вкрадчивой ласковости совершенно серьезно сказал Казик. — Я узнал вас по фотографии в журнале "Деловая жизнь". Там статья про господина Грибанова и фотографии. На одной из них запечатлены вы.
— И моя должность написана?
Борисевич не знал ни про какой журнал. И про то, что его физиономия там пропечатана, не знал тоже. Его не интересовали все эти средства массовой информации — у него была другая работа.
— Нет, — сказал Казик, — под фотографией стояла подпись "Грибанов со своей семьей".
— Тогда откуда вы узнали, кто я есть?
— А мне это сообщил Виктор Эдуардович Лагутин. Неужели вы не догадались?
— Почему я должен догадываться? — Вадим по-прежнему осторожно ступал по зыбкой почве.
— Потому что вчера, судя по всему, ваши люди за мной следили. Вообще-то мне следовало сообразить, что вы никак не обойдете неустанным вниманием салон Феклистова, возьмете на карандаш каждого, кто там объявится, в том числе Антона Федоровича Ряшенцева, заинтересуетесь моим весьма долгим в салоне времяпрепровождением и проследите, куда я отправлюсь дальше. Да, мне следовало сообразить, однако я упустил из виду это простое в принципе обстоятельство.
— Как же вы так прокололись? — позволил себе издевку Борисевич.
— Вероятно, чисто интуитивно не предал этому особого значения. А когда вы вчера ко мне пришли, сразу всё понял. И, поверьте, нисколько не расстроился. И уж совсем обрадовался предложению Маргариты Викторовны оказать ей помощь в компании мужчины, в котором, по описанию, я сразу признал вас. Особенно примечательным было описание вашего голоса. "Такой тихий, мягкий, очень приятный. Прямо как у доброго доктора". Она рассказала мне о вашем исключительно благородном поступке и, поверьте, говорила о вас с большой симпатией. Вы молодец, Вадим Юрьевич, с психологической точки зрения вы нашли совершенно беспроигрышный ход, как познакомиться с нужной вам женщиной. Даже пожертвовали своей одеждой и лицом. — Казик почти с восхищением глянул на кусок пластыря, который по-прежнему красовался на лбу Вадима. — Хотя, по моему мнению, ваши коллеги несколько перестарались. Маргарита Викторовна поверила бы вам и без такой натуралистичности.
— Те люди были не моими коллегами. — Борисевич потрогал пластырь и поморщился.
— Да? — удивился Аркадий Михайлович.
— Я действительно планировал так, как вы сказали. Но на Еланцеву напали другие люди.
— Какое странное совпадение…
— Более чем. И вот с этим как раз разбираются мои коллеги. Если это стечение обстоятельств, то и чёрт с ним. Если на Еланцеву напали те, кто похитил Карину, то зачем? Они могли с ней поквитаться в туалете салона. А если это некто третьи… то кто они такие и чего добивались?
— Так ей не исключено угрожает опасность? — встревожился Казик.
— Не исключено, но мои люди её охраняют. Тайно, разумеется.
— О! Тогда можно особо не волноваться, — тут же успокоился Аркадий Михайлович, умиротворенно сложил руки на животе и даже глаза прикрыл. Ни дать ни взять вознамерился вздремнуть. Потом вдруг повел носом, словно принюхиваясь, вскинул веки, с любопытством уставился на Борисевича, — А почему вы не спрашиваете, что меня связывает с господином Лагутиным и почему господин Лагутин так озаботился дочкой господина Грибанова? Вы ведь наверняка догадались: если господин Ряшенцев присутствовал при похищении, если потом появился я, если после салона я отправился к господину Лагутину… то совершенно очевидно, что господин Лагутин проявил вполне конкретный интерес.
Именно это интересовало Вадима больше всего. Но именно этот вопрос он остерегался задавать напрямую. Казик явно вёл свою игру, явно прописал свой сценарий, и пока Борисевич вынужден был его сценарий принимать. И не делать поспешных шагов. Пусть первым ступает этот толстяк, а уж там посмотрим: то ли двинуться следом, то ли рядом, а то ли обогнуть на повороте.
— А зачем мне спрашивать? — с легким равнодушием пожал плечами Борисевич. — Вы же сами захотели со мной столкнуться, значит, сами всё и расскажете.
— Я захотел не столкнуться, — последовала немедленная поправка, — а соединиться. Это две большие разницы. Вы согласны?
— Допустим.
— А знаете, почему я этого хотел?
— Вероятно, сообразили, что, просто налетев на меня, можете изрядно поломать себе кости. — Вадим критически посмотрел на круглые бока Казика и прикинул, что до костей добраться, пожалуй, будет трудновато. — И решили стать моим союзником. Вот только вряд ли это одобрил бы господин Лагутин.
— О! Даже боюсь об этом подумать! — горячо заверил Аркадий Михайлович. — Но что делать бедному еврею, когда его со всех сторон обложили данью?
— Ну вот что, хватит! — Борисевич вдруг обозлился. Всё это кружение вокруг да около, многозначительные ухмылки и словесные пируэты ему действительно надоели. Он и сам умел кружить, ухмыляться и выписывать пируэты. Ничем таким его не удивишь и не запутаешь. Одно раздражение вызовешь. — Такой бедный еврей, как вы, всегда припасет себе что-нибудь на черный день. А потом еще окажется богаче двух не самых бедных русских.
— А вы случайно не антисемит? — с нарочитой встревоженностью осведомился Казик, и Вадим понял, что этого "колобка" просто так не ухватишь. Вывернется, выскользнет и укатит туда, куда захочет.
"Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел…" Чёрта с два кому-то удастся повторить фокус лисы.
— Мне наплевать на любые национальности и на вашу тоже, — сказал Борисевич. — Мои люди навели о вас справки, вы действительно психолог, хотя мы несильно копались в вашей биографии. Надо будет, покопаемся получше и выкопаем что-нибудь интересное. И сообразим, зачем Лагутину вы могли понадобиться в деле, которое никак к вам не лепится. Хотите, чтобы мы серьезно говорили? Я готов. Но если вы хотите мне морочить голову, то не надейтесь.
Вадим попытался встать, но Аркадий Михайлович ловко ухватил его за локоть.
— У меня просто своеобразные манеры. — В голосе Казика проскользнули извинительные нотки. — Но я ни в коем случае не хочу морочить вам голову. И хотя моя сестра Софочка часто называет меня вруном, в данном случае говорю чистую правду.
— Вот и говорите, — буркнул Борисевич.
— Я сам, по доброй воле, пошёл с вами на контакт по нескольким причинам. Прежде всего потому, что я… м-м-м… не самый смелый человек. Да-да. Когда-то я перешел дорогу весьма крупному чиновнику и за это поплатился. Я всю жизнь жил в Киеве и вынужден был бежать в Сибирь. С тех пор я сильно побаиваюсь людей, которые сидят в высоких чиновничьих креслах. У меня никогда не было серьезных конфликтов с крупными бизнесменами, но я догадываюсь, что они тоже не ангелы. И вот теперь представьте: меня вызывает большой чиновник Лагутин и весьма настоятельно предлагает разобраться, кто похитил дочь большого бизнесмена Грибанова. Причем сделать это в абсолютной тайне. Что я должен был предпринять? Вы
