было. Ну, притопали, а мотоцикл на месте стоит, к столбу приткнутый. В общем, радости полные штаны — и пацану, и ментам-понтам. Пацан тарахтелку свою не профукал, а менты-понты наверняка приписали себе раскрытие преступления по горячим следам. Вот ты теперь и соображай: похоже, кто-то драндулет специально ради твоей дамочки умыкнул, попользовал и, чтобы лишних проблем не создавать, обратно на место вернул.
— Получается, неслучайно все это… — проговорил Борисевич. — Не просто хулиганье какое-то…
— Ну, похоже, что так. Со смыслом. Если, конечно, мотоцикл — тот и воры — те. В общем, информацию я тебе слил, а ты уж соображай.
Гапонов испарился из эфира, а сон улетучился в окно. Вадим поёрзал в постели, поворочался с бока на бок, улегся на спину и уставился в потолок злыми глазами. Вот ведь зараза! Сегодня у него был тяжелый день, а завтра, похоже, будет еще тяжелее, и нужно быть выспавшимся, бодрым и свежим. Но не получается! Не зря говорят, что бессонница изматывает не вынужденным бодрствованием, а вынужденными мыслями. Ладно, если пустыми, но чаще — тревожными. Борисевичу вдруг и в самом деле стало тревожно.
В своей прежней военной жизни он не раз имел дело с психологами, однако не потому, что испытывал потребность, а потому, что такого общения требовала его работа. Вадим не любил и по большому счету побаивался психологов, которые ему напоминали охотников, хитро расставляющих свои ловушки.
С Казиком по идее всё должно было сложиться иначе. Это Вадим расставлял ловушки, но его не отпускало ощущение, что в любой момент он сам ухнет в какую-нибудь яму, или услышит лязг капкана, или запутается в хитро сплетенной сети.
Он рассказал Казику историю, в которой правдой были две любовницы и ещё одна женщина, блуждающая где-то рядом, но сущим враньем — терзания на сей счет. С какой стати ему терзаться? Он кому-то что-то должен? Или он кому-то из двух женщин что-то недодает? Они вполне довольны, а он встречается сначала с одной, потом с другой, и это создает гармонию в его жизни. Если понадобится, он закрутит роман и с Маргаритой Еланцевой и тоже, без сомнения, будет на высоте, и отнюдь не станет мучиться угрызениями совести.
Но перед Казиком он изображал из себя человека в сомнениях, с подчеркнутым вниманием слушал всякие психологические словеса, одновременно стараясь прикрыть собственную душу и проникнуть в чужую. Это была тяжкая работа, от которой у Вадима через час вспухла голова, но эта работа, увы, не принесла какого-то конкретного результата. Он так и сказал Грибановым, когда приехал к ним домой после сеанса у Казика: без сомнения, умный и, скорее всего, хитрый, но непонятно, зачем он понадобился Лагутину.
— Пожалуй, здесь больше подошла бы женщина… — задумчиво проговорил Александр Дмитриевич.
— В каком смысле? — не понял Вадим.
— Я просто думаю, женщина могла бы понять этого психолога лучше. Психологи больше расположены к женщинам. — И Грибанов посмотрел на мать.
— Ты хочешь, чтобы к нему пошла я? — У Екатерины Иннокентьевны вдруг стало такое лицо, словно ей предложили нечто совершенно немыслимое, например, полететь в космос или поплавать среди акул.
— А почему нет?! — вдруг вскипел сын. — Ну не Лида же!
Лидия Сергеевна мгновенно вжалась в спинку кресла и ошарашенно захлопала ресницами.
— Она и так на грани истерики! Она сорвётся и всё сорвет нам! А ты опытная женщина и у тебя всегда была железная выдержка! И вообще… женщины твоего возраста, — выдавил Грибанов извиняющимся тоном, — вызывают меньше подозрений. Ну… ты понимаешь…
— Да, я понимаю! — Голос Екатерины Иннокентьевны прыгнул гуда-то высоко вверх. — Старухи безопасны. — Голос ухнул куда-то глубоко вниз. — Но я не могу.
— Господи, мама, никто не называл тебя старухой! — Александр Дмитриевич поморщился и принялся тереть шею, словно пытаясь разогнать застоявшуюся кровь. — Просто я хочу сказать, что из вас двоих только ты…
— Я не могу! Я никак не могу! — с надрывом повторила Екатерина Иннокентьевна. — Моих нервов тоже не хватит, я тоже всё испорчу, честное слово! Я, конечно, держусь и буду держаться, но… Я слышала карканье вороны… сегодня… вечером… Я так испугалась!
— Ну и что?! — рявкнул Грибанов. — Я тоже слышал! Сегодня! Днем! И что?! Ты никогда не слышала ворон?
— Я никогда не слышала их из нашей квартиры. Это какой-то знак, Саша! Дурной знак, — почти прошептала Екатерина Иннокентьевна.
— Я тоже слышала… кажется… — пролепетала Лидии Сергеевна, и в её глазах отразился испуг.
— Когда кажется, креститься надо! — резко оборвал Грибанов. — На большом дереве, которое в нашем дворе, раньше собирались стаи ворон. Но их оттуда вывели. Возможно, кто-то ещё по старой памяти случайно залетает. А вы обе панику наводите! — Несколько секунд помолчал и произнес: — Черт с ними, с воронами. А всякие предрассудки вообще оставьте, иначе я вас обеих не к психологу, а к психиатру направлю. Но коли с вами и психологом не получается…
— Я что-нибудь придумаю, — сказал Борисевич. — Я найду варианты, как с этим Казиком состыковаться и его основательно прощупать.
Он не знал, как будет эти варианты искать. На тот момент он просто пообещал — твердо и уверенно. Как и должен был пообещать начальник службы безопасности. А потом всю дорогу до дома думал над этой вроде бы не самой замысловатой задачей, у которой пока никак не находился ответ. Это в книжках герой приходит к подозреваемому, треплется с ним о всякой ерунде, и тот за ерундой выбалтывает самое важное. Казик не выболтает и просто так в руки не дастся — в этом Вадим был уверен. Уверен до того самого момента, пока около подъезда собственного дома вдруг не услышал звонок мобильного телефона, а вслед за ним голос Риты.
Он долго и воистину с наслаждением слушал её взволнованную, полную извинений, опасений и просьб речь. В те минуты он готов был не просто закрутить с Ритой роман, как предлагал Грибанов, но даже почти жениться. Впрочем, вот именно почти.
— Я согласен вам помочь, — произнес Вадим, едва сдерживая ликование. — И я готов завтра встретиться с вашим Казиком и обсудить, что мы будем делать вместе. Только вы больше об этой истории никому ни слова.
— Что вы! — воскликнула Рита. — Я до смерти боюсь людей этого Грибанова! Если они узнают, что я всё рассказала вам, они меня просто убьют!
— Не убьют, — пообещал Борисевич и ухмыльнулся.
Вообще-то он до сих пор удивлялся, как информация, о которой знают столько людей, еще не пошла гулять по городу. Видать, его ребята и впрямь нагнали большого страха.
Лежа в постели и глядя в потолок,
