class="p1">— О, меня радует это «пока».
— Времена тяжелые.
— Угум, — сказал Лаголев.
Они поцеловались.
Нет, Игорю сегодня решительно не везло в том, что и во второй раз, зайдя на кухню, он застал родителей в холодильном закутке. Понятно, что его округлившиеся, вытаращенные глаза смотрели на отца с матерью с глубоким сомнением в умственном здоровье взрослых. Лицо подростка свело в тщетном желании понять, что, в конце концов, за чудеса происходят в их семье. Бедняжка, подумала Натка.
— Эй, вы чего? — спросил сын, бледнея. Голос его взял высокую ноту. — Что вы там прячетесь? Наширялись что ли?
— Что сделали? — не поняла Натка.
— Видимо, наш сын полагает, — сказал Лаголев, выдвигаясь к столу, — что мы с тобой только что употребили наркотики.
Натка не сдержала улыбки.
— Саш, ну, в каком-то смысле…
— Что? — воскликнул Игорь. — Вы совсем?
— Твои выводы поспешны, сынок, — сказала Натка, — и, как следствие, ошибочны. — Она взяла из рук Лаголева кастрюлю и поставила ее на плиту. — Сколько тебе сделать сосисок — одну или две?
— Чего?
— Сосисок тебе сколько?
— Две.
Игорь не утерпел и сунул голову в пространство за «ЗиЛом». Он осмотрел углы на предмет шприцев, порошка и понюхал воздух.
— Это не так работает, — сказал Лаголев, нарезая картофелины на кубики.
— Ага, вы на себя посмотрите!
Натка и Лаголев переглянулись.
— Мы как-то… — начали они хором и умолкли.
Лаголев, кашлянув, жестом дал слово Натке.
— Сынок, с нами что-то не так? — спросила она.
Игорь набрал воздуха в грудь.
— Вы… вы — веселые! — выпалил он. — Понятно? Как под травкой!
— Это под марихуаной что ли? — уточнил Лаголев.
— Да!
— Но мы же не хихикаем.
— Я слышал!
— Это по другому поводу! — быстро отозвалась Натка.
— Ага! Конечно!
Сын возмущенно засопел. Натка обнаружила вдруг, насколько он вытянулся за последний год, поразилась угловатому, угрюмому лицу, отросшим вихрам, почувствовала его настороженность, неверие, отчужденность. Взрослый, подумала она. Изо всех сил хочет таким казаться. Пыжится. Саша — не авторитет, я — не авторитет.
Я покупаю его кроссовками, поняла она. Получаю любовь, послушание на сдачу. Только разве это правильно? Разве это ему на самом деле нужно?
— Игорек!
Натка качнулась обнять сына, но тот, уловив движение, отпрянул. Конь норовистый! Что он обо мне думает? Любит ли он меня? У него как раз в это время, наверное, начался непростой период, он пытается встроиться во взрослую жизнь. А это, должно быть, сейчас особенно тяжело. К тому же свой собственный опыт подразумевает отрицание старого. А старое — это мы с Лаголевым, родители, которые кажутся ему несовременными, несвоевременными, замшелыми ретроградами. Глупенький!
Натка улыбнулась.
— Что? — тут же вытаращился сын. — Я в ваши игры играть не буду!
Лаголев фыркнул. Звякнула крышка — кастрюля к сосискам заодно приняла и гарнир. Несколько эклектично, зато практично.
— Вы что, уже и в кастрюлю что-то подсыпали? — отшагнул к порогу Игорь. Глаза его сделались совсем дикими. — Хотите и меня на эту дрянь подсадить?
— Все проще, — сказала Натка.
— И сложнее, — добавил Лаголев.
— Да?
— Ты не убегай, а вымой руки и садись за стол, — сказала Натка, добавив командных ноток в голос. — Мы тебе все расскажем.
— Я гулять хотел… — неуверенно произнес сын.
Лаголев кивнул.
— Без проблем. Поешь, и гуляй.
— Серьезно?
— Это обычные сосиски и обычная картошка, — сказала Натка.
— Вы все равно какие-то странные, — сказал Игорь и пошел в ванную мыть руки.
Лаголев подпер щеку ладонью.
— Удивительно, — сказал он, — он послушался. Это наше с тобой воспитание или вид психологической реакции? Большинство людей, оказывается, во время стрессовой ситуации не способны мыслить разумно. Это я из журнала, если что, цитирую. Их поступки инстинктивны, а некоторые и вовсе впадают в ступор. Но мыть руки… С нашим сыном, похоже, что-то не то.
— Психология на марше, — сказала Натка.
— Я все слышу! — крикнул из ванной сын.
— Ты это… воду включи! — посоветовал Лаголев.
Натка рассмеялась.
Простой, ни о чем, в сущности, разговор вдруг стал приносить радость. Ну не странно ли! Когда она нормально с Лаголевым общалась в последний раз? Ага, попытайся вспомнить, прежней Натке не до этого было. Она ж лошадь — удила закусила, шоры нацепила сама себе… Натка задумалась. У них, получается, действительно уже год, наверное, а то и больше, все разговоры между собой происходили в денежной плоскости. Заработок, дорожающие продукты, цены, экономия должна быть экономной, долги, квартплата, даже Игорь обсуждался именно как объект денежных трат. Джинсы, трусы, носки, кроссовки. А впереди предстояло как-то еще отбить его у армии.
Тоже бешеные деньги, по словам Прокоповой. У нее сыну уже девятнадцать. Она чуть ли не пятьсот долларов военкому занесла. Игорь, конечно, об этом еще не думает, обмолвился тут, что ничего страшного, пойдет и отслужит, ну а Лаголев в своем репер…
Ох! Натка бросилась за холодильник. Что ж в ней злости-то столько? Просто фабрика по производству.
— Опять? — спросил Лаголев.
Прежняя Натка рявкнула бы: «Заткнись». Та же Натка, но в исключительно хорошем настроении, сказала бы: «То, что человек на девяносто процентов состоит из воды, — вранье. Он целиком состоит из внутреннего дерьма. Ты, Лаголев, тоже».
Нынешняя Натка сказала:
— Прости.
— Работает?
— Да.
Натка закрыла глаза. Вот оно, тепло. Шелестит, течет по жилкам. Целый мир. Целый остров. Как чудесно, что он нашелся.
— Мам.
Пришлось со вздохом выглянуть из убежища.
— Я здесь, сынок.
Лицо Игоря выразило глубокое сомнение.
— Что ты там делаешь? — спросил он.
Лаголев, негодяй, подмигнул. Мол, объясняйся, раз опять попалась. Натка незаметно для сына показала ему кулак. Лаголев развеселился еще больше. Покашливая, он встал к плите на проверку готовности сосисок с картошкой.
— Ты садись, — сказала сыну Натка.
— Вы по-уродски стол поставили, — сказал Игорь, не трогаясь с места.
— Садись, садись.
Лаголев одну за другой ловко, накалывая вилкой, сбросил невозможно-розовые сосиски в общую тарелку. Потянулся вверх ароматный парок. Разве можно устоять перед таким аппетитным зрелищем? Игорь осторожно подвинул стул.
— Вы прятки кончайте, да? — буркнул он.
— А вот папа тебе все объяснит, — мстительно сказала Натка.
Она медлила, стараясь провести на острове лишнюю секунду. Хотя бы одной ногой, бедром, рукой, мизинцем. Придет послезавтра на работу и скажет: а я, дорогие мои, отдыхала на острове. Угадайте с трех раз — каком? Не Тенерифе, не Куба, не Мальорка. Хотя Мальорка — ах, давняя мечта, бирюзовое море, песок, солнце. Но этот остров — лучше.
Лаголев тем временем слил из кастрюли воду.
— Могу и я объяснить, — сказал он, рассыпая горячие картофельные кубики по тарелкам. — Но, наверное, после, когда поедим. Натка, ты чего? Садись тоже.
— Мне две сосиски, да? — спросил Игорь.
