изготовленного под патроны от ДШК была более, чем солидной – и сверху, с парапета моста в воду обрушилось, подняв фонтан брызг, что-то большое и чёрное.
- Заряды кидай, заряды! – завопил Эчимин, хватая со дна пироги короткий багор. – По кругу, метра на четыре - и скорее, пока кикиморы до неё не дотянулись! Порвут шкуру, кому тогда её впаришь?
Егор торопливо распустил завязки мешка с «глубинными бомбами». Целая, не порченая (пулевое отверстие не в счёт) шкура чернолесской выдры, тем более такой крупной, может принести стрелку солидный куш и на Университетском рынке, а на Речвокзале, куда каякер и намеревался отправиться после того, как высадит пассажира возле Метромоста – как бы, не втрое. Причём самому Егору, как участнику удачной охоты полагалось не менее трети вырученной суммы, и Егор ни на секунду не сомневался, что Эчимин выплатит всё, до жёлудя – ловчить, тем более со своими, в Лесу не принято.
Он извлёк из мешка три подрывных заряда, выдернул проволочные, с колечками, чеки и разбросал их вокруг каноэ, стараясь выдержать дистанцию. А каякер, матерясь от натуги, уже переваливал добычу через борт.
- Здоровая тварь! – оценил он, дождавшись, когда пенные круги подводных взрывов разойдутся по поверхности. – Метра три будет, если с хвостом…
Действительно, под тяжестью добычи пирога ощутимо просела.
- Ну что, где там твоё послание? - спросил каякер. – Пристраивай поскорее, и гребём отсюда. Нам ещё до темноты Крымский мост проходить надо, а мне, знаешь ли, неохота неделю потом смердеть, как выгребная яма…
Егор кивнул, соглашаясь. Крымский мост не был ни самым сложным, ни самым опасным местом, но все до одного речники Московского леса ненавидели его всем фибрами своих бродяжьих душ. Дело было в лианах, сплошь затянувших пилоны, подвесные цепи и фермы моста, не встречавшиеся больше нигде в Лесу. Лианы эти чуть ли не круглый год усеивали небольшие, размером со сливу, плоды, и при попытке потревожить свисающие до воды стебли, «сливы» дождём сыпались вниз, на неосторожных - и лопались, окатывая с головы до ног дурнопахнущей слизью, смешанной с мелкими семенами, снабжёнными острыми крючками. Если обгаженный пытался стряхнуть отвратную субстанцию с лица или одежды - крючки глубоко впивались в ладони, и их приходилось долго и мучительно потом извлекать. Что только речники не изобретали, чтобы уберечься от этой напасти: возили с собой огромные самодельные зонтики, натягивали, подходя к мосту, брезентовые тенты над лодками. Эчимин жепредпочитал полагаться на свой опыт каякера-экстремала и великолепную маневренность пироги, сделанной собственными руками из вымоченной в масле коры серебристого ясеня на можжевеловых рёбрах-шпангоутах.
- Прими-ка к стене и дальше протяни, метра на два. - Егор рукой показал направление. Коля двинул веслом и пирога ткнулась носом в опору моста, рядом с проржавевшим насквозь стальным уголком, торчащем на стыке гранитных глыб. - Это где-то здесь, Бич точно всё описал.
Нужная трещина нашлась через несколько минут. Егор завернул латунную капсулу в кусок промасленной кожи – полиэтилен, как и прочая водонепроницаемая синтетика в Лесу быстро расползалась в липкую кашицу – и засунул поглубже.
- Закончил? - осведомился каякер. – Тогда бери весло, и смотри там, подрывные заряды далеко не убирай. Нам ещё вдоль всего Чернолеса плыть, а кикиморы этой осенью что-то чересчур активны, словно выбесились…
Он упёрся веслом, вырезанным в виде древесного листа, в каменную кладку. Пирога послушно вильнула, выходя на стрежень потока, неспешно струящегося под опорами моста.
«…Что ж, поручение Бича выполнено, и теперь остаётся только надеяться, что егерь не ошибся, доверяя свою тайну ещё и каякеру. Что-то подсказывало Егору, что содержимое оставленной в трещине капсулы способно поднять в Лесу настоящую бурю…»
***
2054 год, осень
Московский Лес,
Лужнецкая набережная
- Фр-р-р-ш-шурх!
Огненно-дымный язык вырвался из дырчатого наконечника брандспойта и канул под сводами тоннеля. Лёха покосился на стрелку манометра, подкрутил латунный барашек вентиля – магистраль, тянущаяся к платформе от паровоза, отозвалась ядовитым шипением и струйками пара из кожаных сочленений – и дважды нажал на педаль спуска.
- Фр-р-р-ш-шурх!
- Фр-р-р-ш-шурх!
Огненные плевки канули в дымном мраке; в тоннеле затрещало, заскрипело суматошно и, прежде чем Лёха успел ещё раз поддать напора, из смрадных клубов выкатился на свет комок огня – по мельтешащим волосатым лапам-ходулям в нём угадывался особо крупный паук-волосан. Яцек вскинул обрез, но горящая тварь уже перевалилась через парапет и полетела с моста вниз, в груды битого бетона.
Лёха-Кочегар, оскалившись, выдал ещё один язык пламени, опустив брандспойт пониже.
- И будет! - сказал он, закручивая вентиль. – Толян уже близко, как бы его не накрыть! Вон, какой треск стоит!
Яцек прислушался, но все звуки заглушил прерывистый гудок – один, другой, третий. И, словно выброшенные акустическим ударом, из клубов дыма выкатились ещё три паука-волосана, гораздо меньше первого. Заметались перед платформой, и вслед за первым сиганули вниз. Последний паук оставил за собой отчётливый инверсионный след от подпаленной огнемётом волосатой шкуры.
Гудки прекратились, зато явственно был слышен приближающийся треск. Лёха махнул рукой помощнику, сидящему в будке паровоза – тот потянул кожаную петлю, свисающую сверху, и механизм отозвался пронзительным свистом. Платформа дёрнулась, залязгали сцепки, и состав послушно попятился, выбираясь задним ходом на мост. Из тоннеля дважды свистнуло в ответ.
Вообще-то, подумал Яцек, можно бы и остаться на месте. Дрезина двигалась по параллельным рельсам, и Лёхина шайтан-арба нисколько ему не мешала. Видимо, путеец не хотел попасть под летящие во все стороны лохмотья зелени и горелые клочья, летящие из-под фрезы-путеочистителя, закреплённой на передке дрезины. Задачей этого агрегата было время от времени проходить насквозь зелёный тоннель, тянущейся от руин станции «Деловой центр» до Дорогомиловского моста и «сбривать» лианы, проволочную лозу и прочую ползучую зелень, которой оставленный без присмотра тоннель зарос бы за считанные недели. Таких участков, где растительность смыкалась над железнодорожными путями, образуя зелёно-сумрачные коридоры протяжённостью порой в несколько километров, на МЦК хватало, и Толянов агрегат вместе с тремя такими же (путейцы называли их «газонокосилками) без работы не застаивался.
Конкретно этот участок пользовался у путейцев дурной славой из-за обитающей здесь насекомоподобной дряни, а потому Лёха-Кочегар и решил подсобить коллеге-путейцу в его нелёгком труде. И главным инструментом в этом деле выступал мощный огнемёт с приводом от паровой магистрали локомотива, способный выбросить струю огнесмеси шагов на сто. Боекомплект к «шайтан-трубе» приходилось экономить – огнесмесь бодяжили сотрудники доцента Шапиро в подвальной химической лаборатории в ГЗ втайне от факультетского начальства. Рецептуру Яков Израилевич разработал самолично на основе спирта, растительных масел и желатина – и снабжал кустарным напалмом всех нуждающихся
