Он негромко рассмеялся:
— Разве можно возражать против визита таких очаровательных дам? Надо померить пульс, потому что мне кажется, я сейчас умру от радости и вознесусь прямо в рай.
— Мы не ангелы, сэр, а всего лишь ученые, — сказала Ариэль. — Но полагаю, вы не захотите из-за этого отправить нас в геенну огненную.
Генри расхохотался:
— Это еще интереснее.
— Позвольте мне представить мою подругу и коллегу леди Ариэль Грейсчерч, — продолжила Кьяра.
— Автора «Разновидностей пенджабского мака»? — спросил Генри.
Ариэль засмущалась как школьница.
— Ах, сэр, по сравнению с вашими работами моя и доброго слова не стоит.
— Неправда, неправда. Я был под большим впечатлением от произведенного вами сравнительного анализа видов тропических растений Индии. — Он вдруг замолчал с виноватым выражением лица. — О Господи, я совсем забыл о приличиях. Пожалуйста, присаживайтесь. Я позвоню, чтобы подали чай, а уж потом перейдем к научным разговорам.
Баронет сразу же понравился Кьяре. И Ариэль, судя по всему, тоже. Из двух сестер Грейсчерч самая тихая и, конечно, немногословная, она обычно позволяла другим вести беседу, но как только речь заходила о науке, Ариэль вела себя совсем по-другому. Странным образом менялась и ее внешность: щеки начинали розоветь, как лепестки роз.
Именно это происходило с ней сейчас.
— А вот, должно быть, и наш чай, — сказал Генри, когда раздался стук в дверь. — Входите, Дженкинс. У меня готовят прекрасные пирожные из грецкого ореха. Надеюсь, пирожные тоже подадут.
Уткнувшись носом в только что купленный научный журнал, в котором оказалась интересная статья, в комнату вошел Лукас.
— Никаких пирожных, извини. Но взамен, если хочешь, могу заказать пару грязных потаскух из борделя мадам Д. — И, перевернув страницу, продолжил не глядя: — Не смейся, Генри. Я хотел спросить…
— Уймись, мой мальчик, — остановил его дядя. — Наши гостьи и так уже засомневались в моей воспитанности. Мне не хочется, чтобы они подумали, будто тут живет семейка дикарей.
Гостьи?
Лукас остановился как вкопанный, удивившись тому, какую дрожь вызвал в нем вид Кьяры.
— О, простите. — Скрывая свою реакцию, он задвигал бровями и быстро добавил: — Зная, что тут у вас menage a trois[9], я не позволил бы себе так бесцеремонно ввалиться.
Генри усмехнулся:
— Мы занимаемся более возбуждающими вещами: беседуем о маке.
— О маке? — переспросил Лукас. — Тогда я пошел. Вам и без меня хорошо. — Он вежливо поклонился Кьяре и Ариэль, предусмотрительно скатав журнал в тугую трубку, чтобы нельзя было прочесть название. — Я заскочил, чтобы узнать, может, тебе что-нибудь нужно в аптеке.
— Не разыгрывай из себя мальчика на побегушках, Лукас, — сказал дядя.
— Все равно пойду мимо по дороге домой. — Он сжал плечо Генри, а потом поправил на нем плед.
— И сиделку тоже не надо из себя разыгрывать, — сухо сказал дядя.
— Ну конечно, ты предпочел бы, чтобы за тобой поухаживали женщины, — усмехнулся Лукас. — Не могу сказать, что осуждаю тебя за это.
— Выпьете с нами чаю, лорд Хэдли? — спросила Ариэль. — Мы обещаем, что не будем навевать на вас скуку разговорами о структуре листьев и перекрестном опылении.
— Да, пожалуйста, мой мальчик, — присоединился к ней Генри.
Лукас обратил внимания на то, что Кьяра промолчала.
— Кстати, спросишь о том, о чем хотел спросить, — добавил дядя.
— Не беспокойся. Это не важно. — Он присел на край письменного стола. — Боюсь, я не смогу остаться. У меня встреча с приятелями в боксерском зале у Джентльмена Джексона, а потом мы опробуем новый пистолет в тире Мэнтона. — Отчистив от пятнышка манжету, Лукас протянул: — Вот видишь, сколько дел у праздного бездельника.
— Что вы читаете, лорд Хэдли? — вдруг спросила Кьяра.
Вот дьявол! Лукас ненароком сунул свернутый журнал в карман сюртука, понадеявшись, что она не узнала обложку. Ему не хотелось, чтобы Кьяра поняла, что он читает «Орнитологическое обозрение».
— Да так. Отчет о последних скачках в Ньюкасле, — нашелся он. — А вы ставите на лошадей?
— Нет, — холодно ответила она. — Мне не нравится испытывать судьбу случаем или удачей.
— Очень умно, — согласился Лукас.
— Так что бери пример с леди Шеффилд, — улыбнулся Генри.
— Такое вполне возможно. — Лукас поднялся. — Но сейчас я должен отправиться биться на кулаках с потными полуголыми боксерами.
Кьяра продолжала не сводить с него глаз. Отвернувшись, он с невольным беспокойством глянул на Генри.
— Я попросил повара отправить тебе наверх гоголь-моголь в придачу к пирожным. Что-то ты похудел за последнее время.
Генри фыркнул.
— Не трать время, чтобы разглядывать мое тело. Смею сказать, у тебя есть более очаровательные объекты, чтобы положить на них глаз.
Не обращая внимания на предостерегающий взгляд дяди, Лукас подошел, наклонился и чмокнул его в седую макушку.
— Будь молодцом. Я еще заскочу вечерком, принесу лекарства.
— Ба! — Генри состроил гримасу. — Мальчик почему-то считает меня инвалидом.
— Не переживайте, лорд Хэдли, — заговорила Ариэль. — Мы проследим, чтобы сэр Генри доел гоголь-моголь до конца.
— Если заартачится, привяжите его к креслу и пригрозите, что выпорете розгами. У некоторых это вызывает повышенный аппетит. — Перехватив книгу, которую Генри метнул ему в голову, Лукас ухмыльнулся и удалился.
— Надеюсь, мой племянник не шокировал вас, — извинился баронет. — У него довольно рискованное чувство юмора, но добрая душа.
— Ну, это понятно — заверила его Ариэль.
— Зная о других подвигах лорда Хэдли, мне кажется, мы еще легко отделались, — пробормотала Кьяра. Она была скорее заинтригована, чем шокирована поведением графа. Насмешки не моглискрыть чувства, с которым он относился к своему дяде. Привязанность? Ей было трудно себе представить, что граф способен на эмоциональную привязанность к кому-либо. Впрочем трудно отрицать очевидное.
Хотя он и пытался тщательно это скрывать, Хэдли был серьезным человеком. Почему он не желал в этом сознаться, Кьяра не понимала. Чем больше она думала о нем, тем больше ей казалось, что граф сложнее. Намного сложнее того образа, который предстал ей во время первой их встречи. Он совсем не самовлюбленный дурачок, а наоборот… Загадка! Такая же трудная, как старинный шифр.
Прибывший поднос с чаем заставил ее отложить решение загадки на другое время.
Баронет, казалось, почувствовал прилив энергии, с того момента как они появились здесь. Глаза заблестели. Хрупкое тело налилось силой, когда он заговорил о рукописи.
