сразу бросились Еве в глаза. Один - и его сосед, в костюме и при галстуке.
Да это же Шмуль, владелец знаменитого «Шинка», с удивлением поняла она. Ну да, конечно – вот этот, молодой, улыбающийся с яркой грамотой в руках, И сосед его, невысокий, с большими залысинами ей знаком, хотя видела она его всего несколько раз – Мартин, легенда ГЗ, неунывающий алкаш и знаток всех лесных легенд, мифов и преданий. Только здесь он без своего знаменитого стакана, в приличном костюме и при галстуке...
Неужели этот бомжатник – его дом? А ведь похоже на то: Бич как-то рассказывал, что Мартин в день Зелёного Прилива бежал как раз из этих краёв, и что-то так его по дороге напугало, что с тех самых пор, все тридцать лет он не покидает ГЗ. Что ж, теперь хотя бы понятно, что его так потрясло: стать свидетелем чего-то загадочного и зловещего, превратившего Соколиную Гору в Мёртвые кварталы – от такого у кого угодно крыша поедет…
Она так привыкла к царящей здесь мёртвой тишине, что не сразу осознала, что из-за окна – почти непрозрачного из-за наросшей грязи – доносятся голоса. А когда осознала, то отшатнулась вглубь комнаты, едва не споткнувшись о брошенный на пол топчан. А голоса всё усиливались – казалось, кто-то отдаёт команды, и те, кому эти команды предназначены, что-то отвечают все вместе – негромко, монотонно. А ещё – топот множества ног и шуршание слоя чёрной пыли под подошвами, невероятно, поразительно громкие в этом царстве мёртвой тишины.
Карабин был уже у неё в руках, пальцы нашарили рукоять затвора. Ева осторожно, прижимаясь к стенке, подошла к окну и выглянула наружу.
То, что открылось её взору, вполне тянуло на босховские гротески – разве что, выполненные в чёрно-белом стиле. Цепочка людей – каждый был то ли прикован, то ли привязан к длинному тонкому бревну, которое бедняги волокли на плечах. Всего «носильщиков» Ева насчитала около десятка – сгорбленные, и у каждого грубый рогожный мешок на голове. Жуткую процессию вела за собой на верёвке невысокая, коренастая фигура, в длинной, до пят накидке с капюшоном, откинутым на спину.
Ева нашарила в кармане монокуляр. В шестикратном увеличении лицо вожака разительно напоминала крысиную морду. Серая блестящая, словно смазанная жиром, кожа, редкие волосы, пучками на лысом черепе, вытянутый вперёд длинный нос и верхняя челюсть – на миг ей показалось, что из-под верхней губы виднеются торчащие длинные зубы.
Её передёрнуло от отвращения.
Ещё шестеро фигур в плащах и с такими же крысиными физиономиями как две капли воды похожие на первую, конвоировали колонну по бокам. В руках у них Ева явственно разглядела заострённые длинные палки - ими они время от времени тыкали привязанных к бревну, корректируя их слепое движение. Когда кто-то из несчастных спотыкался и повисал на бревне, тормозя процессию, то на него набрасывались и принимались колоть и колотить, пока тот не вставал на ноги. Страшная процессия трогалась с места и неторопливо ползла дальше, нарушая ватную тишину невнятным жалобным бормотанием – теперь было ясно, что оно доносилось из-под мешков, затянутых на шеях пленников. Время от времени в бормотание вклинивался тонкий выкрик с командными интонациями – кто-то из надсмотрщиков, ясно…
Ледяная струйка пробежала у неё между лопаток – Ева вдруг осознала, что боится, как никогда в жизни. Ничего похожего на «крысолицых» она до сих пор в Лесу не встречала.
«…откуда взялась эта мерзость – здесь, в Мёртвых кварталах, где и обычных-то крыс нет?..»
Колонна остановилась на большой площадке. Когда-то здесь была парковка, но сгнившие остовы легковушек кто-то отволок в стороны, чтобы расчистить побольше места. Надсмотрщики заверещали, замахали палками, и пленники принялись усаживаться на тротуар, прямо в покрывающий его толстый слой чёрной пыли. Двое крысолицых остались караулить, остальные сбросили заплечные мешки и принялись извлекать из них какие-то предметы и расставлять их вокруг сидящих. Ева пригляделась – это были большие круглые чаши, то ли из дерева, то ли из обожжённой глины.
Когда последняя из чаш заняла своё место, вожак крысолицых прошёлся вдоль них, наливая в каждую какую-то жидкость из большого меха. Всё это до ужаса напоминало подготовку к какому-то ритуалу - причём Ева поймала себя на том, что ритуал этот ей знаком. Где-то она уже видела нечто подобное… и столь же пугающее.
Один из надсмотрщиков пробежался вдоль цепочки чаш, и те вспыхнули языками прозрачного бесцветного пламени. Одновременно остальные, выстроившись в большой круг, завели унылые монотонные то ли мантры, то ли песнопения – писклявые, как и все звуки, которые они издавали. Темп задавал вожак на маленьком ручном гонге, и его дребезжание звучало глухо, придушенно, словно в толстый слой ваты.
Ну, конечно же, осенило вдруг Еву: это почти точное повторение казни двоих приближённых Порченого, устроенной друидами в Грачёвке! Правда, там песнопения звучали иначе – как объяснял потом Бич, они воспроизводили ритуал наложения проклятия из древних кельтских легенд. И чаши были не деревянные и даже не керамические - что-то вроде грибов с загнутыми вверх краями шляпок, и огоньки в них горели бледно-зелёные…
Крысолицые тем временем убыстряли темп пения, гонг в руках вожака звучал, отбивая такт, непонятные звуки терзали мозг, словно капли едкой кислоты.
«…вот, сейчас…»
Звуки разом смолкли, и на парковке взметнулся столб чёрного света. Именно чёрного – не чёрно-фиолетового, не тёмно-багрового. Как и тогда, в Грачёвке, это была не тьма, не отсутствие света как такового: страшный столб осветил всё вокруг, поглотив на миг свет серенького дня, и бесцветные огоньки чаш совершенно потерялись на его фоне.
Всё это Ева наблюдала не дольше двух-трёх секунд, а потом волна чёрной пыли, словно поднятая ударной волной, окутала и парковку, и крысолицых палачей с их жертвами, и вообще всё – так, что в плотной угольно-чёрной мгле не стало видно даже дома напротив. Она отшатнулась от окна, но стекло выдержало. Но это, как выяснилось, был ещё не последний аккорд жуткого действа. Вслед за вспышкой чёрного света и пылевым взрывом пришло что-то ещё, непереносимый ментальный удар, от которого женщина бессильно опустилась на загаженный пол, выронив из рук карабин, и разрыдалась – взахлёб, совершенно по-детски, не понимая, как теперь жить в этом мире, который навсегда заполнила теперь эта чёрная, вытягивающая силы и разум жуть.
Депрессивный морок оставил её так же внезапно, как и накрыл. Ева потрясла головой, отгоняя напасть прочь, и приподнялась, выглядывая в окно. На крысолицых, похоже, ментальный удар, вызванный столбом чёрного света, вовсе не подействовал - они по прежнему суетились вокруг пленников,
