На этот раз Гуров увидел Любу в здании МУРа. Женщина сидела в кабинете Волкова, стискивая ручки дамской сумочки, как будто это были вожжи непослушного коня. Сейчас она была совсем другой, чем тогда, во время первого допроса в загородном доме Загладина, более испуганной, что ли.
– Скажите, – спрашивал Волков, – как давно вы работаете в доме Загладина?
– У Михаила Васильевича? Года два, наверное.
– Вы знаете тех людей, которые приехали к нему на вечеринку в день убийства полковника Еременко?
– Так я же их не видела. Я только слышала, как Михаил Васильевич звонил паре человек, приглашал, а так, чтобы в лицо всех видеть, кто приехал… я же ушла к тому времени.
Гуров понял, что Волков пытается запутать свидетельницу или спровоцировать ее на несоответствия в показаниях, и еле заметно махнул рукой – не надо, мол. Он подсел к женщине и спросил:
– Скажите, Любовь, а кто еще видел того самого «электрика», который в тот день приходил в дом Михаила Васильевича?
– Так не было в доме никого, кто же мог видеть? Я одна была. Калитка открыта, он и вошел. Потом позвонил в дверь, я крикнула, что открыто.
– А вы чем занимались, когда он…
– А-а! Ну, конечно! – Женщина так разволновалась, что даже не ответила на последний вопрос Гурова. – Ну, видела его еще одна женщина.
– Да? И кто же?
– Инна… Фамилии я не знаю, ее Инной все зовут. Она в мини-магазинчике у нас работает. Я вспомнила, что она обещала мне захватить рыбы соленой, нарезку, у нее всегда свежая бывает. А когда на часы посмотрела, то поняла, что опоздала, Инна уже сменилась, у нее пересменка как раз в этот день была, и она сдавала товар сменщице. Я ей звоню, а она смеется, говорит, что как раз мимо моего дома идет. Раз я не позвонила, она и не стала рыбу брать. Вдруг уже не надо?
– Подождите, – предупреждающе поднял руку Гуров. – В какой момент произошел ваш телефонный разговор?
– Как раз мы болтали, а на улице стукнула калитка. Я подумала, что это Инна зашла. Не знаю, почему я так подумала. А потом мы с ней, значит, болтаем, а в дверь звонок, ну я и кричу, что открыто. Вот и все. Он, который вошел, говорит, что из… этой компании, тут я с Инной и распрощалась, сказала, что пришли ко мне. Я думаю, что они у ворот возле дома и разошлись, видела она его в лицо. Она баба любопытная, да и симпатичный он… обязательно обратила она на него внимание!
Генерал Орлов слушал сыщиков и кивал головой. Теперь все становилось на свои места. Нет, розыск Рубича, если это действительно был он, если это именно он совершал преступления, затягивался. Но теперь генерал мог спокойно принимать удары от начальства в связи с разработкой полковника Загладина. Не поставить в известность руководство в подобной ситуации было нарушением, но… победителей, как известно, не судят. Теперь Орлову есть, что предъявить начальству в свое оправдание.
– Теперь дело передадут в Управление собственной безопасности, – сказал он, поднимаясь с кресла. – Теперь они будут вплотную работать со следствием. Ладно, ребята, это вы сделали, попутно, так сказать, вскрыли сеть распространения наркотиков в Москве и канал поставки. Один из многих, но не это важно, важно то, что в своих рядах гниль раскопали.
– Вот от этой, как ты сказал, гнили стрелять хочется, до чего перед людьми стыдно! Перед теми, кто верит нам, надеется на нас. Не поверите, ребята, мне в последнее время в глаза людям смотреть стало стыдно. Впору хоть из органов бежать, – процедил сквозь зубы Гуров.
– Ну-ну, – подошел к нему сзади генерал и положил руку на плечо. – Ты это прекращай. Ты не о себе должен думать. Без органов, конечно, проживешь: жена – красавица, известная актриса, пенсия будет у тебя высокая, рыбалкой займешься или к жене в импресарио пойдешь. А вот каково органам без тебя будет? Об этом подумай.
– Как вот ты умеешь все перевернуть с ног на голову, – грустно усмехнулся Гуров. – Получается, что я и права не имею на простую человеческую слабость.
– Конечно, не имеешь, – убежденно заверил Орлов, снова начав ходить по кабинету из угла в угол. – Вот когда ты был зеленым лейтенантом, тогда имел право на слабость, имел право сомневаться и мучиться. Тогда органы были тебе нужны, а не ты им. Ты рос и развивался, а милиция тебе помогала своим существованием, тем, что приняла тебя в свою среду.
– А когда я был уже капитаном? – с интересом посмотрел на начальника Гуров.
– Ты был уже не зеленым, – вместо Орлова ответил Крячко, оторвавшись от своего ежедневника, в котором что-то быстро писал. – В капитанах ты был уже бурым, начинал краснеть. Намек на спелость появился.
– Помидорная какая-то тема, – махнул рукой Лев.
– Зато теперь ты можешь нормально думать, – тихо добавил Крячко и снова склонился над ежедневником. – Тебе встряски эмоциональные нужны. Периодически.
Гуров посмотрел на напарника и улыбнулся. Хороший мужик Стас. Всегда рядом, всегда все понимает и, главное, вовремя говорит.
– Ладно. – Он снова стал серьезным и повернулся к ходившему по кабинету в задумчивости Орлову. – Допросили мы эту Инну из магазина. Предъявили, как и положено, несколько фотографий, среди которых была и фотография Рубича. Она уверенно опознала его среди остальных.
– Ну и хорошо, – остановился Орлов. – Теперь мы знаем, что это был он.
– Знаем, – кивнул Гуров, – только ничего не понимаем.
– Чего мы не понимаем? – вздохнул Орлов и снова уселся в кресло.
– Убивают полковника Шамина, которого не за что было убивать, потому что он просто выполнял приказ, угрожают генералу Волжанову, который вообще тут седьмая вода на киселе. Теперь убивают Еременко! Заметьте, ребята, странно не то, что Еременко еще меньше виноват в бедах Рубича, странно другое. Еременко вообще-то следовало убить другим людям. По логике событий! Он был напарником и криминальным совладельцем наркобизнеса с Загладиным, он был его партнером. И Загладин должен был хотеть его смерти, чтобы держать все в одних руках. Это у Загладина был еще один повод убить Еременко, который, по некотором сведениям, появившимся в деле, хотел выйти из игры. А у нас всюду маячит Рубич, как бельмо на глазу!
– Главное, маячит, – хмыкнул Крячко, – а мы его так ни разу даже за руку не подержали, не то чтобы за нее схватить.
– Вот-вот. Он ведет себя как маньяк, свихнувшийся на почве мести, но творит дела очень умно, он нас постоянно переигрывает. Не бывает такого, Петр, все это неправильно.
– Да-а, – протянул генерал, – это меня тоже смущает. Двух матерых сыщиков водит за нос пацан. Где-то мы с вами, ребята, в концепции ошибаемся, что ли.
12 апреля 2003 года.
Северо-Западный Афганистан, севернее города Герат
Язык фарси, на котором говорят персидские народы, Рубич слышал несколько раз. Среди наемников, которые переходили границу Чечни и участвовали в террористической деятельности, иногда вместе с арабами попадались и афганцы. Естественно, Рубич не мог отличить западный фарси от пушту, но в целом произношение, звучание слов и предложений он узнал. И сейчас за пределами этой комнаты или этого дома он слышал на улице голоса, говорившие на фарси.
Пробуждение было странным. Сразу всплыло откуда-то из подсознания что-то слышанное про тяжелый наркотический сон. Так это был сон или воспоминание? Каменные оштукатуренные стены, деревянный потолок, железная кровать с сеткой, которая так знакомо под ним скрипела. И чистое постельное белье. Укол был, даже несколько уколов. Это вспомнилось. Он пришел в себя, когда его мотало по железному полу в какой-то машине, и он успел увидеть за окном горы, затем снова впал в небытие. Самолет? Самолет тоже был? Гул турбин, болтанка с подъемами и резкими падениями, и неудобный ящик… Его везли как в гробу в каком-то ящике, сдвинув крышку во время полета, чтобы он не задохнулся.
Дверь не толкнули, а пнули ногой. Наверное, дверное полотно было тяжелым, потому что от удара задрожал весь небольшой дом, но дверь отворилась неохотно и не полностью. Чья-то рука с закатанным по локоть рукавом зеленой куртки помогла ей открыться. Человек, вошедший в комнату, был европейцем лет сорока. Обритый наголо череп, полувоенное мягкое кепи, защитного цвета куртка и бриджи, заправленные в песочного цвета высокие армейские американские ботинки. Чувствовалось, что под всей этой амуницией крепкое, жилистое тело.
– Вы проснулись? – почти без акцента спросил незнакомец и бесцеремонно уселся на соседнюю койку.
Только теперь Рубич увидел, что в помещении было шесть таких коек с родными и близкими русскими армейскими тумбочками. Он даже инвентарный номер разглядел на обшарпанном боку соседней тумбочки. Гостевая комната, казарма для маленького подразделения, госпиталь, тюрьма? Раковина в углу и бачок из нержавеющей стали над ней литров на пятнадцать. Водопровода нет. Туалета, как в тюремной камере, тоже.
