Дом сиял светом сверху донизу и сверху донизу был пуст. Никого не было ни в холле, ни в столовой с камином, ни в коридоре второго этажа. В некоторой растерянности Лола остановилась у двери своей спальни. То есть не своей, а той, в которой она спала прошлой ночью — может быть, просто гостевой?
«Надо его найти? — подумала она. — Или наоборот, лучше не искать?»
Никаких подсказок о том, как лучше поступить, вокруг нее не было. И было понятно: в этом доме, с этим человеком, их не будет никогда.
Лола толкнула дверь спальни, нащупала выключатель.
— Могла бы обойтись без психологических экспериментов. — Его голос прозвучал одновременно со вспышкой света; Лола вздрогнула от неожиданности. — Я же тебе, кажется, ясно сказал: мне не нужна женщина, которая делает не то, что я хочу.
Роман лежал на кровати поверх покрывала. При виде Лолы он не встал, а только положил себе на живот книгу, которую до сих пор держал в руках. Видимо, свет он выключил только что, услышав ее шаги.
Что ответить на эти его слова, она не знала. Можно было сказать, что она вовсе не думала ни о каких психологических экспериментах, но в таком ответе он сразу расслышал бы желание оправдаться, а этого она не хотела.
— Если бы ты вдобавок сказал, чего именно от меня хочешь, то мог бы предъявлять претензии, — сердясь на себя за желание угодить ему своим ответом, произнесла Лола.
— Ложись — скажу. Вернее, покажу. Иди-ка сюда.
Он бросил книгу на ковер и развязал пояс своего халата. В этом не было страсти, но было что-то другое — то, чему Лола не знала названия, и что, не зная, называла поэтому неожиданностью. В самом деле — глядя на его недовольное лицо, на презрительно кривившиеся губы можно было ожидать чего угодно: что он станет нудно ее отчитывать, что пригрозит ей чем-нибудь, что попытается оскорбить, даже ударить… Но только не того, что он без предисловий и объяснений распахнет халат, под которым ничего нет, и проведет по своему голому животу таким движением, от которого Лола остолбенеет, не зная, что сказать, и чувствуя только, как кровь бросается ей в лицо.
— Сюда, сюда, — повторил он, похлопывая себя между ног. — И прямо по дороге раздевайся, не теряй времени. Люблю стриптиз.
Черт его знает, чего он ожидал! Что она смутится, обидится, отшатнется? А может, ничего он не ожидал, кроме того, о чем и сказал с той прямотой, от которой она терялась?
Думать об этом было некогда, да, по правде говоря, и не хотелось ей об этом думать. А хотелось почему-то одного: как можно скорее преодолеть несколько метров, отделявшие ее от этого непонятного мужчины, который лежит голый поверх покрывала и разглядывает ее с холодным вниманием, как инфузорию под микроскопом.
— Сама ведь хочешь, чтобы я тебя трахнул. Вон, глаза еще больше позеленели, — усмехнулся Роман. — Ну и делай, что хочешь. Не так уж много у тебя желаний, по-моему. Хотя бы какие есть не сдерживай.
«Ангельское» платье снялось легко, как кожа с Царевны-Лягушки. Оно просто упало на ковер, как только Лола расстегнула несколько пуговиц на груди и повела плечами.
— Это оставь, — приказал Роман, когда она закинула руку назад, чтобы расстегнуть узкий черный лифчик. — Смотрится эротично, с ним я сам разберусь.
И, больно сжав ее запястье, с силой притянул к себе,"и поцеловал в шею плотно сжатыми губами.
— Ты понятливая. — Он потянулся — с хрустом, с нескрываемым удовольствием. — Быстро усваиваешь, как в койке себя вести. Если бы я лично не сломал тебе целку, то подумал бы, что ты еще и опытная. А так — откуда бы?..
Лола с удивлением поняла, что ее уже не смущают такие его речи — внятные, прямые, в которых он все называет… не то чтобы своими, а какими-то грубыми именами.
— Генетическое чутье, — усмехнулась она. — Доставить удовольствие мужчине — это у таджикской женщины в крови.
— Если бы это твое чутье распространялось за пределы постели, тебе цены бы не было. Вот о чем я тебя должен предупредить. — Его голос из довольного стал жестким. — Обычно я целый день на работе, так что ты с утра до вечера будешь предоставлена сама себе. Мне тебя развлекать некогда. Можешь заниматься, чем хочешь. Надеюсь, ты не вздумаешь трахаться с охранниками, этого я не потерплю. Все остальное — на твое усмотрение. Листай журналы, слоняйся по магазинам, обертывайся водорослями, складывай паззлы — понятия не имею, что тебе нравится, да мне это и неинтересно. Но когда я дома, ты должна появляться но первому свисту. В койке, в соседней комнате — это смотря по обстоятельствам. По моим обстоятельствам, а не по твоим. Чтобы я полночи ждал, пока ты наболтаешься с соседскими бабами, — такого не будет.
— Это и есть подробности нашего сексуально-бытового соглашения? — вспомнила Лола.
— Да. Если тебя это не устраивает, я просто дам тебе денег. И задерживать не стану. Можешь ехать к родственникам, или куда ты там хотела, в общежитие? Но ты мне, не буду скрывать, подходишь, поэтому я предпочел бы, чтобы мое предложение тебя устроило. По-моему, оно гораздо приятнее, чем предложение руки и сердца. Или ты жаждешь романтики?
«Я — жажду романтики? — холодно, как о посторонней, подумала Лола. — Вот это уж точно нет».
— Твое предложение меня устраивает, — медленно проговорила она. — Примерно так, мама рассказывала, жили все мои предки по женской линии. Да и она жила бы… — Впрочем, объяснять Роману, почему ее мама жила иначе, Лола не собиралась. Что толку рассуждать об абстрактных вещах, когда реальные обстоятельства складываются так, как складываются, и никогда не сложатся по-другому? — Меня все устраивает, — повторила она. — И изменять тебе с охранниками я не буду.
— Изменять! Что, «трахаться» не можешь выговорить? — догадался Роман. — Ничего, научишься, губки у тебя подвижные. Ну, а раз тебя все устраивает, то губками и поработай. Нет, не здесь — пониже, пониже… Забыла? Молодец, не забыла… Ага, и языком, правильно… Черт тебя знает, от каких ты предков этого набралась, но до чего ж классно у тебя выходит!
ГЛАВА 10
Конечно, это была не какая-нибудь другая, а та самая страна, в которой он родился и вырос.
Даже на выцветшем куске розовой ткани над пыльной привокзальной площадью было написано «Хуш омадед!» — хотя и непонятно, но русскими буквами, и можно было догадаться, что это означает «Добро пожаловать!»
И все-таки жизнь здесь была совсем другая, и не заметил бы этого разве что слепой.
Когда Василий спросил сидевшего под огромным раскидистым деревом таджика в засаленном ватном халате, не знает ли он, как пройти к управлению геологии, тот отставил пиалу с зеленовато-желтым чаем, поднялся и проводил Василия до самого здания — два квартала. А когда Василий стал благодарить, то лишь улыбнулся, сверкнув ярко-голубыми глазами, и сказал что-то по-таджикски. Понятно было, что он вообще не понимает по-русски и в речи Василия распознал только слово «геология». И точно так же было понятно, что он и представить себе не может, как это — не проводить приезжего человека туда, куда ему надо.
