые константы. Например – никто и никогда не был убит на Играх.
– … это понятно, но…
– Но есть еще парочка таких же. Например – никто и никогда не был арестован на Играх. Существует прецедент с заговором кланов в семидесятые, тогда участников соревнований арестовали в отеле, но не на территории Святой Земли. Император прилагает адские усилия к тому, чтобы Святая Земля была бы в сознании людей убежищем, где царит только один закон – его воля. Поэтому многие беглецы и отчаявшиеся люди тянутся к Лазурному Дворцу. Так что, если мы завтра… – Син бросает взгляд на полоску света, пробивающуюся между жалюзи и подоконником: – вернее уже сегодня – прибудем‑таки на арену Игр, то нас никто не тронет, пока мы оттуда не уйдем.
– Погоди‑ка… – в голове у Юки словно что‑то щелкнуло и встало на место и она подняла руку и ткнула в Сина пальцем: – ты все еще хочешь победить в этих чертовых Играх!
– Теперь это уже необходимость. – разводит руками Син: – если мы выйдем из региональной группы, то автоматически войдем в состав сорока восьми команд, которые будут приглашены в Лазурный Дворец, на бал чемпионов. И вот тут уже нас трогать никто не решится.
– Ты сумасшедший. – качает головой Юки: – вы все тут сошли с ума. Вы дергаете тигра за усы. Лезете в самый эпицентр.
– Так ты – против этой затеи? Если, так, то привлекать не будем. У Акиры есть связи, спрячем тебя, паспорт новый выправим…
– Ты сумасшедший Син, но и я не лучше. – пожимает плечами Юки, пристраивая дробовик на коленях поудобнее: – и я вовсе не хочу быть старой и морщинистой. И умирать в окружении внуков. Я хочу умереть молодой и красивой… и мне кажется, что лучший путь для этого – быть рядом с тобой и старшей сестренкой Акирой. Некоторое время назад мне казалось, что моя самая большая проблема – это долги моего отца. И инвалидность моего братика. Еще раз большое спасибо, что вылечил его.
– Да было бы за что… сразу бы сказала, сразу бы вылечил. – чешет затылок Син: – способность у меня такая.
– Все равно спасибо. Как‑нибудь я тебя отблагодарю. – Юки вздыхает и поправляет плед на своих плечах: – однажды и я тебе пригожусь.
– Звучит как угроза. – улыбается Син, Юки стреляет в него глазами, и он сразу же поднимает руки, будто сдаваясь: – но я не против!
– Клоун. – бурчит Юки: – и как у такого как ты есть такая как Акира? Ты явно ее не заслуживаешь.
– Я сомневаюсь, что она – есть у меня. Это скорее – мы с тобой есть у нее. – опять улыбается Син и Юки кивает. Эта мысль действительно легче воспринимается. Она и ее одноклассник вместе принадлежат Акире. А она – им.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Дурак. – говорит Юки, чувствуя, как приятная теплота расплывается у нее в груди: – не смей так про сестренку говорить… она не такая.
– Да, да. Конечно, не такая. Вообще, Акира у нас ангел во плоти… и я не шучу! Может ты все‑таки направишь эту штуковину в другую сторону, Юки? Двенадцатый калибр – это не шутки.
– А ты не смей про Акиру пошлости говорить!
– Да не говорю я про нее пошлости! Я Акиру люблю всем сердцем!
– Дурак!
– Ай! Вот за что?!
– Дурак!
– Хватит! Погоди! Слушай, давай тише, Акиру разбудим. Прекрати сосульками кидаться, больно же.
– Тебе все равно… – бурчит Юки, растворяя в воздухе очередную сосульку: – лишь бы посмеяться. На свете есть серьезные вещи.
– И к ним нужно относится несерьезно. Как правило. – отвечает Син, отряхивая свои волосы от застрявших там снежинок: – это вот к несерьезным вещам необходимо относится со всей серьезностью. Такова жизнь.
– Да что ты можешь знать о жизни! – Юки фыркает и ее пальцы выдают барабанную дробь по цевью дробовика, а в воздухе тянет прохладой.
– Ничего. – соглашается Син: – как и ты. Мы тут все пытаемся познать хоть что‑то. Но если и есть в моей жизни что‑то определенное, так это тот факт, что Акира‑сан мне очень нравится. Я ее люблю.
– Опять! Дурак!
– Да погоди ты со своими сосульками! Что не так тут?!
– Врешь ты все! Ты и Читосе‑сан любишь! И с Майко тот раз, я сама видела! И даже с Иошико!
– Ну… не отрицаю. – Син чешет затылок: – и их тоже люблю.
– Так не бывает! Любовь это когда – двое и …
– Погоди‑ка. Вот с этого места уже интересно. – прищуривается Син, откидываясь на спинку кресла: – любовь – это когда двое? И обязательно – мужчина и женщина? Свадьба?
– Ну… – сперва Юки хочет сказать «да!», но потом вспоминает себя и Акиру‑нээсан. Что тогда это у них? Они обе девушки и это неправильно, так хорошие девочки не поступают. Она горько улыбается уголками губ. Что же, думает она, мы уже поняли, что ты, Юки – плохая девочка. И не заслуживаешь любви. Но Акира‑нээсан…
– Двое. – твердо говорит Юки: – два сердца, два человека – это любовь. А все остальное – это не любовь.
– На мой взгляд ты как‑то уж сильно ограничиваешь этот термин. – говорит Син: – любить можно хоть всех людей на земле. Если у тебя достаточно большое сердце. Вот, например, – любишь ты сестренку Акиру…
– Дурак!
– Ай! Ну, допустим. Но ты любишь и своего братика, верно?
– Да, но…
– Просто представь, что Акира понравилась твоему братику, а братик – понравился Акире и … да прекрати ты уже!
– Вот что у тебя за пошлости на уме?!
– Слушай, чисто гипотетически – как бы ты себя чувствовала в такой ситуации? – спрашивает Син, ставя между ней и собой кровавый щит. Не хочет сосулькой по голове, удовлетворенно думает Юки, а мысль о Хироши, или Сузуму – и Акире‑нээсан – нет, не укладывается в голове.
– Такого быть не может! – уверенно говорит Юки: – а если бы было… – она ищет слова. Если бы вдруг было… ее чувство невозможного уже достаточно расшатано, чтобы поверить, что однажды она открывает дверь в спальню, а там сестренка Акира и …
– Я бы чувствовала себя очень неловко. – признается Юки: – доволен? Убери этот свой щит и получи сосулькой как мужчина!
– Ни за что. – отвечает Син: – быть мужчиной и получать по голове сосулькой – совершенно не связанные между собой события. Вот, ты должна понимать что сейчас мы говорим не о любви, Юки.
– А о чем же?
– О сексе. Любовь – она может быть и ко всем, к маме, папе, братику, сестре, кумиру, айдолу… много к кому. А вот сексуальные отношения регулируются общественным мнением. Оттуда и этот посыл – не больше двух в одной постели. – пожимает плечами Син и снова отпивает из банки. Морщится. Но щит не опускает. Сосулька Юки перемещается выше, щит тоже поднимается вверх.
– Так что и переживать не стоит. – говорит Син: – любить ты можешь всех, никто тут тебе препятствий чинить не будет. А что до секса… хм… как говорит в таких случая Читосе – борьба за чистоту моего морального облика в глазах общества – это давно проигранная битва, так что и тут у меня полная свобода действий. Конечно, разврат и пошлость и что там еще бабушки на скамейках придумают, но это – их проблемы. О! Хочешь анекдот расскажу? Ну вот, едут в машине муж и жена и жена говорит – слушай, Дзинтаро, а ты знаешь, что молодая жена нашего сына, вьетнамка Нгуен – налево ходит? Муж и отвечает – ну, это ее проблемы. Жена – так она же сыну нашему рога наставляет! А муж – это его проблемы. Жена – так она же с тобой спит, кобель! А муж говорит – это мои проблемы. А как же я?! – спрашивает жена. Это – твои проблемы, отвечает муж. – довольно лыбится Син.