с большой выгодой как для лаборатории микологии, так и для себя лично.
Вот и сейчас – «газонокосилка» своим рёвом, треском и беспощадно вращающимися лезвиями сгоняла всю членистоногую мерзость к выходу из тоннеля, где их встречал Лёхин огнемёт. После того, как «партизаны» основательно зачистили от пауков-волосанов свой небоскрёб, уцелевшие особи вынуждены были искать новые места обитания – и неожиданно открыли для себя такое увлекательное занятие, как нападения на проходящие по МЦК дрезины. Вскорости нападения эти так участились, что помимо регулярных зачисток тоннеля, путейцы договорились с «партизанами» и обитателями Медицинского Сада о том, что те будут держать у выхода из тоннеля, на мосту, постоянный блокпост со смешанным гарнизоном.
Треск и металлический скрежет стали оглушительными, а вдруг разом прекратились - и из-под зелёных сводов показалась «газонокосилка». Из будки, защищённой металлической сеткой, торчала голова машиниста в противогазе с рубчатым хоботом. Фреза сделала несколько оборотов вхолостую и остановилась – с изогнутых блестящих лезвий свисали мотки проволочного вьюна, который, как хорошо известно всякому лесовику, не всяким ножом возьмёшь. «Придётся теперь Толяну сдирать их вручную… - подумал Яцек. - Молодых, что ли, припрячь? В самом деле, чего им пялиться на бесплатный цирк? Старая, как сама война, истина гласит: «чем бы солдат не занимался, лишь бы к ночи за…мучился» - и начальство «партизан» строго следовало этому правилу, воспитывая рекрутов-новобранцев из «офисной» молодёжи.
«Офисом» называлось поселение, возникшее после Зелёного Прилива между семидесятым и шестидесятым этажами одной из Башен Федерации. Тридцать с лишним лет этот островок «цивилизации» промыкался в изоляции от остального Леса, пережил немало потрясений, едва избежал гибели - и теперь там правили бал «партизаны» под командой Чекиста, сделавшие «Офис» своей базой. Добровольцев, желающих присоединиться к команде барахольщиков, среди тамошнего молодняка нашлось немало - и требовалось, прежде чем обучать новичков основам военного дела, преподать им непростую науку армейской дисциплины. Так, как понимал её сами «партизаны».
- Мы славно поработали и славно отдохнём! – заявил Лёха-Кочегар. Они с Яцеком стояли у ограждения платформы и наблюдали, как Толян дрючит молодых, заставляя их до блеска вылизывать усталую «газонокосилку».
– Глотнёшь?
И протянул собеседнику кожаную флягу, украшенную замысловатым тиснением из переплетённых ветвей и листьев. Работа мастеров-золотолесцев, определил Яцек. Они там все помешаны на псевдо-эльфийской эстетике…
- Дурьяновка?
- Она, родимая. - Подтвердил Лёха. Сегодня утром только бочку откупорили. Забо-ористая!
Яцек одобрительно кивнул и приял флягу. Дурьяном называли экзотический шипастый фрукт дуриан, который больше нигде, кроме Медицинского сада, в Лесу не рос. Местные жители гнали из него самогон, по популярности мало уступающий добрынинской чаче.
- Давно из Сокольников, пан Кочегар? - спросил он, сделав основательный глоток. – Размовляли, путейцы с аватарками договорились, и по МЦК можно ездить безпечнье… безопасно?
- Ну, как договорились… - Лёха пожал плечами. - Временное перемирие, спасибо Серёге-Бичу. Если бы не он – разговора вообще не вышло бы.
- Пан Бич? – Яцек оживился. – Гдзе он сейчас ест?
- Я его высадил на «Ботаническом саду» – ответил путеец, имея в виду станцию Московского Центрального Кольца. – Он, вроде, на ВДНХ собирался, там рядом.
- А теперь докод идеж.. куда поедете? – спросил Яцек. Не потому спросил, что его это интересовало – у путейцев свои дела, путейские, - а из вежливости, чтобы поддержать разговор.
- Надо бы на Лихоборы скататься, в депо. – ответил Лёха. Трубки в котле текут, запаять бы. А потом снова на ВДНХ. Договорился там взять груз для садоводов-кусковцев, да и Бич просил его подхватить, когда дела свои доделает.
Спрашивать, что за дела были у того на ВДНХ, Яцек не стал. Хотя интересовало это его чрезвычайно, как и всё связанное с личностью Бича. Больно уж часто в последнее время сводила судьба «партизан» и легендарного егеря…
Позади, в деревянной будке, пристроенной к опоре моста, задребезжал сигнальный колокол – половинка ацетиленового баллона, подвешенного на цепи. Яцек поспешно обернулся, нашаривая бинокль. По реке со стороны центра скользила узкая лодочка, в которой Яцек узнал пирогу другого своего давнего знакомца, речника Коли-Эчимина. Он вскинул над головой обрез и выстрелил – в ответ фигурка на корме пироги приветственно замахала веслом. Два других пассажира повторили его жест, и Яцек, подняв к глазам окуляры, узнал того, что повыше.
- Нет, пан Кочегар, нигдзе вы… никуда вы сегодня не поедете. – с ухмылкой сообщил он путейцу. – Это Эчимин. С ним – Студзент, товажищ Бича, и какая-то паненка. Так что, сегодня вечером гуляем. Вы размовляли, в таверне бочонок дурьяновки откупорили? Бардзо, бардзо кстати!..
[1] (итал.) Прекрасно, мальчик.
II
2054 год, осень.
Район
Соколиной Горы.
Жуть была здесь повсюду. Слоем чёрной пыли она покрывала потрескавшийся, провалившийся ямами асфальт мостовых и тротуаров, висела длинными «бородами» на ветвях чёрных, как смоль, деревьев, пялилась на мир слепыми фасадными окнами. И - ни самого слабого дуновения ветерка, ни шевеления, ни мелкой живности вроде крысы или воробья. Насекомых, и тех не видно.
Одно слово – Мёртвые кварталы.
Ева вытащила из рюкзака штаны от старинного ОЗК - общевойскового комплекта химзащиты. Громоздкие, тяжеленные, неудобные, они доходили ей до подмышек. Снизу к штанинам были приклеены бахилы из толстой резины – ноги поместились в них вместе с ботинками. Подогнав плечевые брезентовые лямки, ева потуже перетянула штаны поясом, а сверху, поверх штормовки, натянула второй элемент химзащитного «гардероба» - куртку из прорезиненной ткани, такую же тяжёлую и громоздкую. Откинула на спину капюшон и, прежде чем вдеть руки в лямки рюкзака, повесила на бок противогазную сумку. Здравый смысл требовал натянуть на лицо резиновую маску, чтобы не надышаться чёрной пылью, которая в Мёртвых кварталах была повсюду, но Ева, немного подумав, решила ограничиться респиратором и очками-консервами с резиновыми манжетами, плотно прилегающими к коже. Противогаз, конечно, надёжнее, но в нём почти ничего не видно – особенно, если запотеют стёкла. Способность же вовремя увидеть приближающую опасность любой егерь справедливо полагал главным условием выживания в подобных местах – пыль там, или не пыль…
Ну, вроде всё? Она поправила на плечах лямки самодельного станкового рюкзака, поудобнее пристроила под мышкой карабин – так, чтобы его в любой момент можно было перекинуть на грудь, проверила, легко ли выходит из ножен нож-боуи с костяной ручкой и массивным бронзовым навершием.
Ну, вроде, всё в порядке? Тянуть время дальше не имело ни смысла, ни повода, и Ева, затаив невольно дыхание, перенесла ногу через черту, за которой уже тридцать лет, как властвовала жуть и чернота.
Чёрная пыль хрустела под подошвами, подобно свежевыпавшему в морозный день снегу. Эти крошечные, подобно частицам кварцевого песка,
