— Почему не топятся печи? — спросил я, снимая перчатку и проводя пальцем по мраморному камину. Пыль легла чёрным саваном.
Тройер выглянул в окно, которое вело во внутренний двор, переглянулся с Жиганом:
— Ваша сиятельство, дровяной сарай пуст.
Ну это прямо в желтые газеты просится. Алексеев вывез не только мебель, но и дрова. Пропесочить? Контакты Гиляровского у меня остались, я сделал себе пометку в памяти — дать срочную телеграмму репортеру. Пусть напишет про хамоватого жадину.
Мы поднялись по лестнице, ступени скрипели под ногами, угрожая провалиться. Второй этаж оказался ещё печальнее. В кабинете наместника остался лишь массивный стол — видимо, слишком тяжёлый, чтобы утащить.
В спальне ветер гулял через открытое окно. Штора, висевшая на честном слове, да к тому же и оборванная, хлопала, как паруса тонущего корабля. На полу валялся осколок зеркала — в нём отразилось моё лицо, рассечённое трещиной. Очень символично. Добро пожаловать в Порт-Артур!
Глава 16
ВЗЯТОЧНИКЪ-ФЕЛЬДШЕРЪ
На дняхъ группа базарныхъ торговцевъ въ Екатеринославе подала въ городскую управу коллективное заявленіе, въ которомъ обвиняетъ санитарнаго фельдшера Маевского въ систематическомъ взяточничествѣ. По увѣреніямъ торговцевъ, Маевскій, получавшій, кажется. 30 или 40 рублей жалованія, имѣлъ 400 ₽ ежемѣсячнаго «безгрѣшнаго» дохода.
ЧЕСТВОВАНИIЕ К. В. РУКАВИШНИКОВА
Вчера въ Рукавишниковскомъ пріютѣ чествовали почетнаго попечителя этого исправительнаго учрежденія тайнаго совѣтника К. В. Рукавишникова, по случаю 25-летія его дѣйствительно выдающихся трудовъ на пользу этого учрежденія, которые тѣсно связаны съ развитіемъ исправительнаго воспитанія преступной и порочной молодежи во всей Россіи вообще, такъ какъ К. В. является главнымъ дѣятелемъ въ этой области, и всё съѣзды исправительныхъ заведеній происходили подъ его предсѣдательствомъ.
Естественно, в особняке оставаться было нельзя. Что я, бомж какой, спать на грязном полу?
— Тройер, где там представитель местной власти? Давайте его сюда.
Поднялась некоторая суета, ко мне доставили какого-то пухляша.
— Вот, ваше превосходительство, коллежский советник Витязев! Исполняет обязанности городского головы.
— Прекрасно, — я смерил взглядом полного усача с отёчным, хоть и холеным, лицом. — Господин коллежский советник, потрудитесь найти виновника торжества. Не мог же адмирал вывезти дрова из сарая в своём сундуке? Кто тут руководил персоналом? Короче, всех найти и привлечь. Организуйте найм прислуги. Никаких китайцев или японцев. Только наши. А пока мы переезжаем в гостиницу. Какая тут лучшая?
Собственно, всё. Наверняка ведь знали, просто решили посмотреть, как я реагировать буду? Или никто не додумался проверить готовность особняка к моему приезду? Короче, или заговор, или феерическая глупость. Ладно, отыгрывать злого следователя я умею. Расшевелим этот гадюшник.
От предложенного торжественного обеда я отказался. Вот когда приведут всё в порядок, тогда и организуем встречу. Заодно и мои таинственно отсутствующие якобы заместители по армии и флоту появятся.
Гостиница оказалась посредственной, но терпимой. Третий сорт — не брак: клопов нет, кровать крепкая, бельё свежее. Персонал услужлив, но бестолков. Не пять звёзд. Даже не три. Но после вагонной жизни — уже хорошо.
Не думаю, что я здесь надолго. Организовать мебель хотя бы в часть помещений, сделать уборку, нагнать прислуги — это всё дело пары-тройки дней. Чиновники сами не станут тормозить процесс — злой наместник никому не нужен, хоть бы с этой стороны ублажить.
Отдохнул немного с дороги, принял ванну, оделся в свежее — и на экскурсию. Некогда рассиживаться. Не помню точную дату, когда началась война, но вряд ли осталось много времени. Сегодня — так, по верхам, посмотреть где и что, а потом уже лезть во все дыры, интересоваться и бесить местное начальство дотошностью. Ничего, что я лицо гражданское. Нужные специалисты подготовили мне список вопросов, которые надо задавать при проверках. А сопровождение уже готово — я сам сказал, во сколько выезжаем. Вышел вовремя, задерживаться не стал. Но все равно ждали — знаменитый ефрейторский зазор есть и в это время.
Что едет какая-то шишка, видно было издалека. Экипажи подсчету не подлежали. Я с собой взял Тройера, который записывал все события в записную книжку, и местных — полковника Сизова и каперанга Федотова. Больше мне, в принципе, никого и не надо, но это же как обход академика медицины в больнице — участвуют все, включая гардеробщиц. Стоило нам остановиться, как вокруг организовывалась стихийная стоянка гужевого транспорта и несколько десятков человек начинали внимать, дабы не пропустить ценные указания. Бесит такое неимоверно. Но надо терпеть — первый выход в люди, как без этого.
Объехали гавань, склады, укрепления. Я честно слушал объяснения, кивал, делал вид, что понимаю. Пушки такой системы, пушки сякой… Всем ясно, что это спектакль. За десять минут можно выявить только катастрофу. Или крайне неумелую попытку её скрыть.
Потом поехали в армейский штаб, где мне предоставили доступ к телеграфу. Это когда я был частным лицом, думал, сколько стоит каждое слово. А сейчас — гуляй, душа, казна заплатит. Неограниченные переговоры по всем направлениям. Понятное дело, сначала доложился о прибытии в Царское. Так, мол, и так, на месте, приступил к работе. Потом начал выяснять, а где же следующие за мной помощники и мои личные вундервафли.
Оказалось, что мы почти последними смогли пересечь Байкал на пароме. Сейчас там заканчивают тянуть временную железную дорогу по льду. Обещают через три дня пустить движение. Но с Макаровым и Куропаткиным я пообщался. И получил от них нужные в работе подсказки. От адмирала так и вовсе очень важную цидулю, которая должна сильно помочь.
Вот и славно, будет с чем встречать Смирнова и Старка. Пожалуй, даже и хорошо, что их не было сегодня.
* * *
Вице-адмирал Оскар Викторович Старк, начальник эскадры Тихого океана, выглядел так, будто его портрет вырезали из учебника по антропологии скандинавов. Шведское нутро пробивалось наружу водянистыми глазами, тонкими губами, едва заметными под пышными усами, и холодной отчуждённостью, которую он не слишком утруждал себя скрывать. Взгляд его откровенно сообщал: все сухопутные — жалкая пыль, недостойная внимания, а меня, прибывшего наместника, он, видимо, и вовсе считал недоразумением.
Разговор не задался с самого начала. Старк поприветствовал меня предельно сухо, на вопрос о том, где был накануне, коротко ответил:
— Дела службы.
И замолчал.
Что ж, раз так — поиграем в эту игру. У него в арсенале — вековая привычка северных предков молчать долгими зимними ночами, беседуя разве что с волчьей шкурой у очага. А у меня — навыки работы с упрямыми пациентами, которые, даже будучи при смерти, умудряются ворчать на врачей. И, главное, я могу заниматься текущими делами, не обращая внимания на начинающего пыхтеть флотоводца.
Мариновал я его минут двадцать. Наконец, я отложил в сторону бумаги, не забыв перевернуть их текстом вниз, и мягко спросил:
— Чаю, господин вице-адмирал?
— Благодарю, ваше превосходительство, у меня нет времени на чаепития. Дела службы…
— Да, помню, вы очень щепетильно к ним относитесь. Хочу напомнить вещь очевидную — я в делах флота некомпетентен. И в тонкости вдаваться не собираюсь. Это всё равно что вы, Оскар Викторович, начнете меня учить хирургии.
Вице-адмирал чуть слышно крякнул. Такая легкая тень возможного покашливания. Может, у шведов это выражение крайней степени эмоционального накала, не знаю.
— В таком случае, ваше превосходительство, давайте каждый будет заниматься тем, чем должен, — подпустил шпильку мореход.
— Так я и занимаюсь. У начальства есть замечательная привилегия — мы можем делегировать полномочия. Надеюсь, вам это знакомо.
