Жизнь уходит.
Ты одна.
И я один.
* * *
За все, что выстрадал когда-то,
За все, чего понять не мог,
Две тени-
Зека и солдата-
За мной шагают
Вдоль дорог.
После боев
Святых и правых
Молитву позднюю творю:
Следы моих сапог кровавых
Видны –
Носками к алтарю.
Есть в запоздалом разговоре,
Есть смысл:
За каждый век и год,
Пока не выкричится в горе,
Пока не выплачется в горе,
Любя, душа не запоет.
(Из сборника «Свобода – тягостная ноша»)
137
ЧЕТВЕРОСТИШИЯ
В прозаической миниатюре «Еретикон» критик Сергей Фаустов назвал Сопина
японским поэтом, аргументировав цветисто: «Я мечтаю его стихи читать на японском
языке - написанные иероглифами. Иероглифы изображают разорванную колючую
проволоку империи гостеррора и лжи. Они изображают колючую проволоку человеческой
глупости. Стихи Сопина разрывают колючую проволоку несвободы, поэтому они должны
быть написаны иероглифами! Я это утверждаю с восклицательным знаком».
Вряд ли японец согласился бы с таким оди- озным толкованием своего
исторического пись-ма, но по краткости и афористичности некоторые стихи
Михаила действительно приближаются к китайско-японским формам хэйку или танка.
Некоторые из них возникали как четверостишия сразу. Привычная картина: Миша
ходит по комнате взад-вперед, рифмует и вдруг выдает нечто, что немедленно надо запи-
сать. Нередко просит сделать это меня, чтобы не искать очки. Предлагается вариант. Этот
процесс может растягиваться на месяцы и годы, двигаясь как в лучшую, так и в худшую
сторону. Наши мнения расходятся, мы начинаем спорить, даже ссориться... Сходимся на
компромиссе: «Пусть полежит».
Другие четверостишия представляют собой концовки стихов с «разгонным» нача-
лом, которое впоследствии урезалось самим автором. Наконец, некоторые мини-стихи
возникают в памяти из утерянного. Возможно, это не самый плохой путь отбора: повто-
ряли часто, вот и запомнили.
* * *
Россия, властная держава...
В эпоху черного крыла
Твоя незыблемая слава
Моей трагедией была
* * *
Мои глаза - как два провала
На поле снежной целины
Глядят сквозь века покрывало
Из затаенной глубины.
* * *
Далекая луна по травополью.
Иду сторонкой от грызни земной.
И боль моя становится не болью,
А частью жизни, сросшейся со мной.
* * *
Я видел жизнь
Без войн, без зон, без плача...
Мне снился сон.
А наяву – иначе.
* * *
Есть свет в осмысленной беде!
Нет смысла – с вымыслом бороться.
Я знаю: никогда, нигде
При жизни жизнь не удается.
138
* * *
С тех пор, как был распят Христос,
Войной шла милость на немилость.
Так много крови пролилось,
Чтоб ничего не изменилось.
* * *
Мне страна подарила
Стальной, не терновый венок.
Я за несколько лет
Стал на десять веков одинок.
* * *
Чужое – деспотии запах стойкий:
Бесправие. Героика. Попойки.
Свое – случайной жалости словцо
И памяти разбитое лицо.
* * *
Молитвы. Плач. Песни и пляски.
И в этом зверином лесу
Себя в инвалидной коляске
Я в «светлое завтра» везу.
* * *
Россия. Снега. Занавески.
Дорога безлюдна, пуста.
Но гордо мычат по-советски
Зашитые болью уста.
* * *
Несет по жизни человек
Глаза и ордена
И говорит: «Двадцатый век...»
А слышится – война.
* * *
Война, война.
Распятый страхом тыл
Застыл.
Мой длится путь по лихополью.
Я общества щадящего не помню.
Безвременьем убитых не забыл.
* * *
Если гордость наша - пыль парада,
А плоды победы – дым в горсти,
С нами происходит то, что надо,
Что не может не произойти.
* * *
139
Переход затменья в темнолунье.
Ни фонарика, ни бубенца.
Убивающее «накануне»
Над Россией длится без конца.
* * *
Шел в коммуну паровоз.
Оказалось – мимо.
Утонул в потоке слез,
Ни огня, ни дыма.
* * *
Строят невольники волю
Не на года, на века…
Пафос, запекшийся болью,
В светлых зрачках дурака.
* * *
Горбя до треска сухожилий
За пайку, водку и пшено,
Вы митингуете, как жили –
Тогда, когда разрешено.
* * *
Эпоха следствий и причин –
Исконно наше постоянство.
Средь переменных величин
Незыблемы война и пьянство.
* * *
Я тону в людской словесной ржави:
Не кочевник и не вечный жид.
Жизнь моя принадлежит державе.
Смерть моя принадлежит державе.
Что же лично мне принадлежит?
* * *
Ты один, я один, каждый смертный один...
Вместе – пасынки века.
Я ищу тебя средь лиховертных годин,
Где ты, сын человека?
* * *
Стынет мысль. Угасают лета.
К этим дням не теряй снисхожденья!
Может, вера твоя – слепота?
Может, правда твоя – клевета?
А сужденья твои – заблужденья?
140
* * *
Над весной моей – белым-бело.
По былому – снега намело.
Давняя обида и беда –
Со стекла оконного вода.
* * *
Тихо-тихо-тихо
Облетает снег
Нынешнего лиха
В мой вчерашний смех...
* * *
Если нет жизни иной –
Радость уходит, слабея.
Смейтесь, друзья, надо мной,
Смейтесь до горе-забвенья.
* * *
Мир проигрывает раунд.
Хлеб золой боев пропах.
Мои мысли отмирают.
Мои просьбы догорают
На обугленных губах.
141
![]()
НА ДАЛЬНИЙ СВЕТ, СКВОЗЬ НАЛЕДЬ ОКОН...
Все началось буднично:
мы купили компьютер. Пришла
вологодская писательница
Галина Щекина, пощелкала
клавишами:
- Стихи можно ставить
здесь. На сайте «Стихи. Ру»
регистрируют всех.
Так началась новая
жизнь. Это было в январе 2003
года.
Мне нравится это
веселое сочетание: «Стихи.Ру»,
«Стихира», нечто среднее
между стихами и стихией, а посередине твердый, раскатистый стерженек. Или так: стихи
и египетский Бог солнца Ра.
Про этот невероятно разбухший, расхристанный, неопрятный, немного
хулиганству-ющий сайт, где могут «оправиться в обеденное блюдо» и неожиданно тепло
поддержать, говорят разное. Но именно здесь Михаил нашел то, чего не имел никогда –
свободный выход к массовому читателю. Признаюсь честно: нечистот, которые порой
появлялись возле наших имен, мы не читали. А на отношения с близкими по духу это не
влияло.
У нас появились друзья в разных странах. Михаил заинтересованно читал чужие
