Его Сиятельству Князю Евгению Александровичу Баталову, Наместнику на Дальнем Востоке.
Высочайше повелеваю объявить всему личному составу подводной лодки «Агнесс 2» Государево благоволение за беспримерную доблесть, явленную в потоплении броненосца «Микаса». В ознаменование сего геройства жалуем:
Инженеру Степану Карловичу Джевецкому:
— Ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия IV степени (за уничтожение вражеского флагмана в акте личной отваги);
Командиру подлодки лейтенанту Николаю Петровичу Белавенцу:
— Золотое оружие «За храбрость» с гравировкой: «Флоту — слава, врагу — гибель. 1904».
— Пожизненную пенсию в размере годового жалованья;
Членам экипажа:
— Знак отличия Военного ордена Святого Георгия (Георгиевский крест) IV степени для унтер-офицеров;
— Серебряная медаль «За храбрость» на Георгиевской ленте для матросов;
— Единовременное пособие в размере трёхмесячного жалования;
— Право ношения особого шеврона с изображением подлодки, пересекающей вензель «М» («Микаса»).
Особые распоряжения:
— Подлодке «Агнесс 2» присвоить почётное наименование «Гроза Порт-Артура» с нанесением такового на рубку судна золотыми литерами;
— Установить в Николо-Богоявленском морском соборе Санкт-Петербурга мемориальную доску с именами героев.
Господь да укрепит дух моряков наших, а вам, князь, повелеваю передать: «Россия не забудет сей день. Жду Макарова с победой, но ежели суждено пасть — то с честью».
Николай II
Собственноручно: «Благословляю. Н.».
Очень быстрая реакция. Можно сказать — молниеносная. Пара часов всего прошла с того момента, как мы отправили победную реляцию — и сразу ответ. А учитывая разницу во времени, так и вовсе сложилось впечатление, что государь-батюшка от телеграфного аппарата не отходит круглые сутки.
На втором бланке Сергей Александрович рассыпался бисером в поздравлениях, обещал не оставить меня тоже без орденов и медалей, просил держать в курсе и отчитываться каждый день — утром и вечером. Можно подумать, мы реже отправляем.
Я передал телеграмму Николая Тройеру и тот громко, во всеуслышание, прочитал ее. Раздалось дружное «ура», опять начали качать всех подряд — членов экипажа, просто моряков. Повторно ударили колокола на церквях.
— Евгений Александрович, что же вы такой грустный? — Джевецкий удивленно на меня посмотрел. — Великий день же!
— Плохие предчувствия, Степан Карлович, — я тяжело вздохнул. — Слишком хорошо все идет.
Глава 18
ВЫСОЧАЙШІЙ МАНИФЕСТЪ
Божіею поспешествющей милостью,
Мы, Николай Вторый,
Императоръ и Самодержецъ Всероссійскій, Московскій, Кіевскій, Владимірский, Новгородскій; Царь Казанскій, Царь Астраханскій, Царь Польскій, Царь Сибирскій, Царь Херсониса Таврическаго, Царь Грузинскій, Великій Князь Финляндскій, и прочая, и прочая, и прочая.
Объявляемъ всѣмъ Нашимъ вѣрнымъ подданнымъ:
Въ заботахъ о сохраненіи дорогого сердцу Нашему мира, Нами были приложены всѣ усилія для упроченія спокойствія на Дальнемъ Востокѣ. Въ сихъ миролюбивыхъ цѣляхъ Мы изъявили согласіе на предложенный Японскимъ Правительствомъ пересмотръ существовавшихъ между обѣими Имперіями соглашеній по Корейскимъ дѣламъ. Возбужденные по сему предмету переговоры не были однако приведены къ окончанію, и Японія, не выждавъ даже полученія послѣднихъ отвѣтныхъ предложеній Правительства Нашего, извѣстила о прекращеніи переговоровъ и разрывѣ дипломатическихъ сношеній съ Россіею.
Не предувѣдомивъ о томъ, что перерывъ таковыхъ сношеній знаменуетъ собою открытіе военныхъ дѣйствій, Японское Правительство отдало приказъ своимъ миноносцамъ внезапно аттаковать Нашу эскадру, стоявшую на внѣшнемъ рейдѣ крѣпости Портъ-Артура.
По полученіи о семъ донесенія Намѣстника Нашего на Дальнемъ Востокѣ, Мы тотчасъ же повелѣли вооруженною силою отвѣтить на вызовъ Японіи.
Объявляя о таковомъ рѣшеніи Нашемъ, Мы съ непоколебимою вѣрою въ помощь Всевышняго и въ твердомъ упованіи на единодушную готовность всѣхъ вѣрныхъ Нашихъ подданныхъ встать вмѣстѣ съ Нами на защиту Отечества, призываемъ благословеніе Божіе на доблестныя Наши войска арміи и флота.
Данъ въ Санктъ-Петербургѣ въ двадцать седьмый день января въ лѣто отъ Рождества Христова тысяча девятьсотъ четвертое, Царствованія же Нашего въ десятое.
На подлинномъ Собственною Его Императорскаго Величества рукою подписано: НИКОЛАЙ
Эскадру пришлось ждать долго. Морские бои — это не кино, где всё решается за десять минут. Маневры, артиллерийские перестрелки, перестроения…
Вернулись только к утру. Наблюдатели просигналили, и с причала отправили катер, чтобы вывезти раненых. Тут уже и я поехал в порт. По дороге остановился на берегу, взобрался на одну из батарей. Бледный поручик начал докладывать мне вытянувшись в струнку, я отмахнулся от него:
— Дайте бинокль!
Запрошенное тут же было предоставлено, я вгляделся в корабли эскадры на внешнем рейде. Бог ты мой! У «Петропавловска» торчит огрызок второй трубы, «Победа», «Ретвизан», «Пересвет», «Полтава» и «Севастополь» избиты снарядами, бронепояса в закопченных дырах. А где «Цесаревич»⁈ А нет его. Внутри екнуло. Я вдавил окуляры бинокля до боли в глазницы. Нашел Варяг, потом Новик и Аскольд. Все крейсеры, миноносцы были на месте. А «Цесаревича» — нет!
— Срочно в гавань! — крикнул я Тройеру, который выглядывал из повозки.
— Что случилась?
— Беда!
Мы помчались в порт, тут уже стояли санитарные экипажи из госпиталя. Тоже ждали.
Ко мне подошел флотский адъютант, кажется я видел его в штабе:
— Ваше сиятельство, командующий ранен, контр-адмирал Старк погиб. Отказался уходить с тонущего корабля. Это все, что известно.
Я матерно выругался. Потом еще.
— Цесаревич?
— Да. Какая трагедия!
Лицо молодого офицера исказилось, вот-вот заплачет.
— Держите себя в руках, лейтенант!
Пока я отчитывал адъютанта, катер уже начал швартоваться. Матросы еще вязали кнехты, или как там эти веревки называются, а уже бросили трап и начали спускать на носилках Макарова. Да уж, только по тому, что сказали о командующем, да по пальто, которым его укрыли, и было понятно. Потому что лицо практически полностью скрывалось под окровавленной повязкой.
Я отодвинул всех в сторону, и рявкнул на фельдшера, сопровождавшего носилки:
— Что там⁈
— Осколочное ранение живота. Огнестрельный перелом левого плеча. Ранения лица… Тоже осколок, ваше сиятельство.
— Потом подробности! Давление?
— Измерить не удалось, — совсем тихо сказал фельдшер.
Плохо. Очень плохо.
— Быстро в госпиталь! — крикнул я Тройеру. — Сам буду оперировать!
До госпиталя мы долетели за считанные минуты. Я выпрыгнул из экипажа ещё на ходу, не дожидаясь остановки, и бросился в приемное отделение. Госпиталь мне знаком — я здесь чуть не каждый день бываю. Скоро тут будет горячо, когда привезут основную массу раненых, но пока я впереди всех.
— Немедленно, операционную! Определить группу крови и подготовить всё для гемотрансфузии! Мне переодеться, в предбанник! Бригаду туда же! Быстрее, черепахи! — раздавал я ценные указания, на ходу снимая шинель и не глядя бросая ее кому-то из сопровождающих.
Пока я переодевался и мылся, Макарова готовили к операции. В операционной царил организованный хаос: сестры-анестезистки бегали, выставляя флаконы с растворами, операционная сестра быстро накрывала столик, выкладывая скальпели, зажимы, пинцеты, шовный материал. Кто-то возился с переломом, меняли повязку на лице.
В итоге, когда мне помогли натянуть перчатки и завязали сзади на халате тесемки, всё было готово.
— Давление?
— Семьдесят на двадцать, ваше…
— В операционной сиятельств не бывает! — резко оборвал я. — Либо Евгений Александрович, либо по фамилии, и никак иначе! Пульс⁈
— Сто тридцать, нитевидный. Частота дыханий тридцать, температура тридцать пять и девять.
